Страница 6 из 33
- Да, каких только идей не воплощали в жизнь в нашем лагере… Среди других ставили опыты по прямому забору силы у магов. Сам по себе слабый маг или сквиб никакой ценности не представляли, но вот те крохи силы, которыми они обладали, могли пригодиться… Над оборотнями тоже проводились такие эксперименты – ведь большинство оборотней в те времена сохраняли свои магические способности. …Моему братику Янису всего девять было. Отвели его вместе с другими детьми в «белый домик» - лазарет… Что там делали с ними, я не знаю, знаю только, что после он только три дня пожил…
…Что касается самой Элки (а именно так стали звать Элеонору Маркельс после того, как выбили у неё на руке клеймо), то выжить в нечеловеческих условиях ей удалось только чудом.
- Глюк белого фестрала, но эти ублюдки сначала хотели завербовать меня в свою армию, - голос у Элки снова стал злым и резким.
У Берты глаза на лоб полезли.
- Как?
- Ну, они считали, что в обмен на жизнь и свободу человек способен на многое. А оборотень, владеющий палочкой, - ценный кадр.
- И ты…
- И я на первом же допросе по поводу моей лояльности плюнула в морду начальнику лагеря.
Ответом на такую любезность могло стать заклинание Авада Кедавра, но, видимо, у начальства было хорошее настроение, и девчонку просто посадили в карцер. А потом…
- Ну, да. Всех новичков обычно осматривали лагерные медики – годятся ли в лабораторию для опытов. Я же говорю, идеалам Гриндевальда служило много учёных…
Да… И один из них, смешной долговязый очкарик, приметил рыжую девчонку с яркими карими глазами. Внёс её в списки подопытных для лаборатории, которой руководил, - и тем самым спас этой девчонке жизнь. Потому что никаких лекарств там на Элке не испытывали, зато кормили по-человечески, и жила она во вполне удобной каморке для прислуги.
Человека, устроившего ей такую сладкую жизнь, звали Ганс Химмель. Он был чистокровным волшебником и невероятно талантливым зельеваром. Гриндевальд любил таланты и создал Химмелю отличные условия для работы. Конечно, учёный был ему полезен, потому что успешно создавал новые лекарства, и его лаборатория бесперебойно снабжала ими всю «Армию Света».
…А для самого Ганса Химмеля существовала одна только наука. И до поры он и не задумывался об этической стороне вопроса.
Один Бог ведает, что заставило чистокровного мага прийти на выручку незнакомой девчонке-оборотню. За то долгое время, что он прятал Элку у себя, они перемолвились едва ли десятком слов – Химмель не говорил по-литовски, а Элка из немецкого языка усвоила только команды…
- Нет, ты не думай, ничего у нас не было, он до меня и пальцем не дотронулся. Потом только, года через два… А до того я кем-то вроде горничной у него служила. Вот тогда-то и наслушалась всякого-разного. К нему часто важные люди приходили, говорили обо всём, о Гриндевальде, о великих идеях. Я же всё время рядом крутилась. Потом-то по-немецки уже хорошо понимала, - пояснила Элка.
- А дальше?
- Дальше… Дальше я убила Ганса Химмеля.
- Нет! Ты…ты не могла этого сделать! Это подло… Ты не могла.
- Не могла, говоришь? – Элка усмехнулась. – А вот они смогли… Они смогли погубить двух беспомощных стариков, смогли замучить девятилетнего ребёнка. Они всё это смогли, понимаешь? Когда погибли мои родители, я поклялась отомстить за них. Да, за два года лагеря я успела остыть. Да, я успела по-девчоночьи влюбиться в Ганса, - она улыбнулась светло, по-настоящему. – Он ведь до последнего вёл себя со мною, как рыцарь. Ни словом, ни намёком понять не дал, что надо бы мне расплачиваться за гостеприимство. За то, что ему пришлось обманывать своих – из-за меня. Он говорил, что я – слишком ценный экземпляр для черновой работы… Он хотел создать Волчье противоядие – и сколько оборотней погибло во время экспериментов! И что это была за смерть…
Элка замолчала.
- Не сбылась его мечта. Я случайно узнала, что стало с моими родными. И поняла, что пора. В тот же вечер пришла к нему…ну, и сама…предложила. До последней минуты не верила, что согласится! Слишком велика была его порядочность…да и что я для него? Так – волчица… А он всё-таки любил меня. Любил и ждал – ждал пока я вырасту, пока забуду, пока прощу… Не дождался. …Долгая это была ночь, самая долгая в моей жизни, бесконечная просто… Я-то сперва думала, он, кроме своих пробирок, ничего на свете не замечает. А он замечал, всё замечал, всё обо мне знал, больше, чем я сама о себе знаю… После всего, помню, лежала и плакала. Тихо, чтобы он не слышал. …А под утро глотку ему перерезала. Потом взяла его палочку и ушла из лагеря.
- То есть как – ушла? – Берта настолько была убита услышанным, что не могла спросить ничего более толкового. – Там же…охрана, наверное?
- А что мне охрана? За два года во мне столько ярости накопилось. Да и магии – достаточно. А уж как мне в руки палочка попала…одним магическим всплеском можно было весь лагерь в руины превратить.
- Элка…Элеонора! Но ведь можно же было как-то иначе!..
- Без трупов? Нельзя. Ты не представляешь себе, что такое ненависть. А я их всех ненавидела…ненавижу. Вот смотрю на тебя: глаза твои, речь твоя, запах твой – всё о них напоминает. А Ганс…он ведь тоже был – как они. И я его ещё больше ненавижу – за то, что он меня любил. За то, что сама его полюбила.
- Ты…любишь его, - вырвалось у Берты. – Всё ещё.
Если забываешь об имени, если остаётся только короткое «он», то «он» - единственный. У бога не может быть имён.
Ответом ей послужила горькая усмешка.
- Тогда мне нужно было просто уйти. Куда-нибудь. Я и пошла – одна, пешком через всю Германию. Гриндевальд считал центром будущей Счастливой Империи Берлин. Вот туда я и отправилась. Убить хотела, - усмехнулась Элка. – Но, конечно, это было бы невозможно. Зато… Но ещё в лагере я много чего наслушалась. Гриндевальд был сильным магом, но, уж конечно, не всемогущим. И вся его неуязвимость на самом-то деле заключалась в одном древнем магическом артефакте, неизвестно, как и откуда к нему попавшем.
- Что же это было?
- Доспехи. Магические боевые доспехи. Они могли отразить любое заклинание, защитить практически от чего угодно. Убить Гриндевальда мне, ясное дело, не удалось. Но отомстить, лишив его такой драгоценности, у меня получилось.
- Ты выкрала доспехи?! – шок был грандиозный.
Элка кивнула.
- Я до сих пор не понимаю, как это вышло. Вернее, д о к о н ц а не понимаю – кое-какие соображения у меня имеются. Видишь ли, магически зачарованные вещи впитывают в себя часть души мастера, который их создал. Попросту говоря, такие вещи умеют думать, умеют помнить. Вот. И эти доспехи – не исключение. Они сами выбирают себе хозяина. Так уж вышло, что тогда они выбрали меня…
- А дальше?
- Дальше? Ну, дальше-то мне с таким артефактом в Европе делать было нечего. Думаешь, один Гриндевальд за этими доспехами охотился? Да нет… По Европе давно слухи ходили, один другого чудней. Так что, при первой возможности я уехала сюда, в Британию. Здесь в то время было поспокойнее. Массовая истерика до острова ещё не докатилась. …Нашла я себе лесок неподалёку от Лондона, устроилась. А года через три – новость: Альбус Дамблдор в честном поединке победил Геллерта Гриндевальда! Что ж, говорят, они были близко знакомы, едва ли не лучшие друзья… Уж конечно, Дамблдор знал, куда вернее ударить.
- Элеонора, - назвала её Берта тем, прошлым, именем, - а зачем ты рассказываешь всё это – мне?
- А это и есть дело, из-за которого я тебя вытащила.
- Так эта…вещь до сих пор у тебя? – внезапно дошло до Берты.
- Пойдём, - вдруг сказала Элка и быстро поднялась с травы.
Берта послушно отправилась за вожаком. Путь их лежал как раз к Тёмной Топи.
- Почему, думаешь, это место так называется? – заговорила по дороге Элка. – Раньше-то здесь озеро лесное было. Чистое, прозрачное, что твоё зеркало. А возле него охотничий домик стоял. В нём я и живу. А кругом защитные чары стоят. Для скрытности – про доспехи ведь и в Англии слышали.