Легенды Приречья (ЛП)

Он отвернулся от меня, склонив голову.

— Все напрасно, Милдрит. Я не могу быть для тебя тем, кем хочу. Я беглец, бесславный изгой. Лучшее — и единственное — что я могу сделать, — это бежать без оглядки.

Я вцепилась в обернутую вокруг его нагих плеч шкуру, подтянув точеный нос с горбинкой к своему носу.

— И кому же так будет лучше? — возмутилась я. — Не мне, да и не тебе тоже, что бы ты ни говорил. — Я встряхнула его. — Начнем сызнова.

Поначалу он отмалчивался. Живущей во мне медведице хотелось рычать и грозить, но олени бегут от медведей. Вспомнив, как в детстве мама превращала постылую мне работу в игру, я поцеловала его и любила до тех пор, пока он, наверное, позабыл, что на свете есть человек по имени Эмулф. А после, когда мы, обнявшись, свернулись у угасающего огня, я вновь попросила его рассказать свою историю.

Я узнала, что его звали Эрдвин. Он был одним из когорты единокровных братьев-королевичей, зачатых последним королем в одном из его сеяний на Земле. То было одним из главных предназначений короля — зачать легион наследников трона. Еще одним было вести в битву сыновей ушедших королей, если в том появлялась нужда. И последним было — умереть, возвращая свою кровь и ведовство Земле, чтобы та становилась изобильной и могучей. Истинными же правителями Земли оставались колдуны, чей Совет надзирал за торговлей и коммерцией, делал заговоры на достаток и исцеление и вел мудреные родословные списки, определявшие, каким женщинам должно прийти к королю, когда сеяние приводило того в город.

Эрдвин был одним из этих отпрысков королевского семени, рожденных в предгорьях меж его Землей и моей. Когда ему исполнилось пять, его, как предписывал закон, отправили на север, в Кесареву Рощу в Карли.

— А что сказала на это твоя мать? — спросила я.

— Я совсем не помню ее, — ответил он, и его нежный голос был полон грусти. — Помню лишь, как нас учили и школили, помню борьбу с братьями. Так было до прошлого года.

— Что же случилось тогда?

— Колдун избрал меня Королевичем.

— Эмулф?

— Эмулф.

— А что это значит — быть Королевичем?

— Мы… нас было двенадцать. — Он говорил, запинаясь. — Наверное, остальные сейчас уже мертвы — все, кроме одного. Мы жили в Роще Колдунов, постигая магию войн и побед, охот и походов. В этом было и таинство, и трепет. — Он пожал плечами. — Я не умею рассказать об этом — мне не хватает слов. Как бы ни было, это длилось, пока с месяц тому старый король Ансельм не отдал свою кровь Земле.

Он умолк. Я гладила его волосы, отыскивая запутавшиеся в них прутики.

— И Эмулф превратил тебя в оленя?

— Это испытание на царствование. Его устраивают колдуны, превращая Королевичей в оленей и отпуская их в лес. — Он беспокойно зашевелился в моих объятиях. — Не знаю, что случилось после. Мысли оленя не похожи на мысли человека, к тому же, ведовство отчасти лишило меня рассудка. Но мне говорили, что истинный Король тот, кто силой духа и чарами Земли вернется в Рощу в облике человека.

Слушая, как он дышит, я лежала в темноте, зная, что рассказ еще не окончен.

— Что становится с остальными Королевичами? — спросила я тихо.

— Их кровь и ведовство возвращаются к Земле, — сказал он. — Только истинному Королю дозволено жить.

— А ты?

— Я убежал. Королем или оленем, я знал, что должен умереть до срока, а я не хотел смерти. И Эмулф… да, я ненавидел его.

Мне хотелось спросить, почему, но в голосе его было что-то, заставившее меня промолчать и только обнять его крепче.

Он вздохнул.

— Я не помню, как и когда пересек реку, но никогда не забуду то, что почувствовал, вновь став человеком. Я решил, что свободен, — свободен от заклятий Эмулфа, жертв и обязательств царствования, угрозы смерти. Но пришло утро, и я опять обратился оленем. То была худшая ночь в моей жизни, ибо я понял, как далека от меня свобода. — Он вплел пальцы мне в волосы и поцеловал в губы. — Так было, пока я не встретил тебя и не узнал, как сладко быть связанным с тем, кого любишь.

*****

Той ночью мне снился чудной медведь, бегущий по лесу. Я знала, как это бывает во сне, что он ищет меня, а когда найдет, попытается убить. Он был старше и крупнее меня, но не так проворен. Он оступался на бегу, будто был ранен, хотя на шерсти я не видела крови. Он подходил все ближе и ближе, пока я не учуяла его смрадное дыхание, отдававшее тухлым мясом. Взревев от ярости, я поднялась на задние лапы и ринулась на незваного гостя.

И проснулась. Светало. Моя голова покоилась на теплой шкуре, а под ухом трепетало оленье сердце.

Едва я подняла голову, мой рогач вскочил, упираясь ногами в пол, глаза его были расширены, ноздри раздувались.

— Я знаю, — сказала я. — Но это не его Земля. Она моя, она вскормлена кровью моей матери и послушна моему ведовству. Эту битву я могу выиграть.

Олень запыхтел и вскинул рога, сметая пучки сохнущих трав со стропил. Я поднялась и, натянув тунику и леггинсы, отворила дверь и шагнула за порог, как раз когда дюжина знакомых охотников показались на поляне.

В мгновение ока они сдернули с плеч свои луки, выхватив стрелы из колчанов и оттянув тетиву до самых ушей. Олень протрубил боевой клич, а во мне заворочалась и зарычала медведица.

Сквозь стену охотников протиснулся высокий бородатый мужчина — грудь колесом, плечи обернуты медвежьей шкурой.

— Подите прочь, глупцы! — вскричал он. — Это дело колдуна!

Охотники растворились в лесу.

Без сомнения, это был Эмулф. Я узнала его запах, который учуяла во сне, а он, должно быть, узнал мой. Даже в человеческом облике он был ростом с некрупного медведя. Колдун зыркнул из-под кустистых бровей на оленя.

— Позорно, — прогрохотал он голосом, раскатистым, как летний гром, — видеть, как мой Королевич прячется за юбками жалкой ведьмы-южанки.

Олень тряхнул головой и, вскинув копыто, гневно ударил им в землю.

Эмулф расхохотался.

— Ты знаешь, что тщетно бросать мне вызов, Эрдвин. Ты ведь впитал это сызмальства: всякая ведьма несет скверну и должна быть убита. Подойди же, не будем яриться и грозить друг другу. Сегодня день великого празднества. Две луны тому твой брат Королевич Гертвин воротился в Рощу Колдунов. Он будет коронован на полной луне. Во славу нашего нового короля я готов быть великодушным. Возвращайся со мной к Земле, как должно, отдай ей свою кровь, и я сохраню жизнь ведьмы.

Я слушала эту речь с нарастающим гневом.

— Он не хочет идти с тобой, — заявила я. — Он не готов умереть, и я не возьму в толк, с чего бы ему плясать под твою дудку.

Борода Эмулфа встопорщилась.

— Молчи, ведьма! — зарычал он, не сводя глаз с оленя. — Не суй нос в ведовство, о котором не знаешь.

Медведица во мне сердито заворчала.

— Я знаю, колдун, что это — моя земля, по праву моей крови и крови моей матери, пролитой на нее в каждое полнолуние. И если мы станем сражаться, я думаю, что возьму верх.

На мгновение взгляд Эмулфа метнулся ко мне. Я не могла читать по его лицу, но его тело и запах говорили мне, что он напуган.

— У ведьм нет земли. Ты всего лишь изгнанница, обделенная силой невежественная дикарка.

— У меня есть и сила, и знание. Ведь это я излечила твоего Королевича.

— Излечила? — прорычал Эмулф. — Ты сделала куда больше, ведьма. Ты привязала его к себе. Кровью и плотью, как пять сотен лет тому ведьма Хольда привязала Короля Детлефа.

— И что в этом плохого? — спросила я.

Лицо Эмулфа исказилось.

— Ведьма несет скверну. Этого довольно. Колдуны отдают свою кровь Земле. А когда на свет появляется маленькая ведунья, они отдают Земле кровь младенца.

Эмулф вытащил из-за пояса нож, и отполированная бронза сверкнула в его руке, как луч солнца.

— Так должна была быть отдана кровь твоей матери. Так я отдам твою.

Он впервые посмотрел прямо на меня, и тяжесть его взгляда легла мне на плечи.

В тот же миг я обратилась медведицей, из отверзнутой зубастой пасти которой рвался свирепый рык.