Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 9



Учитывая изложенное, можно предположить, что Е.А. Флейшиц придавала большое значение деятельности «предметов материального мира», однако качество источника повышенной опасности усматривала все же не за деятельностью предметов и даже не за самими предметами, а за их свойствами. Иначе говоря, в теоретическом подходе Е.А. Флейшиц присутствует деятельность, которая, не являясь источником повышенной опасности, обладает повышенной опасностью лишь потому, что в ходе такой деятельности используются вещи, свойства которых могут признаваться источником повышенной опасности.

Сравнивая подход Е.А. Флейшиц с подходом Б.С. Антимонова, можно заметить, что у последнего речь также идет о свойствах (с той лишь разницей, что это свойства деятельности). Вместе с тем Б.С. Антимонов в качестве источника повышенной опасности имеет в виду не сами свойства, а деятельность, в которых проявляются эти свойства. Но если Е.А. Флейшиц последовательно проводила идею о том, что вред причиняется непосредственно действием источника повышенной опасности, то Б.С. Антимонов в своих рассуждениях оказался не столь последовательным и при характеристике деятельности с точки зрения правомерности указал на то, что вред личности или имуществу причиняется не самой деятельностью (которая, по его мнению, сама по себе является правомерной), а некоторыми неправомерными следствиями этой деятельности[51]. Естественно, что подобного рода отступления от единой трактовки исследуемого понятия, которые характеризуют подход Б.С. Антимонова, не могут украсить (с точки зрения достоверности и объективности) предложенную им теорию источника повышенной опасности.

Несмотря на различия в квалификации источника повышенной опасности, несомненным достоинством подходов Е.А. Флейшиц и Б.С. Антимонова выступает указание на то, что вред личности или имуществу причиняется деятельностью, связанной с использованием некоторых объектов материального мира, опасность которой выражается либо через свойства самой деятельности (Б.С. Антимонов), либо через свойства вещей (Е.А. Флейшиц).

Рассматриваемый подход в начале 60-х годов прошлого столетия получил закрепление в трудах О.С. Иоффе, утверждавшего, что ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. устанавливает особые правила ответственности не для юридических и физических лиц, а для определенного вида деятельности, связанной с повышенной опасностью для окружающих[52]. При этом он, в отличие от Е.А. Флейшиц, отождествлял понятия «деятельность, связанная с повышенной опасностью» и «источник повышенной опасности», которые, в свою очередь, рассматривал через категорию «эксплуатация». Так, О.С. Иоффе отмечал: «К разряду объектов, эксплуатация которых представляет повышенную опасность для окружающих, относится не всякая, а лишь такая техника, к которой от человека перешли не только орудия в собственном смысле, но и двигательная сила»[53]. Для того чтобы вывести общее определение деятельности, представляющей повышенную опасность, О.С. Иоффе предпринял не только попытку выделить общий признак такой деятельности, но и найти изъяны в общих признаках, предложенных «соратниками» по исследуемой концепции.

Так, относительно подхода Б.С. Антимонова, который в качестве определяющего признака повышенной опасной деятельности предлагал рассматривать опыт прошлых лет, в течение которых деятельность проявила себя в качестве определяющей причины вреда, О.С. Иоффе указывал на следующий недостаток: при ориентире на опыт прошлых лет для признания за какой-либо деятельностью признака источника повышенной опасности пришлось бы каждое вводимое в эксплуатацию техническое средство проверять на предмет проявления повышенной опасности для окружающих под углом зрения такого опыта, что, например, вывело бы из числа источников повышенной опасности Московский метрополитен, на котором за весь период его эксплуатации не произошло ни одного несчастного случая[54].

Критической оценке О.С. Иоффе подверг и признак, характеризующий источник повышенной опасности, который был предложен Е.А. Флейшиц, а именно, признак контроля человека за свойствами вещей или сил природы. По его мнению, «момент подконтрольности имеет отношение ни к вещам, ни к силам природы самим по себе, а к процессу и результатам деятельности человека, приводящего их в движение»[55].

Сам же О.С. Иоффе в качестве общего признака источника повышенной опасности называл необходимость применения особых мер по технике безопасности, что в итоге позволило ему прийти к следующему умозаключению: «Деятельность, представляющая повышенную опасность для окружающих, характеризуется тем, что она связана с эксплуатацией таких видов техники, к которым переместилась двигательная сила и которые поэтому не могут приводиться в движение помимо и вне специальных мер по технике безопасности»[56].

Вместе с тем об объективности точки зрения О.С. Иоффе говорить не приходится, поскольку, с одной стороны, сам ученый не исключал возможности случайного причинения вреда[57] (а значит, и критерий особых мер по технике безопасности здесь не срабатывает – от авторов), с другой стороны, вел речь о таких объектах, как дикие животные, яды или горючие материалы, повышенная опасность которых, по его мнению, очевидна (а значит, и не подпадает под общее определение источника повышенной опасности – от авторов) и в особом объяснении не нуждается[58].

Помимо изложенных выше подходов, основная суть которых сводится к тому, что вред причиняется непосредственно деятельностью (эксплуатацией) предприятий, механизмов, иных материальных благ, в рамках «динамической» концепции существует мнение, согласно которому деятельность как источник повышенной опасности характеризует непосредственно связь такой деятельности с лицом, ее осуществляющим. Так, М.М. Агарков в качестве источника повышенной опасности квалифицирует деятельность, которая требует проявления особо повышенной осторожности лиц, занимающихся этой деятельностью, при условии, что такая же особо повышенная осторожность требуется и от лиц, приходящих с ней в соприкосновение[59].

Такая позиция, в первую очередь, основана на том, что гражданско-правовая ответственность может наступить исключительно за противоправное поведение субъектов. При этом М.М. Агарков, акцентируя внимание на том, что при подобных деликтах существует трудность в установлении вины, приходит к выводу о том, что ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. касается случаев возложения ответственности на причинителя вреда, выступающих исключением из принципа вины. Это, по его мнению, исключает необходимость постановки вопроса о введении в отечественное гражданское право «какого-либо нового принципа построения гражданской ответственности наряду с принципом вины»[60].

Подход М.М. Агаркова к существу источника повышенной опасности подвергался критике. В частности, Б.С. Антимонов писал: «Если закон требует от «владельца источника повышенной опасности» какой-то особой бдительности, а при нарушении этой обязанности возлагает ответственность за причинение вреда, то перед нами всем известная конструкция возложения ответственности по принципу вины»[61]. Вместе с тем Б.С. Антимонов вовсе не исключал действие фактора вины в сфере деятельности, создающей повышенную опасность: «Фактор вины потерпевшего, несомненно, содержит в себе основание, но не возложения ответственности, а освобождения от нее. …За чужую вину, – если она грубая, – владелец «источника повышенной опасности» не отвечает»[62].

51

Антимонов Б.С. Указ. соч. С. 72

52

Иоффе О.С. Советское гражданское право: Отдельные виды обязательств: курс лекций. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1961. С. 477–478.

53

Там же. С. 479.

54

Там же. С. 478.



55

Там же. С. 479.

56

Там же.

57

Там же.

58

Иоффе О.С. Указ соч. С. 478.

59

Агарков М.М. Гражданское право: учебник для юридических вузов. Ч. II. М., 1938. С. 401.

60

Агарков М.М. Гражданское право: учебник для юридических вузов. Т. 1. М., 1944. С. 341.

Обращаясь к современным разработкам теории источника повышенной опасности, находим, если не дословное, то очень схожее утверждение относительно допустимости обхода критерия вины как необходимого условия наступления деликтной ответственности. Так, С.М. Корнеев отмечал, что из принципа ответственности за вину как обязательного элемента генерального деликта, имеющего общее значение, действующим законодательством делаются исключения, которые, по его мнению, не могут выступать основанием для того, чтобы отвергать действие самого принципа ответственности за вину. См.: Корнеев С.М. Основания и условия деликтной ответственности (§ 3 Гл. 67) // Гражданское право: в 4 т. Т. 4: Обязательственное право: учебник / под ред. Е.А. Суханова. М.: ВолтерсКлувер, 2008. http://lawcanal.ru (дата обращения 15.04.2014).

61

Антимонов Б.С. Указ. соч. С. 27.

62

Там же. С. 28.