Кружева лабиринта

– Давай не пойдём на крышу, – сказала я, дойдя до мраморной лестницы особняка.

– Почему?

– На втором этаже есть мирная комната, – сказала я, задумав отвести его туда, где нашла брошь. – Мне кажется там будет теплее.

Лео не понимал, почему я веду себя странным образом, но перечить не стал. Не выпуская моей руки, он крепче сжимал её в знак поддержки. Мы вошли в тёмную комнату с кроватью в углу, расстелили шерстяные одеяла посредине и сели. Он снова обнял меня, и с минуту мы молчали, глядя, как игривые тени каштана украдкой ползут в тусклое окно.

– Ты чувствуешь, как тягостна эта тишина? – внезапно спросил Лео.

– Прости, я пока не готова поделиться с тобой.

– Я не об этом, – прервал Лео. – Тишина несёт в себе тайну. Я часто думаю, она нахально смеется нам в лицо, зная, что на извилистых тропах судьбы нас не ждёт ничего, кроме боли и страданий. Однако, при всей жестокости рокового замысла мы понимаем, что должны пройти свой путь, как бы труден и беспощаден он не был. Мы просто обязаны не сворачивать с него!

Горячность рассуждений Лео повергла меня в раздумья, и ещё некоторое время мы молча капались в своих мыслях.

– Лео, ты правда любишь меня? – вдруг спросила я.

– Да, глупенькая. Люблю!

– Помнишь, ты говорил, что встречаешься с Клифтон, потому что в твоём возрасте так положено?

Лео повернулся и прежде, чем излиться ответом, настороженно всмотрелся в мои глаза. Привыкнув к черным цветам ночи, я тоже глядела на него и с громко бьющимся сердцем вожделела продолжения разговора.

– Помню, – наконец вымолвил Лео.

– Так вот, из-за меня тебе пришлось отказаться от того, что для парней считается превыше всего. Я знаю, так будет правильно, и один человек сказал мне, что в этом счастье… Я хочу попробовать это счастье…

Лео отстранился в изумленном смятении.

– О чём ты, Кэт?

Я ответила ему поцелуем, и он с той же нежностью, что обычно, вторил движению моих остывших губ. К телу вновь прилило непередаваемое приятное чувство, которое испытывала всякий раз от прикосновений и чувственных поцелуев Лео. Я отпрянула и, заглядывая в его лучистые глаза, освободилась от куртки и уверенно принялась расстегивать пуговицы на одежде. Лео напряженно следил за моими пальцами и появляющейся наготой груди, обрывисто вздымающейся от частого дыхания, дрожащих бёдер и ног. Оставаясь в одном белье, моё тело трепетало от холода. Каждый вдох приносил уверенность в том, что поступаю верно. Несправедливые предположения отца о Лео, пояснения Терри о взрослом мире и, в конце концов, юная любознательность вовлекли меня в жажду наконец узнать, что составляет обратную сторону счастья двух влюблённых сердец. Я увидела, как Лео сглотнул застрявший в горле ком, а его губы приоткрылись. Казалось, ломая пальцы, он раздумывал о чем-то тяжёлом, словно боролся с самим собой и диким желанием слиться со мной воедино. Я больше не стала ждать и обвила его шею руками, но Лео отчаянно сбросил мои руки и подскочил с пола. В его светлых глазах возникла эмоциональная неопределенность: он метался от страха к презрению, от боли к обиде.

– Прости меня, Кэти. Я не могу.

Не успела я опомниться, как Лео отворил дверь комнаты и побежал по коридору, озаряя стены эхом уносящихся шагов. Дрожа всем телом и стуча зубами, я не смела шелохнуться. Скованные ноги не подчинялись мне, а щеки загорелись огнём от позора быть отвергнутой в столь неловкий момент. Согреваемые годами мечты и надежды рухнули вместе с ревом уезжающего вездехода, доносящимся с улицы. Дыхание было непосильным бременем, уничтожающим во мне силу; а очередной вдох доставлял столько мучительной боли, что от неё, казалось, неминуемо порвется грудь. Не ведая почему он отрёкся от сближения, я казнила себя, что недостаточно привлекательна или не вполне достигла идеалов мужчин, включающих Молли в список превосходной партии. Меня сжигали ревность и непомерная обида, не дающие мыслям выстраиваться в цепочку рациональных умозаключений.

Я плохо помню, как оделась и вскоре очутилась на улице. Чудилось, сама природа осуждала меня. Небосвод впитал в себя всю чернь злосчастной ночи и массивными слоями облаков, тонувшими в свинцовой темноте, провисал над головой. Потоки холода, бродящие по земле, впивались в моё тело, которое стало чужим, когда Лео отрекся от меня. Я чувствовала, что моя честь поругана куда больше, чем если бы Лео воспользовался мной и бросил. Я брела неизвестно куда… в пустоту… в бесконечность дней, где буду вечно ругать себя и жалеть о том, что случилось. Слёзы нескончаемыми ручьями орошали щеки. Я едва дышала, когда чья-то рука тихо легла на плечо.

– Кэти!

Я долго всматривалась в лицо, пожираемое мглой нависающих веток, и не понимала, кто передо мной. Он осушил руками слезы моего отчаяния.

– Родная, кто тебя обидел? – полушепотом спросил Терри с тревогой в знойных глазах.

– Терри, я хочу знать, что такое счастье! Я хочу его почувствовать и стать счастливой!

Он едко улыбнулся и, взяв меня за руку, потянул вперёд. Куда мы шли – я не ведала. Мой разум превратился в кусок свинца, не дающий воскреснуть рассвету добрых помыслов. Здравомыслие оставило его, и каждый шаг след-в-след за Терри огоньком спасения вспыхивал в сознании. Мне хотелось заглушить стенания души, её нестерпимую раздирающую боль разочарования, и уже не важно каким способом.

Терри ловко попал ключом в замочную скважину двери своего дома. Разуваясь на ходу, мы преодолели лестницу и оказались наверху. Ослепленный страстью Терри бросил на дощатый пол одеяло, взятое с дивана гостиной, и, тяжело дыша, впился в мои губы. Движения сменялись кадрами быстрых вспышек. Я ждала минуты избавления от муки и ненависти к самой себе, точно глотка воздуха в пещере, отрезанной от кислорода; ждала, что сильные руки Терри, с опытной проворностью раздевающие меня, очистят голову от добрых воспоминаний о Лео; ждала, что его обнажённое крепкое тело с мужественной грудью сотрёт любимые черты, выбитые в памяти, как ожоги; а жаркие поцелуи Терри изничтожат сладкий привкус губ Лео. Но мои ожидания никак не становились ближе к надеждам, а скорее отдалялись от них с молниеносной быстротой. Я почувствовала дикую боль, когда Терри, нависающий надо мной напряженными мышцами, одним толчком проник в моё тело, властно и небрежно. Маленькая полоска света, падающая с коридора второго этажа, освещала его раскрасневшийся лик, напитанный страстью и другим чувством, похожим на злость. Его челюсти были стиснуты в зверином напряжении, а глаза сверкали желанием, и чем быстрее он набирал темп скользящих движений, тем сильнее становились во мне боль физическая и боль душевная, вызывающие слезы. Я словно потеряла голос и хотела остановить его рукой. Но Терри был другим. Он знал, что я плачу, губами вытирая мои слезы, а затем, слегка распрямившись, прикрывал глаза и с неимоверным наслаждением облизывал свои соленые губы.

– Терри, я больше не хочу!

Но он не слышал жертвенной мольбы, с большей жадностью ускоряясь. От усердного рвения его лоб покрылся испариной. Сильнее стискивая мои плечи руками, он направлял моё тело к очередному толчку, приносящему нестерпимую боль. Казалось, ему доставляют удовольствие мои слезы и очевидность, что я терплю мучение, которое он нарёк счастьем. Тот взрослый мир виделся мне презренным, бесчувственным и пустым; иллюзией, что принижает любовь, воспетую богами и человеком. Это был не рай, а крушение надежд, таких же беспочвенных и нереальных, как вера маленьких детей в бессмертие родителей. Те ощущения близости лишены волшебства, создающего атмосферу вокруг влюблённых. Я возненавидела себя, что предалась исступлению, и винила себя в том, что решила обыграть чувство, которое ещё никому не удавалось победить. Я любила Лео и наконец поняла, что должна поскорее найти его, попросить прощение и всё объяснить.