Страница 56 из 62
Тогда я подмешал матери в сок измельченный порошок таблетки и поднялся в её спальню. Она не ожидала меня увидеть и, растроганная тем, что пришёл помириться, охотно взяла стакан. Я позвал её в ванну, сказав, что Меган давно не выходила оттуда. Она поверила и, пока мы шли, за разговором выпила сок. Её глаза потопил ужас, когда она увидела мертвую Меган. Возможно, она хотела что-то сказать, но началось действие таблетки. Она потеряла равновесие, и я толкнул её в ванну. В её бегающем взоре было не скрыть страха и мольбы. Губами она уже ничего не смогла сказать. Я проделал с ней тоже самое, что с Меган, не спуская взгляда с её трусливых глаз. Отец и Гордон были отомщены.
Затем я спустился в гостиную посмотреть, что с моим четвероногим другом; Гордона там не нашёл, он уполз – я понял по кровавым следам, ведущим к двери чёрного хода на кухне. Я снова вернулся в свою комнату и принялся думать, как поступать дальше, и думал до тех пор, пока меня ни сморил сон, а утро уже распорядилось по-своему.
Я проснулся от звуков частых выстрелов и, ещё не оправившись от ночных сновидений, бросился в коридор. Они раздавались снизу. Я подбежал к перилам лестницы и поглядел на первый этаж. Там стоял отец с отрешенным видом, рыдая и громко всхлипывая, а напротив него под дулом ружья рядами теснились эти старые изуродованные монстры без пальцев и с дырявыми глотками. Он кричал, чтобы те сознались, кто из них совершил то ужасное зло с Ариэль и Меган; но те лишь монотонно мычали в ответ. Он изливал гнев до тех пор, пока не истребил всех своих подопытных выстрелами в грудь. А после того взвел курок и застрелился сам. Потеряв дар речи, я даже не успел его остановить и прирос на месте, глядя, как его тело утопает в нарастающей луже крови из дыры в голове. Когда оцепенение прошло, я сбежал вниз и долго рыдал над ним, сожалея о том, что натворил. Ведь я полагал, приведя в исполнение желанья отца, озвученные в кабинете, отец похвалит меня, и моя месть исцелит его от глубокой раны предательства. Но я ошибся…
Вскоре кто-то стал колотить в дверь и прокричал: «Открывайте, полиция!». Я бросился в комнату Ариэль, забрал деньги и все драгоценности, кроме броши павлина – её оставил в шкатулке, как память об отце, зная, что ещё вернусь туда – и спустился по запасной лестнице из окна.
День я бродил по Ситтингборну, оплакивая отца. Тот ювелир, что продавал ему драгоценные камни, увидел меня на улице и позвал в гости. Я утаил от него правду, пояснив, что отец по неизвестным причинам велел мне бежать из особняка на рассвете. Ювелир проникся ко мне, а когда узнал, что Джон Ньюман убит – оставил меня жить у себя, и за эту услугу я подарил ему одну из брошей Ариэль. Он уважал отца и очень долго переживал о его кончине.
С годами моя тоска по отцу утихала, но я был безгранично зол на Ариэль. Моя душа полнилась мечтами о создании крепкой, дружной семьи, где не будет предательства и вранья. Я желал всё начать сначала и забыть о том, что пережил; я желал разбогатеть, потому стал наведывался в особняк с целью отыскать Печать Смерти и продать её богатым палачам. В особняке больше не было мёртвых тел, хотя в городе ходили разные слухи. Глупо было рассчитывать, что тело Джона Ньюмана разлагается посреди гостиной. Его прах предали земле, и я сожалею, что не осведомлен, где его могила. Отдав дань почтения упокоенной душе отца минутами молчания, я осмотрел сейф, лабораторию, особняк – Печать Смерти исчезла. Тогда весь Ситтингборн гремел новостью, что Джона Ньюмана приезжал арестовать Боби Дилан, и я подумал, что именно он прихватил её с собой после обыска. Я был подавлен, но недолго. В пустой комнате, которая раньше считалась моей, я обнаружил каким-то чудом выжившего Гордона, безголосого и с ободранной грязной шкурой. Он признал своего хозяина и стал вилять хвостом. Я разглядел шрам на его горле и понял, что кто-то оказал ему помощь, зашив рану. Мы покинули особняк, и я забрал его с собой, большими усилиями уговорив ювелира оставить его в нашем доме.
Мне исполнилось восемнадцать, когда ювелир умер от африканской лихорадки. Я покинул его дом и обосновался в своём. На тот момент моя жизнь текла, как по маслу, в дикой жажде отыскать разработку отца, которую он унёс с собой в могилу. Мне не оставалось большего, чем найти Боби Дилана, втереться к нему в доверие и забрать вещество смерти.
Я отыскал его в ту пору, когда он лишился работы, жилья и выглядел ничтожеством, вонючим пьяницей. Я пристроил Дилана в доме престарелых, чтобы контролировать каждый его шаг, полагая, что скоро он непременно укажет место, где спрятал Печать Смерти. Но он никуда не ходил, ни с кем не встречался, и я выжидал. Он словно нутром чуял, что мне необходимо выманить его тайну. Когда я понял всю бесполезность своего плана, то сообщил ему, что я его сын, надеясь таким образом быстрее достигнуть цели. Но старик продолжил отмалчиваться, и на некоторое время я решил оставить его и больше не терять времени попусту, а заняться задуманным.
Обладая немалым состоянием, я собирался во что бы то ни стало достичь научных высот отца. Для этой цели мне был необходим глубокомыслящий человек. Тем временем по городу разлетелась слава о колдуне; румыне, пугающем жителей своей нелюдимостью. Так мы познакомились с Калленом. Он жил тягой к открытиям, а я – стать таким, как отец. Каллен поделился, что работает над сывороткой Энергии, желая вылечить неходячего сына. Мы подписали договор, в котором с моей стороны требовалось предоставить ему лабораторию, и я, не задумываясь, отдал ему в распоряжение подвал особняка со всеми необходимыми вещами. А кроме того ему были необходимы живые экземпляры для испытания сыворотки. Я предложил использовать людей, но Каллен категорически отказался, соглашаясь только на животных. Мыши были нецелесообразны: к подобной группе веществ у них развивалось быстрое привыкание, что исказило бы результат опытов. Потому мы остановились на кошках. Необходимы были разные породы, чтобы видеть, как одно и то же вещество действует на разные особи. Я договорился с хозяином зоосалона, мистером Вупером, и он снабжал нас материалом для испытаний. Так некоторое время мы жили в мире и спокойствии. Клифтон ничего не подозревал, и всё шло, как по нотам. Первая партия сыворотки была перевезена в Германию, следующие поставки предполагались в Австрию и Китай. Но одним осенним вечером, когда я и Каллен находились в подвале, я услышал сверху шум и женский смех, – Дэнни бросил на меня ехидный, цепкий взгляд. – Наверно, ты помнишь тот день!? Мне и делать ничего не пришлось, только приоткрыть входную дверь, чтобы Клифтон убежала вместе со своей сворой гнилых собак. Ты осталась на пороге, хрупкая, избитая и беззащитная... Я занёс тебя в дом, а затем я и Каллен ушли….
Дэнни обошёл кресло-качалку, где я, совершенно не моргая, содрогалась от услышанного и уже предчувствовала беду. Он наклонился к моей щеке и, скользнув губами по ней, продолжил речь взволнованным шепотом на ухо.
– С тех пор, как появилась ты: маленькая любопытная девочка, всё у нас пошло наперекосяк. Ты нашла конверт со счетом из зоосалона. Ты подумала, это письмо отправили отцу – Джону Ньюману, но оно было адресовано мне – Дэниэлу Ньюману… Ничего не скажешь, ты сообразительная и очень храбрая, но храбрость лишь проявление глупости. Однако, некоторые обладают другим качеством, более губительным, чем храбрость, – Дэнни снова зашагал по комнате. – Старый почтальон знал, что нужно держать язык за зубами, а вот его сын, Дэвид Кокс, оказался далёкого ума. Мало того, что он перепутал дома и принёс письмо в твой почтовый ящик, так ещё и разболтал тебе нашего поставщика подопытных. Так ты дошла до Вупера – этого трусливого скряги. Он понял, что «запахло жаренным» и очень быстро исчез, чтобы избежать участи молодого почтальона. Он совершил грубую ошибку, поселившись в доме престарелых. Вупер полагал, что фальшивое имя обеспечит ему надежность укрытия, но ты быстро раскусила его и доложила мне – он последовал в чёрный мешок следом за Дэвидом.