Волчье Семя. Дилогия

- Что? - Вилли повторил его жест. - Надо десять деревень обойти, в двух дадут.

- По такой логике нам и пяти достаточно, - кивнул Медвежонок. - Только логика твоя неверная. Оба раза ребенка грудью кормили. И оба раза посреди леса. Это что значит?

- Не знаю.

- Это значит, что встретив в лесу ребенка, кормящие мамы становятся добрыми и радушными. А тебя они встретят или меня в Облике - не так уж и важно. Вывод?

- А хрен его знает... - Вилли окончательно запутался в рассуждениях старшего товарища.

- Эх, Кукушонок, - расстроено махнул рукой велет, - ничего ты не понимаешь в статистическом анализе. Надо искать кормящую маму!

Слов 'статистический' и 'анализ' Вилли раньше не слышал и об их значении не догадывался, а потому сразу перевел вопрос в практическую плоскость:

- И где их искать?

- Хороший вопрос! - Медвежонок сорвался с места и исчез в зарослях. Через минуту оттуда донеслись звуки борьбы и грозное рычание, плавно переходящее в жалобный визг.

- Кукушонок! Давай сюда! И проглотку эту с собой тащи!

Приказы любого из братьев Вилли давно привык выполнять без обсуждения и обдумывания, потому, подхватив сестренку, ломанулся на голос, не выбирая дороги.

- Кормящую маму нашел! - довольный Медвежонок сидел возле большого выворотня, а у его ног, распятая за все четыре лапы, жалобно скулила сквозь связанные челюсти матерая волчица. - Подкладывай сестренку к сосцам!

- А она того... - остолбенел мальчик. - Не укусит?

- Пусть только попробует! Её дело ребенка кормить, а не кусаться!

Вилли осторожно приблизился:

- Ты уверен, что её молоко Урсуле подойдет?

- А почему нет?

- Ну... Волчье всё-таки...

- Все звери - братья, - уверенно сказал Медвежонок. - Я в Хортице книжку одного антийца читал, так там вообще волки человеческого детеныша вырастили!*

- И что с ним стало? - заинтересовался Вилли.

- С антийцем? Понятия не имею!

- Нет, с детенышем.

- Сначала был волк как волк, а потом быковать сильно начал: тигру пасть порвал, собачек диких на ноль помножил. В общем, без Облика не обошлось, это точно. В конце концов совсем у него крыша съехала, к людям ушел, бедолага! Ты ребенка-то пристраивай, сам говорил, что она кушать хочет.

Поначалу соски волчицы Урсуле не понравились, но голод не тетка, и через пару минут девочка вовсю чмокала, морща нос, кривя губы, но ни на миг не отрываясь от источника пищи.

- Ну вот, - удовлетворенно улыбнулся Медвежонок. - Вопрос с кормлением решился сам собой.

- Мы чего, волчицу с собой потащим?

- Ага, - Медвежонок метнулся к зарослям и вынырнул с каким-то зверьком в руках. - С волчатами и логовом! Нет уж, пусть сидят под своим выворотнем! Мясом им заплатим, - он помахал добычей, -и в расчете.

- А что, каждый раз волчицу ловить будешь? - удивился Вилли.

- Почему обязательно волчицу? Что поймаю, то твоей сестренке сосать и придется, от барсучихи до лосихи. Заодно и пищей обеспечим свежей и разнообразной.

Пока велет говорил, из-под выворотня высунулся крохотный волчонок, понюхал воздух и, нелепо переваливаясь с боку на бок, засеменил к матери. Добравшись, убедился, что все доступы к соскам перекрыты человеческим детенышем, возмущенно запищал и попытался оттеснить младенца, но нарвался на ответный пинок. Оскалил пасть, но пустить её в дело не успел, ухваченный за шиворот сильной рукой.

- Смелый зверек, - Медвежонок внимательно рассмотрел наглеца. - Но глупый! Крысу ешь, давай, - поставил волчонка на землю и подсунул ему под нос свою добычу.

Зубы зверька тут же сомкнулись на лапе нового противника. Крыса, слегка помятая, но превосходящая волчонка и размерами, и силой, легко вырвалась и развернулась в сторону охамевшего детеныша, но пальцы вильдвера задрали ее морду вверх, оголяя горло, в которое немедленно вцепились волчьи клыки.

- Хороший будет охотник, - улыбнулся Медвежонок. - Как там наша?

- Наелась, - сообщил Вилли. - Не хочет больше.

- Тогда пеленай, и двигаем. Нечего здесь загорать! ________________ * Совпадение рассказываемого Медвежонком сюжета с известным в нашем мире произведением Р. Киплинга совершенно случайно.   Глава 56

Вновь подняли шум собаки. Разом зашлись в злобном лае, временами переходившем в рычание. Псы бесились, бросались на стенку вольера, требуя выпустить их на волю. Так что стук не стал неожиданностью. Громкий, требовательный. Колотили не рукой, а латным сапогом. Ничего страшного, сапог - не таран, ворота не вынесет.

Старик усмехнулся: повадились по ночам в гости ходить. Оперся на клевец, повернул на полоборота жердь на краю вольера. Вежливо поинтересовался:

- Кого Нечистый несет посреди ночи?

- Именем Господа нашего! - разнеслось снаружи.

- Помолимся, - хозяин благочинно осенил себя знаком и начал громко читать псалом. На колени, правда, вставать и не подумал, но того сквозь ограду не видно.

За воротами помянули задницу Нечистого, но прервать молитву не решились, несколько голосов даже присоединились к песнопению. Старик, молясь, двигался по двору, наводя порядок. Там жердь повернет, здесь чурбачок передвинет. К концу молитвы оказался у ворот. Откинул засов, отошел, пятясь.

Подворье наполнилось латниками.

- С нами пойдешь, барышник! - рявкнул крупный детина с красной рожей. Сержант или капрал, непонятно.

- Староват я для армии, - еще больше перекосился хозяин. - Неужто никого моложе не нашли?

- Поболтай еще! Сам ландмейстер тебя требует!

- Меня? - изумился старик. - Ландмейстер? И зачем их святейшеству помойная крыса?

- Пытать тебя будут, дурашка, - ласково произнес второй воин. - Их святейшество нынче не в настроении, ему помучить кого-нибудь требуется, а слуги в замке кончились. Даже экономку старую удавили. Или она сама удавилась... - воин расхохотался. - Потеха...

- Во как, - протянул хозяин. - Пытать...

В испуге отшагнул назад, потерял равновесие, взмахнул руками, пытаясь устоять, рука выбила какую-то жердь...

Осыпался навес над подворьем, разом завалив троих. Из-под крыши выскользнули сучковатые бревна и закачались на цепях, снося всех на своем пути. Рухнула стенка вольера, сбив с ног еще двух человек. По упавшей стенке на святых братьев Ордена с рычанием бросилась свора. Но ни сержант, ни весельчак этого не видели. Оба лежали, уставившись мертвыми глазами в ночное небо, а через дырки в шлеме толчками выплескивалась серо-красная желеобразная масса. Дырки были аккуратные, без рваных краев, не очень-то и большие. Совершенно одинаковые, только у капрала в левом виске, а у весельчака в правом.

Это был не бой, а избиение. Латники выползали из-под завалов, уворачивались от летающих бревен, отбивались от рассвирепевших псов. На старика не обращали внимания, сначала по инерции не считая его противником, а потом... 'Потом' не было.

Старик опустил клевец, оперся на рукоять, оглядел подворье.

Один из кнехтов получил навесом по голове. Другого насадило на острый сучок, не помогла кираса. Троих задавили псы. Буран, даже насквозь проткнутый мечом, так и не выпустил горло врага. Как и Задира с почти отрубленной головой. Свора погибла вся. Тяжело псам против доспехов.

Старик наклонился, провел рукой по жесткой шерсти, грустно покачал головой:

- Прости, Буран, не было другого выхода. Не отвлеки вы их, меня бы срубили. Не тот я уже, совсем не тот. Несчастный десяток, а запыхался, словно весь день рубился.

Вздохнул, выпрямился, привычно опершись о клевец:

- Эх, Фрида, Фрида, и тебя не уберег... Не умею я беречь, только мстить могу. Рано остановился, не перевелись еще любители пыток...

Через два часа старосту Кохфельде разбудил стук в дверь. Хозяин вскочил, запалил лучину, осторожно подошел:

- Кто там?

- Франц, выйди на минутку. Разговор есть!

Староста откинул крючок.

Всадник. Странное одеяние, не то доспех, не то просто куртка со штанами. Лук за спиной, колчан на боку. Клевец в петле. Всё черное, ни малейшего проблеска других цветов. Вороной невиданной породы. Во всяком случае, староста таких никогда не видел. Огромный, куда там кроатским недоделкам! Черный всадник на черном коне. И маленький табун неказистых лошадок.