Страница 24 из 53
— Плохо вы знаете историю, — горячо возразил Петрарка. — Марий тоже не был рожден военным, однако именно он спас Рим от нашествия кивров и тевтонов.
— Кола ди Риенцо достаточно смышлен, — неожиданно поддержал порта Джованни Колонна. — К тому же с таким наставником, как Никколо Орсини, не трудно командовать любым войском.
— Ди Вико не менее опытный кондотьер, — негромко заметил прелат. — К нему могут присоединиться другие бароны. Неизвестно еще, чем кончится война.
— Если трибун не пойдет на поводу у черни и сумеет договориться с остальными грандами, как с братьями Орсини, все кончится миром, — многозначительно поглядывая на посла, сказал кардинал. — Для нас это было бы самым лучшим. Пока в Италии воюют, его святейшество не вернется в Рим.
Главный камерарий предупреждающе поднял руку. В сопровождении сановников из покоев появился Климент VI. Он не спеша прошествовал к находившемуся на возвышении трону.
Заняв свое место, Климент VI быстро обвел взглядом зал. Увидев молодого незнакомца, стоявшего между Петраркой и кардиналом Колонна, он жестом приказал ему приблизиться. Тот сделал несколько шагов по направлению к трону и опустился на колени перед мраморным подножием. Затем, согласно придворному этикету, юноша поцеловал расшитую серебром узконосую туфлю христианского владыки.
— Догадываюсь, откуда ты, — с улыбкой произнес папа. — Но все же назови свое имя и звание.
— Джованни Флорентинец, посол римского трибуна Колы ди Риенцо, — негромко ответил юноша, продолжая стоять на коленях.
— Встань и расскажи, с чем прислал тебя наш друг Кола, — кивнул Климент VI.
— Трибун велел передать вашему святейшеству письмо и заверить в своей преданности и почтении, — поднимаясь и с низким поклоном подавая небольшой свиток, сказал посол.
Папа развернул свиток. Затем он отдал его сановнику, ведавшему канцелярией, и распорядился принести из сокровищницы подарок, приготовленный для трибуна. Слуга вынес красивую шкатулку с инкрустациями из серебра. На крышке шкатулки были искусно изображены гербы римского народа, папы и Риенцо. Папа собственноручно вручил дар Джованни Флорентинцу.
— Это Коле в знак нашего благоволения, — сказал он. — Сегодня же выполню просьбу трибуна, издав буллу об отпущении всех его грехов. Когда вернешься в Рим, передай ему мое пожелание, чтобы в Италии как можно скорее воцарился мир. Пусть осторожность и благоразумие подскажут нашему другу путь для примирения с теми, кто так же, как и он, не является врагом нашего престола.
Папа милостиво благословил посла. Юноша вернулся к Петрарке, бережно неся перед собой шкатулку. Дворцовый прием продолжался.
Стоявший у белой мраморной колонны поэт весело взглянул на римского посла.
— Ты держался молодцом, — одобрительно шепнул он, рассматривая гербы на крышке шкатулки. — Главное — соблюдал церемониал и был краток. Это здесь ценят. Можно подумать, тебе доводилось уже бывать при дворе.
— Трибун научил меня, — улыбнулся юноша.
Франческо положил руку собеседнику на плечо:
— Когда ты собираешься отбыть из Авиньона?
— Как только получу буллу от его святейшества, — ответил Джованни Флорентинец.
— Перед отъездом загляни ко мне в Воклюз. Дорогу туда найти не трудно, — негромко произнес Петрарка. — Я работаю сейчас над канцоной[13] в честь Колы ди Риенцо. Она уже почти готова. Мой друг обрадуется ей.
— Это будет лучшим подарком трибуну, — просияв, сказал римский посол.
— Немедленно штурмовать Ветралла? Вы требуете невозможного! — Никколо Орсини бросил на стол золоченый кондотьерский жезл и хмуро взглянул на Колу ди Риенцо. — В городе втрое больше солдат, чем у нас. Даже если ворвемся туда, надежды на победу нет.
— Надо ждать, пока подойдут отряды, осаждающие соседние замки, — поддержал рыцаря один из находившихся в палатке капитанов.
— Чекко Манчини и Паоло Буффа должны привести их утром. Тогда и начнем, — подхватил Джордано, поправляя толстую оплывшую свечу, что горела в походном подсвечнике.
— Подкоп готов. Его каждую минуту могут обнаружить. Придется все начинать заново и торчать здесь черт знает сколько, — возразил трибун. — Сейчас ночь. Никому не известно, какие у нас силы.
— Нам-то известно, — раздраженно заметил Никколо. — Идти на приступ с пятьюстами латниками против полуторатысячного гарнизона! Это несовместимо ни с логикой, ни с правилами воинской науки!
— Плевать мне на правила. Если боитесь — так и скажите!
— Как простой воин я готов сражаться один против пятерых, — твердо заявил Никколо Орсини. — Но как кондотьер не начну сражения, не имея шансов на успех. Поражение запятнает мою честь полководца.
— Хвала господу, у меня нет этого преимущества, — насмешливо произнес Кола ди Риенцо. — Не хочешь рисковать честью, храни ее на здоровье. Я беру ответственность на себя и сам поведу людей.
Капитаны смущенно переглянулись. Кола ди Риенцо взял золоченый жезл и вышел из палатки. Никколо Орсини, Джордано и другие военачальники молча поспешили за ним. Отдавая на ходу необходимые приказания, трибун уверенно направился к смутно видневшимся в темноте зубчатым стенам Ветралла. Вскоре он был уже во рву у того места, где начинался незаметно прокопанный под стеной невысокий лаз. Здесь толпились воины с лопатами.
— Их дозор только что делал обход. Теперь явятся минут через пять, — тихо доложил один из римских солдат.
— Пусть все, кто вызвался идти, следуют за мной, — сказал Кола. — Остальные будут ждать недалеко от ворот.
Он решительно заткнул за пояс кондотьерский жезл и первым пополз по узкому ходу. За ним тотчас двинулись Никколо Орсини и другие. Как только по ту сторону стены собралось несколько десятков бойцов, трибун повел их к ближайшим городским воротам, защищенным двумя полукруглыми башнями. Прежде чем караульные успели забить тревогу, римляне с криками «Рим!», «Да здравствует Рим!» атаковали обе башни.
Ночная темнота не позволяла судить о численности нападавших. Среди ветральских солдат началась паника. Трибун и Никколо Орсини ворвались в башню, где находилось подъемное устройство. Обратив в бегство охранявших его стражников, они с помощью блочного колеса быстро подняли тяжелую чугунную решетку ворот. Римские латники устремились в город.
Расчет Колы ди Риенцо оправдался. Внезапность и решительность принесли успех. Ветральцы почти не оказывали сопротивления. Лишь небольшая часть гарнизона, состоявшая из наемников, верных ди Вико, укрылась за высокими каменными стенами городского кремля.
Против них в тот же день были пущены в ход тяжелые катапульты и баллисты. Огромные камни и бревна стали разрушать укрепления. Одновременно по приказу трибуна были усилены боевые действия на других участках. Осажденные замки префекта Риспампано и Бьеда подверглись жесточайшему обстрелу. Это решило судьбу дела. Через две недели после начала операций римской армией Джованни ди Вико вынужден был запросить мира.
Одна из просторных тюремных камер в глубинах подвала Капитолийского дворца имела необычный вид. Вместо покрытых прелой соломой нар там находились настоящие кровати с чистым бельем и теплыми одеялами.
Семеро обитателей камеры, по виду настоящие гранды, тоже мало походили на узников. Трое из них мирно дремали на кроватях, остальные вполголоса беседовали у стола.
— Напрасно ты поспешил. Нас подвел и сам сюда попал. — Граф Бертольдо дель Ангвилера укоризненно взглянул на Джованни ди Вико, с мрачным видом цедившего вино из кубка.
— Теперь справиться с ними будет еще трудней, — заметил сидевший рядом барон Лукка Савелли. — Война пошла им на пользу. Кола создал крепкую армию.
— Стефано Колонна предупреждал. Сейчас не время выступать, — добавил бывший сенатор Пьетро Агабито. — Мы должны пока выжидать, собирая силы.
— Не будь вы трусами, все бы кончилось иначе, — сердито отозвался ди Вико.
13
Канцона — род лирического стихотворения в итальянской поэзии.