Страница 16 из 30
Но временная моя попутчица, выше аттестованная мною квазинормативно, на самом деле и была тем самым словом.
В сумочке ее – среднего размера женской вещице – был примерно такой же порядок, как в бетономешалке, приготовленной к замесу с десятком композитных наполнителей.
В тесном замкнутом пространстве, лишенном карманчиков и перегородок, вперемешку лежали самые разные вещи.
Ее собственный диплом, блокнотик с адресами и телефонами, аккуратно свернутая «раскладушка» с картой Московского метрополитена, никому уже не нужные тетрадки с конспектами за три последних сессии, пять шариковых ручек всех цветов, имевшихся в «Союзпечати» (из которых писала только красная), кошелек с деньгами, жетоны на метро, трамвайные, троллейбусные и автобусные абонементы (как новые, так использованные), роман Ж. Сьюзанн «Одного раза недостаточно» в твердом переплете, четыре одинаковых карамельки в блестящих обертках и одна большая шоколадная конфета в простой бумажной, жвачка (как в надорванной пачке, так и приклеенная к чему-нибудь), три пары золотых сережек в трех разных полиэтиленовых пакетиках (с красными камешками, с зелеными и без камешков вообще), флакончик духов с распылителем, роликовый дезодорант, компактная пудреница (скользкая, как лягушка, с полустертой золотой розой на крышке), три расчески плоские и одна круглая массажная, аэрозоль с лаком для волос, восемь заколок-«невидимок» на картонке, черная тушь для ресниц в бутылочке со встроенной кисточкой и тени для век восьми цветов в одной плоской коробочке, миниатюрная точилка из нержавеющей стали, два карандаша (один не начатый, второй почти сточенный) и блеск для губ в круглой баночке, зеркальце, белый носовой платочек, запасные колготки, полупустая упаковка экстренных таблеток «Постинор», несколько предметов из того ассортимента, который я как джентльмен не буду озвучивать, и патрончик с красной губной помадой.
* * *
(В очередной раз отступив от темы, позволю себе высказать мнение, что женщина, в чьей сумочке никогда (хоть раз в жизни!) и ни при каких обстоятельствах (во время выпускного вечера, при получении диплома, перед свадьбой, после развода, на смотринах дочери, по дороге в роддом за первым внуком…) не лежала губная помада, является
ДОСАДНОЙ ОШИБКОЙ ПРИРОДЫ.)
* * *
Пока мы ехали, стояли в магазине и покупали продукты, с этого патрончика (далеко не нового, пустого на три четверти и с давно сломавшимся механизмом уборки-выпуска) соскочила надтреснутая крышечка, и…
И когда я пришел в свою ободранную комнату и раскрыл свой долготерпимый документ о полученном втором высшем заочном образовании, то обнаружил, что внутри он испачкан – в правом верхнем углу, ниже надписи «ДИПЛОМ», напротив серии и номера, чуть выше моей фамилии, остался красный след.
Я был удивлен, возмущен и раздосадован, поскольку с детства трепетно относился к сохранности своих вещей, но выяснять отношения не пошел, предпочтя потратить остаток дня на общение в Валерой Роньшиным, моим тогдашним сокурсником и нынешним известнейшим Петербургским писателем, автором детских «страшилок».
А потом собрал вещи и уехал в Уфу – кажется, даже тем же самым вечером.
* * *
Потом уже в домашней обстановке – будучи по-немецки педантичным к своим документам, даже к самым никчемным! – я пытался отчистить диплом спиртом, чего мне не удалось, поскольку помада оказалась качественной и была не чета нынешнему ширпотребу.
Пахла она приятно, вкуса ее я не знал, хотя в тот последний день к тому имелись все возможности.
Но я повторяю, что не проявил к своей спутнице знаков внимания, ни разу не дотронулся даже до ее красивой ноги – хотя (чорт меня забери совсем!!!) были же у нее какие-то ноги, и даже целых две, а
НИКАКАЯ ПАРА ЖЕНСКИХ НОГ
НЕ МОЖЕТ
НЕ БЫТЬ КРАСИВОЙ!!..
* * *
Вот и все, что было.
Больше не было ничего.
* * *
(Как давным-давно – еще в те годы, когда у меня самого кипела жизнь и что-то было впереди – уже сказала о себе героиня моего «Рассказа без названия».
Произведения, родившегося на одном дыхании, но сделавшегося программным для меня самого.
И, возможно, в самом деле удачного.
Не зря же один мой друг – писатель, человек очень талантливый, подлинный художник слова, умный, тонко чувствующий, невероятно начитанный и (что самое главное!) – абсолютно беспристрастный в своих внеличностных оценках – поставил его в один ряд с «Темными аллеями» Бунина…)
3
С тех пор прошло… почти четверть века.
* * *
Сегодня, когда я слышу голос давно ушедшего Юрия Иосифовича Визбора, поющего о том, что потом были в жизни дары и находки, мне кажется, что ко мне эти слова отнесены быть не могут.
* * *
В предположениях относительно значимости своего Литинститутского диплома для будущей жизни я оказался прав: он не дал мне ничего.
Как не дал мне по сути ничего и первый диплом, полученный на мат-мех факультете ЛГУ, и диплом кандидата наук, и выданный ВАКом аттестат доцента.
Я не реализовал ни одного из своих талантов.
Я не был востребован как танцор, певец, живописец, мастер лаковых миниатюр, график, дизайнер, прозаик, поэт, публицист, журналист, критик, редактор.
Ничего не дали мне ни свободное владение английским языком, ни умение говорить по-немецки, как урожденный саксонец (ну, в крайности – как венгр!), ни общая лингвистическая склонность, благодаря которой я без усилий мог усвоить несколько оборотов и использовать их – не для чтения книг, а для продуктивного контакта с носителями! – на идиш, иврите, польском, украинском, эстонском и даже турецком…
Сущим ничем оказалось умение выбрать правильную посуду и правильным образом употребить из нее тот или иной спиртной напиток.
Не помогли мне ни умение держать нож в правой руке, а вилку – в левой, ни ловкость разрезания авокадо, ни искусство всякий раз заново повязывать на себе галстук перед зеркалом, ни божий дар носить концертный фрак с такой небрежной грацией, будто именно в нем я и родился.
Не спасло меня даже знание того, в каком случае нужно пропустить даму в дверь, а когда – войти или выйти вперед нее.
Ну и, разумеется, ничего не стоили ни мой могучий рост, ни моя благородная осанка, ни неземная красота, ни физиогномические признаки, сообщавшие каждому встречному, что мой Iq приближается к значению 200, а словарный запас – к 100 000 единиц, ни харизматическая аура моего эго, ни даже конструктивная компонента моего либидо, не требующая никакой сублимации.
И напрасно всю жизнь я говорил «класть» и «положИть» – мог бы запросто говорить «лОжить» и «поклАсть»…
* * *
Единственную радость бытия дал мне тот факт, что в своих произведениях я создал для читателей и сам прожил вместе с героями добрую сотню иллюзорных, но разнообразных, ярких и волнующих жизней.
Ведь, не надеясь хоть когда-нибудь достигнуть Соломоновой мудрости, я все-таки давно понял, что жизнь есть не то, что с нами ПРОИСХОДИТ, а то, что нам КАЖЕТСЯ в любой отдельно взятый момент.
* * *
Моя же реальная жизнь…
4
В молодости, в те самые 30 лет, о которых пел, я со своими дарованиями представлял просто-таки прижизненный памятник самому себе.