Кружева лабиринта

– Есть только один способ проверить это, – тихо сказал Дэнни, прижимаясь губами к моей щеке.

Не успел Каллен броситься к нам, как я почувствовала жгучую боль и невольно застонала. Холод острой стали пронзил грудь, и нестерпимая боль разлилась по всему телу. Предметы поплыли в глазах, а в голове появился сильный шум. Я упала на пол, прикрывая грудь дрожащей ладонью, пока Каллен сбил Дэнни с ног, и между ними завязалась отчаянная борьба. Они катались по полу, а нож, с лёгкостью проникший в моё тело, блестел в руках Дэнни. Каллен старался его вырвать, но одолеть Дэнни было не просто.

– Теперь я понимаю в кого такой бесхарактерный твой калека! – с придыханием выдавил Дэнни, сопротивляясь Каллену.

Я поверхностно дышала. Каждый вдох усиливал боль и заставлял сильнее кровоточить рану. Одежда пропитывалась тёплой кровью. Я почувствовала такую слабость, что уже не могла поднять головы. Веки, как тяжёлый занавес, покатились вниз, и я пришла в забвение.

Остальные воспоминания остались в памяти урывками. Я слышала, как Каллен плачет надо мной и берет на руки. Потом откуда-то издалека донеслись голоса неизвестных людей и инспектора Клифтона, а спустя миг дребезжание металлических колесиков больничной каталки; голоса Лоры и отца.

– Нет… Нет… В таком волнении я не смогу! Она же моя дочь, единственное ради чего я живу!

– Авраам, неужели ты отдашь её жизнь в чужие руки? Ты блистательный хирург, сколько успешных операций ты сделал! А сейчас счёт идёт на минуты, она потеряла много крови, решайся!

– А если она не выживет? Как мне потом жить, зная, что мои руки её угробили?

– Выживет, – твёрдо сказала Лора. – Не смей думать иначе!

Затем долгий чёрный туман опустился на пустошь моего сознания, где я бегала по белоснежной земле, воздушной, как облака, и умоляюще звала Лео, но он не появлялся. Я плохо понимала наяву то было или во сне: звуки пикающего прибора… неизвестные голоса… причитания отца и его суровые наставления медсестрам… берущий меня за руку офицер Клифтон и Молли, говорящая: «А ведь на твоём месте могла быть я… Он говорил, его зовут Терри…»

Дни и ночи превратились в одну линию, казалось бы, нескольких часов. Я обитала там, где светят звезды и зарождаются восходы, окуналась в красоту безлюдного измерения, очень расплывчатого, но бесконечного. И не ощущала себя счастливой – я страдала по Лео даже без сознания...

Я вышла из комы 2 декабря 2001 г. За это время многое изменилось. Русые волосы отца чередовала седина, и он значительно осунулся за три недели, что я провела в больнице Мемориала. Операция оказалась на редкость сложной, нож задел легкое и прошёл в полдюйме от сердца. Он боролся за меня несколько часов, а потом, после операции, не спал два дня и две ночи, переживая за меня. Заботясь о безнадежно унылом состоянии отца, Лора силой отправила его домой, чтобы тот мог выспаться и привести себя в порядок. Она не оставляла его ни на минуту, всячески поддерживала и подменяла его.

Первым в больницу, чтобы проведать меня, пришёл Клерк Митч с женой. Его легкое общество разбавило траур кислых лиц в моей палате. Он гордо сверкал золотым зубом, попавшим в двадцатку его сохранившихся зубов руками дантиста, и теперь был невероятно близок к цели ослепить противников нашей сборной по регби. Его вид предельно забавлял. Быстро осмотрев меня, он присел на уголок кровати.

– Выглядишь как бравый воин апокалипсиса! – улыбнулся Клерк. – Надеюсь, не переживаешь насчёт груди?! Авраам там тебе такую схему нашил, что любой из кружка по вышиванию изошелся бы слюной по его таланту. Да и вообще: кто сказал, что шрамы портят красоту?

– А разве нет? – я устало улыбнулась.

Клерк подскочил с постели и, сняв халат, в который его снарядили на входе в палату, принялся за пуговицы на рубашке. Сидя на стульях по другую сторону кровати у окна, Лора и отец с азартом наблюдали за потехой. Тем временем миссис Митч едва не потеряла равновесие от страха, что Клерк приступит к оголению других частей тела.

– Боже мой, Клерк! Что ты задумал? Сейчас же оденься!

– Бетти, хоть я и дал обещание демонстрировать свое великолепное тело только тебе, но для Кэти необходим наглядный пример!

Он снял рубашку и повернулся спиной. Не взирая на преклонность лет, мистер Митч действительно мог похвастать ровной белой кожей спины, напоминающей лицо напудренных женщин. Я удивилась, каким худым и костистым было его тело; портили впечатление не только ребра, откровенно выступающие из-под кожи, но и шрам, уходящий белыми полосами от лопатки до позвоночника.

– Ну- у-у, – протянул Клерк. – Взгляни-ка на меня и на шрам, и снова на лицо и на шрам – да ведь он меня ничуть не портит! Кстати, в 1969 году я назвал его крылом бабочки. Правда похожа?

Отец был обескуражен, прищуриваясь, чтобы получше разглядеть шрам. Мне думалось, в ту минуту профессиональной заинтересованности отец старался прикинуть, какими нитями сшивали кожу и что за операция свалилась на голову искателя приключений. Одна Лора сидела с характерной для неё полуулыбкой осознания всего и вся, точно пришла в драматический театр, где уже не раз лицезрела выход Клерка Митча на сцену. Сгорая от стыда, Бетти Митч закрыла лицо руками, но ничего не сказала.

– Господи, Клерк! – воскликнул отец. – Откуда он у тебя взялся?

– Армия для нас вторая школа. А вот гляньте ещё, – Клерк повернулся грудью, где с правой стороны находился более аккуратный шрам в форме креста. – Его я получил в 1970 гг. и прозвал крестом Армагеддона.

– Как интересно, – воскликнула Лора. – Почему же Армагеддона?

– Был ещё вариант назвать его крестом Виктории, – задумчиво изрек Клерк, поднимая глаза к потолку, – но, когда я проснулся в госпитале и увидел, как моя грудная клетка поднимается не путем самостоятельного вдоха, а при помощи жуткой стеклянной банки с поршнем, нагнетающим в меня воздух, я сразу понял, что пришёл час Армагеддона, ибо меня превратили в робот и победило отнюдь не добро.

Присутствующие разразились смехом, а я улыбнулась, оберегая грудную клетку от лишнего напряжения, с мыслями, не оскорбит ли наше веселье Клерка, потому что говорил он с серьезным напуганным лицом, будто не шутил. Он оделся, рассказывая, как однажды, показав шрам толстой буфетчице Джанин в университетской столовой, стал получать ещё один дополнительный обед, как бедный мученик военных ипподромов, где каждый солдат, как испытуемая лошадь под офицером.

– Так что шрам, Кэти, принесёт тебе немало пользы! Главное, правильно расставить приоритеты.

– Клерк, остановись! Чему ты её учишь? – возмутился отец. – Показывать грудь всем в подряд?

– Ох, Авраам, ты совершенно меня не слушал! Я же сказал: надо верно определиться с приорететами.

Я с улыбкой глядела на то, как отец с жаром и позабыв о манерах благовоспитания продолжал спорить с невозмутимым Клерком, у которого было больше шансов победить в словесной схватке, причём называя вещи своими именами, а не употребляя эвфемизмы, используемые отцом. Хоть смотреть на них было потешным удовольствием, но я почувствовала усталость, еще не вполне оправившись от минувших дней. Миссис Митч села ко мне поближе и рассказывала, что на днях, пока я ещё пребывала в забвении, заходили Эшли и Синди и читали мне вслух учебник по литературе.

– Они убеждены, что в коме человек всё слышит и чувствует, – пояснила Бетти.

– Наука тоже в этом убеждена, не взирая на тщетные доказательства, – добавила Лора, ласково смотрящая на меня.

– А где они сейчас? – спросила я миссис Митч, а спор отца и Клерка только набирал удвоенную силу.