Кружева лабиринта

Я открыла форточку. Его внимательное лицо озарилось улыбкой.

– Спускайся, Рапунцель[9], за тобой долг чести!

Я обрадовалась появлению Терри, и на душе мгновенно отлегло. Наверно, было бы забавно наблюдать со стороны, как я сбегаю вниз, перескакивая по две ступени, и одеваюсь на ходу. Терри был послан мне небом, чтобы избавить от разрушающих страданий по Лео. Он встретил меня у двери приветливой улыбкой, которая исчезла сразу, как он заподозрил во мне неладное.

– Ты плакала, что случилось?!

Воцарилась пауза. Выбегая к нему, я забыла, что лицо выглядело страдальчески, красным и слегка опухшим от слёз.

– Я не хочу об этом говорить, – промямлила я.

– Хорошо. Не очень-то и хотелось! Надеюсь, ты не влюбилась в кого-то, кроме меня?

Невольный смех вырвался из моей груди.

– А если я и в тебя не влюбилась?

– Тогда ты обрекаешь меня на каторжные труды, чтобы исправить эту оплошность.

Мы обменялись улыбками и тихим шагом пустились по мокрым улочкам. Дождь выплеснул всю накопленную горечь, и небосвод разразился розово-синими тонами.

Терри не замолкал ни на миг. Мне показалось, он намеренно увлекал мои мысли подальше от причин грусти, и ему ни раз удавалось меня рассмешить. Пересекая Этли-уэй, Терри зашёл в кафе и снабдил нас горячими хот-догами. Мы ели их дорогой и улавливали на себе насмешливые взгляды пешеходов, когда капли соуса срывались на землю или одежду. Терри заботливо доставал платок и помогал мне оттереть пятно на куртке. Мы громко смеялись, а его тёмные глаза, светящиеся уверенностью, не покидали моего лица. Движение по Этли-уэй было небольшим; тем не менее автомобили, проскальзывающие по дороге, не оставляли нас надолго одних. Терри говорил, что никогда не сядет за руль, называя машину самым неприметным видом самоубийства. Он бесцеремонно рассуждал о времени, когда в полиции занимались не раскладыванием пасьянса, а боролись с преступностью, и злобно порицал Джошуа Клифтона, называя его не ищейкой, а кривым псом, у которого давно пропал нюх на развязку криминальных авантюр. Он обрывисто смеялся над его уровнем, недостойным для службы в полиции, и над тем, что убийца сына почтальона до сих пор не найден; хотя я не видела в его словах и малой доли смешного. Также он высмеивал людей, гребущих деньги лопатой и дрожащих, как желе в пластиковых стаканчиках, от неизбежности загреметь за решётку, и с отвращением крестил общество хульными словами за бездействие. Он утверждал, что с момента XIX века прогресс остановился, и при таких современных мощах научные продвижения не стоят и гроша ломаного.

– Не могу ни возразить, Терри! Планета не стоит на месте.

– Да, она не стоит… – ненавистно буркнул он, – крутится себе вокруг собственной оси, сменяя бесполезные дни пустых людей. И всё тут. Вместо того, чтобы избавить мир от причин бесследного уничтожения, они изучают давно изученное, цитируя Джеймса Джоуля[10], Сен-Жермена[11] и прочих.

– Возможно, для продвижения им не хватает инвестиций.

– Этого дерьма у них предостаточно! Только они заняты не тем, для чего им судьба даровала способность соображать лучше других. Я разрабатываю программы для компьютера и насмотрелся вдоволь на толстосумов с мелкими потребностями.

– Хочешь сказать, ты бы поступал иначе, будь на их месте?

– Да. Не сомневайся.

Я не поверила Терри. Его щеки алели, как закат, а голос звучал ниже и возвышенней. Минуты, проведённые рядом с ним, зарисовали образ Лео в сознании тусклыми красками забвения. Мы возвращались по Сатис-авеню в то время, когда город одевался в сумерки, а небо – в первые звезды. Вокруг особняка вращалось безмолвие. Белый туман расползался по земле, таинственно кутая его холодной пеленой. Ветер лёгким шелестом листвы и скрипом дерева, доносящимся из пустынного двора Ньюмана, завлекал меня к дому.

Терри замолчал и остановился, внезапно взяв мою руку. Я тоже остановилась. Обновленная луна рассеивала мрак с его продолговатого лица, покрытого темной щетиной. Его алчные глаза вспыхнули огнём.

– Мне нравится делить с тобой время, – волнующе сказал он, – нравится твоя смелость, и нравится интерес, с которым ты смотришь на этот дом.

– Почему?

– В этот момент мне кажется, ты создана для меня.

Он смело потянулся к моим губам, а у меня забилось сердце. Я никак не могла взять в толк, хочу ли, чтобы Терри подарил мне жар своего поцелуя. Я стала с тревогой думать, какие чувства испытываю, когда этот уверенный в себе, твёрдый и решительный Терренс Клиффорд, превосходящий меня по возрасту чуть ли не на десять лет, старается внести в наши свидания дух взрослых интриг. Но я не могла найти искомый ключ на те вопросы. Передо мной таилась стена, через которую нельзя увидеть, что соединило нас с Терри: таких разных и абсолютно не похожих в интересах. Хотя та искусная манера Терри преподносить философию своих мыслей в облаке красивых фраз очень интриговала. Я увлекалась им, но не настолько, чтобы предаваться безумию в полном спокойствии моих душевных струн.

Пока я размышляла, уже независимо от наших желаний первый поцелуй с Терри нарек себе провал: из кромешной темноты улицы зарычал мотор, зажглись яркие фары, и я поняла, что это был Лео. С неимоверной силой он жал на рукоятку, и под этим натиском колеса стирали на асфальте шины в дыму выхлопных газов. Вездеход вырвался вперёд и вскоре затерялся на безлюдном горизонте Сатис-авеню, провожаемый нашими растерянными взглядами.

– Мне пора идти домой, – заявила я, освобождая свои руки из рук Терри.

Он ответил случайной улыбкой, и с отчужденностью незнакомцев мы побрели от особняка к 69-ому дому. Мою душу снова изводила боль, и желание говорить, с кем бы то ни было, пропало. По той причине с Терри я попрощалась очень холодно, без лишних прелюдий и благодарностей, и он ушел поникшим, хоть и держался, чтобы не показать этого.

Не обнаружив верхней одежды и ботинок отца в прихожей, я догадалась, что он ещё не вернулся домой. Время стояло позднее. Меня одолели переживания, где он мог задержаться. Я гнала от себя дурные мысли, но избавиться от страха, что папа остался ночевать у Лоры, было довольно сложно. Я приготовила ему на ужин Пасту, которую так любила мама, и немного позанималась в комнате. Я смотрела в учебник, а буквы становились прозрачными – напряжение не позволяло им слиться в очевидные слова. Мне не давала покоя картина, когда разозленный Лео устремился вдаль, обрывая нити тишины громким свистом колёс. Я долго прокручивала её в памяти, пока не услышала шум внизу.

Полагая, что возвратился отец, я радостно спустилась вниз. Первый этаж притих в полуночном свете торшера в гостиной, и оставался пустынным, как и второй. Я пошла на кухню и огляделась. После тщетных поисков взгляд упал на окно, где в отсвете зажженной кухонной люстры торчали маленькие ушки Торнадо. Вцепившись лапами в крашенное дерево, он висел на подоконнике, стараясь на него вскарабкаться. Я приподняла стекло и впустила его. С детской шаловливостью он тёрся о мои пальцы и ласково мяукал. Я насыпала ему корма, но он, сверкая тёмными зрачками с монету, не притронулся к нему, а лишь подпрыгивал выше стола, словно его укусила бешенная собака. Когда постучали в дверь, он бросился впереди меня, а я, восторженно поторапливаясь за ним, подумала, что папа забыл ключи.