Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 9



Как уже было отмечено, Б.С. Антимонов утверждал, что использование источника повышенной опасности само по себе составляет определяющую причину возникновения вредоносных происшествий[63]. Исключая понимание ответственности за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность, как ответственности, основанной на началах вины, Б.С. Антимонов выводит причины возникновения обязанности по возмещению вреда, причиненного источником повышенной опасности, за сферу поведения его владельца с точки зрения виновности такого поведения, что, на наш взгляд, является принципиальным моментом, отличающим теорию данного ученого высокой степенью достоверности. Подобный подход имеет значимое следствие, которое заключается в том, что при наличии вреда, причиненного источником повышенной опасности, причинно-следственная связь должна устанавливаться между действием такого источника и возникшим вредом, а значит, достаточным основанием для возникновения соответствующего деликтного обязательства выступает сам факт причинения вреда в отсутствие установления факта противоправности поведения владельца источника повышенной опасности. Следствием такого умозаключения должно было явиться то, что ответственность за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих, должна была быть признана ответственностью не за вину, а ответственностью за причинение, в основе которой лежит теория риска. Однако Б.С. Антимонов выступал ярым противником теории риска (теории профессионального риска), считая ее «буржуазной», что, в конечном счете, сказалось на полноте и достоверности выдвигаемого им подхода. Это, на наш взгляд, выступает основным недостатком теории Б.С. Антимонова.

О.А. Красавчиков относительно подхода М.М. Агаркова указывал на то, что сама деятельность субъектов гражданского права не обладает повышенной опасностью; вне связи с определенными орудиями и средствами производства не может вызывать те или иные реальные изменения в явлениях и предметах материального мира[64]. Вместе с тем им критически оценивались и те подходы, которые связывали повышенную опасность деятельности с проявлением свойств вещей. Так, в адрес Е.А. Флейшиц ученый выдвигает критический довод следующего содержания: «Свойства явлений и предметов могут быть «оторваны» от их носителей лишь в ходе теоретического анализа. В реальной действительности каждое явление, каждый предмет существуют в неразрывном единстве всех своих свойств и качеств. …Владеть… «свойствами вещей» невозможно, но допустимо обладание предметами материального мира, которые наделены соответствующими свойствами, в том числе и теми из них, которые в силу своих количественных и качественных состояний могут создавать повышенную опасность для окружающих»[65].

Указанные «недочеты» тем не менее не помешали некоторым современным исследователям присоединиться к исследуемой концепции, но не путем выявления каких-либо сущностных аспектов деятельности, создающей повышенную опасность, а посредством простого «сложения» уже существующих подходов. Так, в одном из современных учебников по гражданскому праву встречаем следующее определение источника повышенной опасности: «Источник повышенной опасности – проявление исключительно в деятельности, то есть в использовании, в том числе организованном, свойств и характеристик природных или созданных человеком предметов материального мира, обладающих особой вредоносностью и неподдающихся полному контролю со стороны человека»[66]. Не разбирая данное определение (поскольку его сложно оценить не только с позиции заложенных в нем правовых конструкций типа «организованное использование свойств», но и с позиции смысла используемых автором выражений, например, «проявление исключительно в деятельности»), скажем лишь, что подобный упрощенный способ представления правового явления вряд ли может внести ясность относительно его существа.

Не отличаются оригинальностью подходы и других современных ученых. Как правило, утверждение о том, что источник повышенной опасности есть деятельность, базируется на мнении высших судебных органов, согласно которому во главе угла находится признак неподконтрольности, а точнее невозможности полного контроля за деятельностью со стороны человека. Так, А.А. Крыжановская указывает на то, что «признание гражданским законодательством той или иной деятельности повышенно опасной всегда было обусловлено уровнем развития технического прогресса на данный момент, а точнее отсутствием реальной возможности полностью контролировать практическое участие человека в какой-либо сфере»[67]. Она выделяет два основных признака деятельности как источника повышенной опасности, а именно: повышенная вредоносность, заключающаяся в возможности наступления особо тяжелых последствий для потерпевшего, и неподконтрольность, заключающаяся в невозможности немедленной остановки воздействия источника повышенной опасности в силу его объективных характеристик и повышенной сложности в эксплуатации, требующей специальной подготовки и знаний[68]. Не раскрывая существо отдельных элементов, составляющих содержание каждого из приведенных признаков (таких как: «особо тяжелые последствия», «невозможность немедленной остановки» и т. д.), А.А. Крыжановская проследила проявление этих признаков на примере использования программ для ЭВМ в различных сферах человеческой деятельности. Так, проявление признака повышенной вредоносности в медицинской сфере она усматривает в утрате данных о больных (в частности, данных о перенесенных заболеваниях, о переносимости больным тех или иных лекарственных препаратов, группе крови); в деятельности, направленной на организацию воздушных перевозок – в уязвимости программ, обеспечивающих работу воздушных транспортных средств, что может привести к авиакатастрофам; в сфере освоения космоса, в телекоммуникационной сфере – в сбоях работы программного обеспечения; в банковской сфере – в угрозе кражи и уничтожения банковской информации и программного обеспечения систем электронных платежей. Особо А.А. Крыжановская выделяет использование вредоносных программ, способных приводить к несанкционированному уничтожению, блокированию, модификации либо копированию информации, нарушению работы ЭВМ, системы ЭВМ («компьютерных вирусов», «программных закладок»). Признак повышенной вредоносности от «компьютерных вирусов» (которые разрабатываются не только в преступных целях) ученый усматривает в значительных масштабах вреда (оцениваемый числом вышедших из строя компьютеров), который причиняют сбои в работе программного обеспечения, как имуществу, так и нематериальным благам.

Не возражая в принципе по поводу выделения признака повышенной вредоносности, тем не менее, вызывают возражение как содержательное его наполнение, так и иллюстрирующие его примеры. Наступление особо тяжелых последствий для потерпевшего, о которых ведет речь А.А. Крыжановская, можно ожидать и от падения человека с метровой высоты. Что касается приводимых ею примеров, то те, которые связанны с медицинской, перевозочной, космической, телекоммуникационной, банковской сферами, имеют договорную природу, а значит, и последствия всякого рода сбоев в программном обеспечении будут рассматриваться через призму договорной ответственности. Более того, в подобных ситуациях вред причиняется не конкретному имуществу, а имущественной сфере конкретного лица. Примеры, касающиеся возможности распространения «компьютерных вирусов» можно было бы рассматривать в качестве повышенной вредоносности, однако А.А. Крыжановская вместо того, чтобы дать им оценку с точки зрения причинения вреда конкретному имуществу, оценила их с позиции масштабов причинения вреда. Вместе с тем для цели возникновения деликтного обязательства оценка дается каждой конкретной ситуации причинения вреда имуществу, принадлежащего субъекту гражданского права, или здоровью (жизни) гражданина независимо от того, был ли причинен аналогичный вред имуществу других лиц, а равно здоровью (жизни) других граждан.

63

Там же. С. 36–37.

64

Красавчиков О.А. Указ соч. С. 14. Несмотря на то, что О.А. Красавчиков данный критический тезис адресовал Б.С. Антимонову, тем не менее, он в большей степени характеризует именно позицию М.М. Агаркова.



65

Там же. С. 15–16.

66

Степанов С.А. Внедоговорные обязательства (Глава 23) // Гражданское право: учебник / под общ. ред. С.С. Алексеева. М.: Проспект; Екатеринбург; Институт частного права, 2009. С. 376.

67

Крыжановская А.А. Использование программ для ЭВМ – деятельность, создающая опасность для окружающих // Журнал российского права. 2004. № 6. С. 91.

68

Там же. С. 92. См. также: Крыжановская А.А. Гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный в связи с использованием сложных программ для ЭВМ: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 13.