Страница 25 из 53
— Храбрость без осмотрительности справедливо считают глупостью, — усмехнулся Лукка Савелли. — Ты убедился в этом на собственном опыте.
— Я убедился лишь в том, что зря полагался на вас, — возразил Джованни ди Вико.
— Не надо спорить. Расскажи лучше, почему ты все-таки надумал явиться в Рим? — примирительно спросил у префекта Пьетро Агабито.
— Что же мне оставалось? — пожал тот плечами. — Продолжать сопротивление после падения Ветралла? Жители моих городов не желают сражаться против римлян. С одними наемниками много не навоюешь.
— Но гарнизон ветральского кремля еще держится.
— Через день-два осадные баллисты разрушат их стены. Римляне ворвутся и туда. По крайней мере, я сохраню свои имения. Таковы были условия…
— Полагаешь, Риенцо сдержит обещание?
— Пока он не нарушал слова. У меня нет оснований не доверять ему.
— Правда ли, что ты каялся при всем народном собрании? — подливая себе вина, спросил Лукка Савелли.
— Я принес присягу, как и остальные. — Ди Вико косо взглянул на барона.
— И тем не менее попал сюда!
— Трибун обещал освободить меня, когда вернется с армией после взятия ветральского кремля.
— Связи Рима с Тосканой теперь усилятся, — нервно теребя аккуратно подстриженную клином бородку, сказал граф дель Ангвилера. — Мало кто осмелится здесь противиться трибуну. — Он с опаской оглянулся на дверь и, понизив голос, продолжал — Синьору ди Брачча пришлось бросить семью и бежать из собственного замка. Почти все города Римской области признали суверенную власть Рима. Их примеру последовало герцогство Сориано. Говорят, лишь Никколо Гаэтано граф Фонди отказался подчиниться новому правительству.
— Одному Гаэтано долго не продержаться, — задумчиво сказал Джованни ди Вико. — Хотя граф доблестный рыцарь и войск у него не мало.
— Хуже всего, что среди нас нет единства, — со вздохом согласился Бертольдо дель Ангвилера. — Особенно эти Орсини. Думают лишь о себе.
— Придет время, и они поймут, с кем им по пути, — поднимая кубок, уверенно произнес Лукка Савелли. — В Авиньоне тоже рано или поздно спохватятся.
Барон выпил вино и спокойно достал из стоявшей перед ним объемистой корзины румяно поджаренную курицу…
— Хорошо, хоть разрешили родственникам носить снедь, — вздохнул Пьетро Агабито. — Прошлый раз приходилось есть невесть что наравне с ворами.
— Э… Воры! Честные! Все перепуталось, — теребя бородку, пробормотал старый граф. — Теперь воры ходят в судейских тогах.
— Скоро все вернется на свои места, — сказал Лукка Савелли. — Сумасброд трактирщик неизбежно вызовет общее недовольство. Пока еще чернь живет мечтами. Ждет от него то, чего он дать не может.
— Полагаете, они покинут трибуна? — выразил сомнение бывший сенатор.
— Навоз останется навозом, чернь — чернью, — обгладывая куриную ножку, усмехнулся барон. — Эти собаки взбунтовались, потому что вообразили, что им недостает свободы. Но едва они окажутся на свободе, их тотчас потянет к хозяину.
— Однако они могут выбрать иного господина, — тихо произнес Джованни ди Вико. — Риенцо вполне подходит для такой роли. Из него получился отличный правитель.
— Из Колы вышел трибун, — возразил Лукка Савелли. — То есть тот, кто служит толпе и защищает ее интересы. Он может повести ее за собой, захватить замок, город, даже целую страну, но никогда из него не будет настоящего правителя.
— Это почему же? — удивленно поднял брови префект.
— Да именно потому, что правитель — это тот, кто правит другими, кто заставляет других служить себе, а не прислуживает сам. Чернь всегда следует за тем, кто ее соблазняет, кто ею пользуется и потом топчет. Если ей дают слишком большую волю, она тотчас начинает проявлять недовольство и ищет себе нового господина. Поэтому самый бесталанный из нас может быть лучшим государем, чем Кола.
Барон бросил на стол обглоданную кость и снова наполнил кубок вином. Разговор смолк. Слышалось только похрапывание одного из узников да мерные шаги караульного за дверью.
Глава VII
ТРИУМФАТОР
ощий юркий школяр, взобравшись на верхний карниз над центральной аркой римских ворот Дель Пололо, звонким, срывающимся голосом декламировал стихи:
Он заглянул в помятый листок и, рискуя свалиться на головы толпившихся внизу горожан, во все горло продолжал:
— О чем он? Что читает? — расспрашивала стоявших вокруг дородная торговка с лотком на плече. — Вроде молитвы нараспев тянет.
— Какая молитва! Это новая канцона, — отозвался старый ремесленник в измазанной глиной рабочей куртке. — Петрарка написал ее в честь нашего Колы.
— Тише! Дайте послушать канцону! — раздались сердитые возгласы.
Над примолкшей толпой вновь зазвучал голос юного чтеца:
Взглянув на дорогу, школяр вдруг запнулся и радостно замахал руками. При этом он сильно покачнулся и едва не рухнул вниз, заставив взвизгнуть дородную торговку.
— Едут, едут! Я вижу их! — воскликнул он.
Все разом повернулись к берегу Тибра, откуда должно было появиться римское войско. Вдали над лесом поднялось чуть заметное сероватое облако пыли. Постепенно оно становилось все больше, двигаясь к городу. Вскоре со стороны реки из-за бугра показались всадники, ехавшие походным строем во всю ширину дороги. Над их рядами виднелись развернутые боевые знамена.
Тысячи римлян и римлянок, собравшихся у ворот Дель Пополо, с волнением следили за приближением воинов. Бурная радость от сознания первой крупной победы, одержанной их армией, смешивалась с глубокой тревогой и беспокойством за близких. Почти каждый ждал отца или сына, мужа или брата. В торжественном молчании люди готовились к встрече.
Недалеко от центральной арки среди горожан стояли Нина, Лоренцо и маленькая Маддалена. Тут же были сестра Колы Ирена, старый нотарий Франческо Манчини и жена художника Чекко. Теснившийся вокруг народ с уважением поглядывал на родственников трибуна, уступая им лучшие места у дороги.