Страница 33 из 49
– Господи, как же от тебя воняет, – говорил он, пока его руки, сильные и грубые, лезли под подол ее платья. – Личико вроде смазливое, но за грязью даже и не разглядеть. Какая же ты жалкая… Даже руки не хочется марать. Где твои манеры? Ты же вроде из высшего общества… Была, пока твой папаша не пошел на корм рыбам, и оставил тебя ни с чем.
От этих слов Кловерфилд словно очнулась. Ярким, пугающим голубым светом вспыхнули ее глаза; одним молниеносным движением девушка выхватила ржавый гвоздь и воткнула его прямо в шею обидчика. Тот начал задыхаться: глаза непонимающе раскрылись, руки медленно потянулись к шее, почувствовав тепло крови.
Лора, к которой пришло осознание, что она только что сделала, рванулась с места прежде, чем Виктор смог понять произошедшее. Убедившись, что ее не преследуют, девушка перешла на шаг – как ни странно, страха не было. Она рассуждала совершенно спокойно: если обо всем станет известно, ее либо отправят обратно в тюрьму, либо устроят самосуд. Так или иначе, ее ждет смерть: а смерть не так жестока, как нынешняя жизнь.
Все тем же медленным шагом Кловерфилд добрела до своей комнаты. По счастью, никто на пути ей не встретился и не заметил того состояния, в котором пребывала девушка. Сколько прошло времени? Она не знала. Но из этого транса ее вывел громкий стук в дверь:
- Ты опять дверь закрыла? – услышала она голос миссис Корельски. – Вот же дрянная девчонка, немедленно открывай! И не вздумай притворяться, что там тебя нет, я по вони чувствую, что ты вернулась!
Дверь пришлось открыть, хотя больше всего хотелось спрятаться под хлипкую кровать и не высовываться оттуда, по крайней мере, до утра. Смотрительница смерила ее презрительным взглядом и демонстративно прикрыла рот рукой, словно пытаясь сдержать рвоту.
– Боже, ну и видок, – проворчала она. – Ты что, купалась там в навозе вместо того, чтобы его убирать? Бегом в ванную, я не потерплю, чтобы ты разнесла по всему дому грязь!
Сейчас обижаться девушка даже не собиралась – ей и самой хотелось смыть эту вонь и просто выкинуть этот день из головы, хоть это и казалось практически невозможным. Она все еще ощущала прикосновения грубых пальцев конюха, которые, как она начала осознавать, так просто не смоешь и не забудешь. Кажется, в ее копилку добавится еще один кошмар… Но самый страшный кошмар ей только предстояло пережить.
Мыться пришлось под холодной водой: никто не удосужился нагреть ее, и это больше не казалось странным, скорее ожидаемым. Даже в такой мелочи ей не станут помогать, не считая это достойным таких усилий. Стараясь не обращать внимания на дрожь, Лора чуть ли не до крови стирала грязь старой, явно не первой свежести, мочалкой, глотая вновь подступившие слезы. В этот момент умереть хотелось сильнее всего. Просто нырнуть под воду, выпустить весь кислород из легких и захлебнуться. Жаль только, что все равно не получится – инстинкт самосохранения ей этого попросту не позволит.
Из ванной она вышла, завернувшись в простыню со своей кровати. Платье пришлось застирать, хотя девушка сомневалась, что оно станет полностью чистым. Но хоть вонять не будет так сильно, уже хоть какая, но радость.
По коридору Кловерфилд шла очень тихо – не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, особенно сейчас, когда на ней не было ничего, кроме тонкого куска ткани, которое можно легко сорвать. Даже свечу она не зажгла, бродя в потемках, ориентируясь в пространстве практически наощупь. Уже за поворотом стало немного легче, далее шли комнаты слуг, и из-под каждой двери виднелась полоска света. Одна из дверей вообще была приоткрыта, освещая часть коридоры, что заставило девушку ускорить шаг и не бояться что-нибудь уронить. Правда, ненадолго.
– Да хватит тебе уже чушь пороть, Миртл! – голос миссис Корельски заставил Лору застыть на месте и даже перестать дышать на пару секунд, чтобы та не услышала ее и не вышла из комнаты. – Ты всему готова поверить, лишь бы и дальше оставаться подстилкой этого хамоватого голландца.
– Вот и неправда! – донесся до Кловерфилд звонкий голосок собеседницы женщины. – Мой Мерсер никогда не врет, он верен своему слову! И он правда помогал его светлости собрать ложные доказательства вины отца этой белоручки.
– И зачем его светлости это делать? – смотрительница явно скучала от этого разговора и не проявляла никакого интереса к словам служанки. – Он же приютил эту девчонку в своем доме, хотя мог послать на казнь, как сделал это с ее отцом. Какая ему выгода держать при себе предательницу, которая может в любой момент ему навредить?
– О, это часть его плана, – довольно ответила ее собеседница, в голосе которой явно угадывалось восхищение. – Мерсер сказал, что его светлость с самого начала хотел прибрать к рукам все их богатства, а ее забрать, как главный трофей. Так просто она ему бы не далась – строптивая мерзавка оказалась, которая потом и под ногами путалась, защищая своего дружка, Норрингтона – вот и пришлось идти таким изощренным путем. Подставив ее папашу, он отправил его на верную смерть, а у этой чертовки отобрал все, что у нее было, и отправил в тюрьму. Там она должна была окончательно сломаться, и, судя по тому, что она теперь живет здесь в качестве прислуги, это действительно получилось. Теперь она в полной власти его светлости и уже никак не выкрутится… Так ей и надо, впредь не будет идти против воли нашего лорда.
На несколько минут в комнате воцарилась тишина, после чего послышался скрип старого кресла, а следом за этим и голос миссис Корельски:
– Что за вздор! Его светлость не мог поступить так низко… А вообще, Миртл, как ты смогла выведать все это у этого голландского прохвоста?
Служанка, видимо, заметно стушевалась, потому что ответила не сразу, и уже не так довольно.
– Накануне своего отплытия Мерсер пришел ко мне, и мы выпили немного вина… Оно быстро развязало ему язык, и он мне все это рассказал.
– Хороша ты, глупая, повелась на пьяные россказни, – женщина усмехнулась. – Еще бы в существование духов поверила… Ложись уже спать и больше не зови меня ради таких пустяков. Завтра на кухне отработаешь, будешь знать, как морочить мне голову всякой ерундой.
Выйдя в коридор, смотрительница внимательно осмотрела коридор, но, не заметив ничего странного, отправилась в свою комнату, на ходу бурча что-то о безнравственности и легковерности нынешних молодых особ.
А Лора в это время сидела на скрипящей кровати и даже не пыталась сдерживать слезы, градом хлынувшие из глаз. В услышанное не хотелось верить, но и отрицать очевидное не представлялось возможным. За скверным, продуваемом всеми ветрами окошком восходило солнце, а Кловерфилд все еще задавалась вопросом – насколько же несправедлива может быть эта жизнь? Но девушка успокаивала себя тем, что скоро все закончится: ей не простят нападения, даже если этот негодяй останется жив, хотя надежды на это было мало… Перед глазами Лоры встал непрерывный поток крови и ржавый конец гвоздя – если конюх не умрет от потери крови, умрет от ее заражения.
Испытывала ли девушка раскаяние? Если бы нашелся человек, который сейчас бы задал ей этот вопрос, она бы расхохоталась ему в лицо, заметив, что испытывает не раскаяние, а досаду, что не может воткнуть этот же гвоздь в горло Беккета, Мерсера, Корельски и еще множества людей, отравивших жизнь ее семье.
Боль и отчаяние были так огромны, что Лора поклялась – если она выживет, то пойдет на все, чтобы ее рука смогла дотянуться до горла этих негодяев.
Комментарий к Глава XX
Не буду много говорить, только самое главное - мой соавтор самый лучший^^)))
P. S. Мне немного обидно за такой игнор с вашей стороны, дорогие читатели
========== Глава XXI ==========
Атмосфера на корабле с каждым днем становилась все хуже. Уже почти все догадались о плане лорда, и хотя большинство вдохновилось идеей уничтожить всех пиратов, многие подобного энтузиазма не разделяли. Во-первых, всему Ост-Индскому флоту приходилось полагаться на слово капитана Воробья; во-вторых, любая ошибка могла стоить им жизни. В-третьих… Это «в-третьих» очень тревожило Джеймса каждый раз, когда фигура лорда возникала рядом с ним. Эта неконтролируемая неприязнь усиливалась скорее, чем того хотелось бы адмиралу; Норрингтон буквально чувствовал, что в Порт-Ройяле происходит что-то плохое. Поведение Беккета только усиливало это подозрение: нет, Катлер ни словом не обмолвился о семье Кловерфилдов, но по улыбке, по неким намекам, по взглядам, которыми обменивались его светлость и Мерсер Джеймс угадывал нечто нехорошее.