Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 17



Если вернуться к характеристике атмосферы 90-х, какие еще черты того времени благоприятствовали журналистике?

А. В.: Во-первых, государство на какое-то время прекратило жестко регулировать эту сферу – сбор и распространение информации. Оно само оказалось достаточно открытым. Не так, как сейчас. Это выражалось в доступе к чиновникам, их свободе высказывать свою точку зрения. Если же чиновник по разным причинам не хотел отвечать или отвечал неконкретно, то можно было его «отмашки» опубликовать, и тогда он не только в смешном виде выступал, еще было видно, как ответственное лицо безответственно реагирует на обращение журналистов. Во-вторых, тогда статус журналиста был более высоким. Так сложилось еще в советское время – создавалась иллюзия, что газеты способны решить любые проблемы. Критических публикаций, если уж их разрешали, действительно боялись, за ними следовали серьезные «оргвыводы». Сейчас власти санкционировали совершенно другое отношение к журналистам. Им разрешают или просто передавать одобренную точку зрения, или развлекать читателя. А еще журналистов разделили на государственных и «остальных». Государственный может позвонить чиновнику, а с другими – на вполне законных основаниях – даже разговаривать никто не станет. Хотя понятно, что это противоречит Конституции и праву на свободное получение и распространение информации… Быстро богатели, быстро разорялись – это тоже была примета времени. А применительно к журналистике, издательскому бизнесу – это было время, когда востребованность в профессиональных людях была больше. Успеха добивались люди действительно профессионально подготовленные, конкуренция была жесткая, но более честная. То время прошло, и теперь профессиональные качества не являются определяющими, скорее, нужны умения подстраиваться под обстоятельства. Это в большей степени относится, конечно, к государственной журналистике. А если говорить о нормальной журналистике, об этом узеньком сегменте, который еще существует, там тоже важны другие качества, которые не были определяющими в 90-х. Например, готовность противостоять системе, государству. Это очень проблемная вещь, потому что государство большое, а человек маленький. Государство по тем законам, которые само пишет, все равно будет всегда право, всегда добьется нужного результата. Противостоять сложно. Это своего рода геройство. И масса неудобств в жизни, например, проявление давления, психологическое напряжение, некомфортные условия для работы. Но люди там работают не из-за какой-то шибко высокой цели или миссии противостоять системе, которая им не нравится и которую надо изменить. Это вовсе не задача журналиста, у него нет такой возможности. Все гораздо проще. Дело в том, что в другой – ненормальной – журналистике эти люди просто не могут работать в силу каких-то своих человеческих качеств. Работать, когда тебя каждый день как журналиста унижают, делать не то, что, как приличный человек, считаешь нужным, а то, что тебе указывают. И при этом единственный стимул – это материальная плата. Я думаю, что многие не могут себя переломить, чтобы работать так. Правда, выбирая нормальную журналистику, такие люди вынуждены работать в ненормальных условиях.

А в каких условиях способна возникнуть качественная журналистика?

А. В.: Разные есть представления о качестве. Один из вариантов – воссоздать то, что было в 1990-х, когда издательское дело регулировалось рынком. Это на самом деле лучший вариант. Когда средства массовой информации живут по законам рынка, развивается то, что актуально. Например, если бизнес актуален – развивается деловая пресса. Если интересы благополучных домохозяек – развивается глянцевая журналистика. Тогда для каждого сектора СМИ существует свой кусочек актуального развития. И каждый сектор аудитории получает «свою» прессу. Но сегодня об этом говорить странно. Сегодняшний «рынок» ничего не регулирует, его ничто не подстегивает, кроме страха или денег.

Как Вы думаете, работала ли в те годы самоцензура и чем она могла быть вызвана?

А. В.: Самоцензура всегда должна быть. Только не очень адекватный человек говорит все, что думает. В какие-то моменты это хорошо, но в любом общении иногда бывает уместно промолчать. Журналист не должен говорить все, что думает, во-первых, потому что это не его дело вообще. Задача журналиста – найти факты или найти человека и представить его точку зрения. В редких случаях, когда журналист заслуживает особое читательское доверие, он может сопровождать факты собственными комментариями. Но это уже немного другая профессия. Конечно, сейчас в Интернете любой желающий может разносить свое мнение о чем угодно. Но я говорю о профессиональной журналистике и о нормальной для журналистики ситуации. А если условия ненормальные, как, например, сейчас, то суть журналистской работы кардинально изменяется – журналисту приходится скрывать факты от читателя. Даже советская журналистика контролировалась не настолько жестко, как сегодняшняя. О многих вещах можно было писать. И тот, кто хотел, писал о проблемах, которые существуют, скажем, на уровне предприятий. О проблемах на уровне государства писать было не принято. Сейчас же и этого нет. Теперь одни журналисты не могут писать о проблемах, другие – не хотят. И в результате мы не знаем, в какой стране мы живем.



Скажите, есть ли у Вас такой журналистский проект, который позволяет сказать: «Я состоялся в этой профессии»?

А. В.: В разное время приходится утверждаться в разных проектах. И в силу разных причин. Сначала выбирают тебя и предлагают работу, может, не самую увлекательную. Я же не выбирал в свое время тему «наука и культура». Мне, например, всегда нравился журнал «Food and travel», у него такие две темы, которые мне по жизни приятны. Потом выбираешь ты, но тоже не по принципу увлекательности, а только из целесообразности. Так было с «БДГ», «Белорусской газетой». Лучший вариант – когда делаешь то, что увлекательно и тебе, и читателям. У меня такого проекта еще не было, хотя, конечно, идей и соображений по этому поводу много.

Возможно, таким проектом станет журнал мнений, каким Вы планировали делать «Кур’ер»? Вообще, насколько такая идея – делать издание вместе с читателями – актуальна для белорусской ситуации?

А. В.: Такой подход я бы использовал как базовый принцип в издании любой популярной тематики. Причем читатели могут и должны быть не только соавторами, но и героями публикаций. Я считаю, логично издавать журнал, рассчитанный на широкую аудиторию, и рассказывать в нем о парне из соседнего двора. Потому что парней таких очень много. Есть такая точка зрения у многих издателей, что людей больше всего интересует жизнь известных людей, селебрити. А мне так не кажется уже давно. Во-первых, применительно к белорусской действительности эти самые селебрити в нормальном серьезном виде не существуют. Здесь почти все в таком суррогатном виде. Звезды, которых кто-то назначил, авторитеты «согласно штатному расписанию». Так они и воспринимаются большинством граждан, никакого живого интереса к ним нет. Я убежден, что обычный человек, в котором можно узнать себя, соседа, приятеля, не менее интересен читателям. Нужно лишь этого человека интересно представить, грамотно подать его. И темы могут приходить «снизу», и это очень логично, особенно в нашей жизни. Журнал мнений актуален, ведь люди вправе рассуждать, скажем, о политике или экономике уже хотя бы потому, что они переживают на себе последствия этой политики. Не они принимают законы и экономические решения, но последствия этих решений острее всего на своей шкуре ощутят именно простые люди. И они имеют право об этом говорить и оценивать последствия действий профессионалов. Пусть эти оценки не будут профессиональными. Из собственного жизненного опыта они вполне могут вывести, что, возможно, им такие политика и политики на хрен не нужны. Но к тому времени, когда появился «Кур’ер», людей уже отучили высказывать свое мнение. Государству удалось создать такую иллюзию, что всякое свободно высказанное мнение обернется неизбежными последствиями, что каждое слово контролируется и управа на человека найдется. В реальности это, конечно, не так. Но государство проявило талант и смогло убедительно разнести эти «страшилки». И что остается человеку? Только промолчать или высказываться анонимно.