Время несбывшихся надежд

А Вы были с этим не согласны?

А. В.: Одна из причин, почему надо было расстаться с Марцевым, потому что пропало доверие. Наша дружба испытания деньгами и «славой» не выдержала. Это было большое разочарование. Поэтому и спорить о судьбе газеты уже не хотелось. Тем более что вряд ли бы мы пришли к общему мнению. Петю заинтересовало содержание газеты, а не только ее прибыль, когда его торговая коммерция провалилась. Тогда у него появилась своя «стратегия» развития, он стал представляться «издателем». Вот и возник такой странный план – издавать «БДГ» ежедневно и сделать общественно-политической. Я догадывался о мотивах. Петя решил, что уважение, которым пользовалась «БДГ», можно превратить в рычаг политического влияния. Нравилась ему «политическая хиромантия». Но при этом он почему-то думал, что сохранится и вся рекламная выручка. Но она не могла сохраниться, потому что многие рекламодатели не останутся в издании, которое радикально меняет содержание, аудиторию. Чем острее содержание газеты, тем меньше шансов на рекламу. Во-вторых, в разы вырастут затраты. Значит, вместо прибыли появятся убытки. Ведь нужно увеличивать не только периодичность, но и тираж, ведь нельзя газету такого формата издавать тиражом 20 тысяч. А «БДГ» больший тираж был не нужен, потому что наша аудитория была целевая. Для общественно-политической газеты 20 тысяч – это мизер. 20 тысяч – это же не аудитория избирателей. Это ничто. Тираж должен быть минимум 100–120 тысяч, иначе это будет общественно-политическая газета для политиков. Так оно потом и получилось. Из газеты реклама ушла, расходы выросли, и газета была вынуждена встать в очередь за зарубежным финансированием. И в то время не столько потому, что начались какие-то притеснения со стороны власти, а потому, что ее экономика разрушилась.

Вы сказали, что чем газета острее, тем меньше шансов на рекламу. Похоже, это часть белорусского своеобразия в издательском деле. Во всем мире работают противоположные правила.

А. В.: Так было не всегда. Отрицательный смысл понятие «острота» приобрело тогда, когда политика внутренняя стала ужесточаться, когда даже экономика политизировалась. Лукашенко, когда пришел к власти, сначала держал паузу, он же перед выборами обещал и свободу слова, и рынок. А с года 1995-го начал активно вмешиваться во все. И не только в периодику, в бизнес… Но ведь одно дело – это объективно острая информация, когда газета печатает расследования, становятся известными какие-то скандальные факты, и это вызывает реакцию, потому что затрагивает высоких должностных лиц. У нас же под понятие «острой» стала попадать всякая информация, которая противоречит официальной. В том числе объективная информация об экономике или о политических событиях. Получается, ни о чем нельзя свободно писать, иначе будут проблемы. Когда государство начинает подобным образом контролировать информацию, рекламодатели вдруг ощущают, что они финансируют распространение какой-то «крамолы». Самые грамотные сами об этом догадываются и прекращают сотрудничество, непонятливым подсказывают. Бывало, что в коммерческие банки «спускался» циркуляр: «ограничить (что означало – прекратить) размещение рекламы в негосударственных изданиях». Во всем мире, даже в России, работает другая закономерность – сенсационная, острая подача всегда привлекает читателей, и значит, дает хороший рекламный доход. Будь воля государства, если б это так дико не выглядело, оно бы закрыло всю негосударственную журналистику, которая пытается за рамки контроля выходить. Сейчас несколько изданий таких осталось, скажем, «Народная воля». Они живы только потому, что в этих жестких условиях не имеют возможности развиваться и выйти на большую аудиторию. Как следствие, все, что они печатают, имеет локальное воздействие. Их покупают те, кого не надо переубеждать и агитировать. Они работают на аудиторию оппонентов власти, а новую – по разным причинам – не формируют. Хотя то, в каких условиях они работают, – это ненормально, даже психологически очень тяжело понимать, что тебе противостоит вся государственная машина. Все зарегулировано таким образом, что жить и иметь тиражи могут только те издания, которые финансируются из бюджета. А есть еще социально-административные рычаги, которые вовсю используются, например, организация принудительной подписки, дешевая полиграфия, меньший процент комиссии при распространении… Побочный эффект такого регулирования – Беларусь остается единственной страной европейской части бывшего СССР, куда не пришел ни один крупный иностранный издатель.

Что Вы назвали бы сильными и слабыми сторонами журналистики 1990-х?

А. В.: По-любому, конечно, сильных сторон больше, потому что – есть такой очевидный момент – 90-е начинались как свободные годы. Произошло освобождение этой профессии. В России это раньше случилось – после 1985-го. В Беларуси идеологическая вертикаль была пожестче, но все равно уже в середине 1980-х государственная журналистика стала меняться. Например, тогда в БелТА пришло немало молодых людей, которые пытались воспользоваться горбачевской гласностью, а позже работали уже в новой журналистике. В то время люди, которые не имели отношения к журналистике, получили возможность в этой сфере работать. Некоторые из них остались в журналистике до сих пор.

А из каких сфер приходили в журналистику люди?

А. В.: Из разных. Например, Саша Михальчук и Лена Данейко закончили иняз, Роман Яковлевский – технарь. Журналистикой сложно овладеть как базовым образованием. Чтобы успешно работать в журналистике, нужен талант коммуникации.

Талант коммуникации? А как же умение находить факты?

А. В.: Это вещи взаимосвязанные. Если ты можешь разговорить человека, то он станет источником информации. Если люди тебя воспримут, они откроются. Поэтому не столь важно, есть ли у журналиста изящный стиль. Знаю многих, кто пишет довольно коряво, зато информацию добывает отличную. Их и ценят высоко в редакциях прежде всего как талантливых коммуникаторов – за умение договориться, расположить к себе очень разных людей. А поправить стиль – это работа редакторов. Если нет хорошей фактуры, как ты там литературно ни излагай, публикация не получится. Освобождение профессии было еще и в том, что прежние рамки идеологические отпали. При этом профессиональная подготовка журналистов была достаточно высокой. Как ни ругай советское время, но тогда и отбор в эту профессию был достаточно жестким, особенно на уровне республиканских изданий. Другое дело, что в то время сложно было реализовать себя в профессии, не следуя идеологическому уклону.

Такое вообще было возможно?

А. В.: Например, я работал в БелТА в отделе науки и культуры. Эта тематика была не шибко идеологизирована. Хотя БелТА находилось под достаточно жестким контролем со стороны ЦК белорусской компартии и как структура при Совете министров, и как подразделение ТАСС. Но, в отличие, скажем, от отдела пропаганды, нас нечасто вызывали на совещания в ЦК, не пичкали соответствующими установками. Нашего отдела все это касалось в минимальной степени. Но дело не только в этом. Самое интересное, что помогало расшатывать «идеологические устои», – наши руководители поняли, что на информации можно зарабатывать. Ведь, кроме гласности, Горбачев предложил и хозрасчет. То есть, возможность зарабатывать деньги помимо бюджетного содержания. И БелТА учредило сначала такой бюллетень «Перестройка: твоя позиция». И пустило его в киоски по три рубля за штуку! Газета тогда стоила три копейки. В этой «Перестройке» печатались очень любопытные и смелые тексты – о белых пятнах нашей истории, о чернобыльских проблемах. Потом зарегистрировали газету «7 дней», первый, кстати, республиканский еженедельник, который не являлся «органом» какой-то партийной или советской структуры. А, например, один ныне очень известный госредактор и идеолог выпускал газету для поп-группы «Ласковый май». В начале 1990-х появилось уже множество частных изданий. И конечно, это дало такой всплеск. Журналистика – она ж существует не сама по себе. Она отражает специфику конкретного времени. Говорят, что не дай бог родиться во время перемен, но для журналиста, наверное, это лучшее время, когда все меняется, все ломается. В то время стимулом для развития журналистики стало множество знаковых событий и перемен в политическом, экономическом, социальном устройстве Союза. И конечно, все это вызвало мощный всплеск интереса к информации со стороны населения. Потом жизнь начала меняться не так, как мы себе это представляли… Сейчас как будто бы тоже много событий в политике, в экономике. И интерес читательский к ним есть. Но при этом действует такая установка, что государство определяет, какие из них должны отслеживаться, как комментироваться. Задача журналистики сейчас не распространять объективную информацию, а наоборот – не допустить ее распространения. В итоге то, что распространяется, – это уже не столько информация, сколько пропаганда. То есть, государство просто пытается выстроить удобное для себя общественное мнение, навязать какие-то идеологические установки. В сегодняшней ситуации, когда экономически жить стало сложнее, как раз был бы хороший момент реанимировать «Белорусскую деловую газету». Потому что ситуация очень напоминает ту, которая была в начале 90-х. Кризисом экономики это никто тогда не называл, но шла такая ломка экономической формации от советской к новой. И сейчас такая ломка по логике должна была бы произойти, потому что нынешняя экономическая модель себя не оправдала, зашла в тупик. Ей на смену другая должна бы прийти. И хорошо было бы объяснить народу, как жить в новых экономических условиях. Это была бы такая благодарная работа – информировать, как легче пережить эту ситуацию. Кстати, подобные продукты уже появились в Интернете.