Война за неизбежное

Что, если Норрингтон отвернется от нее так же, как и все эти люди?

Страх настолько сильно завладел девушкой, что она замерла в испуге посреди своей крохотной комнатки, и не двигалась до той самой поры, пока кто-то изо всех сил не забарабанил в хлипкую, едва держащуюся на петлях дверь.

– А ну просыпайся, мерзкая чертовка! – послышался по ту сторону грозный голос миссис Корельски. – Солнце уже поднялось, а в доме грязь! Слышишь? Немедленно вставай, пока не позвала Джорджа, и он не вынес эту чертову дверь!

Страх перед этой женщиной оказался сильнее, чем перед неизвестностью, и Лоре пришлось спешно одеваться, чтобы извиниться перед своей «благодетельницей» не в ночной сорочке. Впрочем, это не помогло, а только лишь усугубило положение: в качестве наказания Кловерфилд получила крепкую пощечину, и грозное:

– Еще никто в этом доме не позволял себе такой вольности – заставлять меня бегать, чтобы всех разбудить. Проявишь такую наглость еще раз – познаешь на себе всю тяжесть моей руки, уяснила?

Лора не знала, что нужно ответить на это, и нужно ли отвечать вообще – вдруг от этого станет только хуже? Смотрительница выглядела весьма разъяренной, и злить ее еще больше не хотелось. Поэтому девушка только кивнула, опустив взгляд, и поспешила взяться за работу.

К слову, работы после ее вчерашних трудов не уменьшилось, а стало намного больше. У Лоры создалось впечатление, что ночью вся прислуга не спала, а старательно разводила в особняке бардак, чтобы доставить ей утром как можно больше хлопот. Другого объяснения Кловерфилд не находила, но и старалась поменьше о таком думать. Нет смысла терзать себя ненужными мыслями, особенно сейчас, когда было просто необходимо не терять бдительности и всегда быть начеку. В этом доме она была совершенно одна. Все были против нее, с первой секунды, с того самого мгновения, когда она переступила порог этого величественного особняка. Никто не протянет руку помощи, никто ее не поддержит. Поэтому нельзя быть слабой. Только не здесь, не рядом с этими людьми. Нужно бороться. Да только как? Прямого ответа на этот вопрос не было, а искать хотя бы намек на него просто не хватало сил.

С уборкой комнат Лора закончила только ко второй половине дня. Работала девушка, не останавливаясь даже на короткую передышку, – ей этого не позволяли. Миссис Корельски словно следила за ней, неустанно, каждую секунду, и стоило Кловерфилд только отложить тряпку, выпрямить спину и вздохнуть, она тотчас появлялась рядом с ней, одним своим видом внушая страх, а вместе с тем желание работать еще более усердно.

Но даже после всей проделанной работы ей не позволили даже минуты отдыха, в тот же миг послав в конюшню.

– Стойла нужно почистить, – приказным тоном произнесла миссис Корельски, встретив ее в коридоре. – Достойная работа, для такой, как ты… Ну, чего застыла? Бегом в конюшню, Виктор с Джорджем не любят ждать!

И никак не возразить, ничего не сделать. Эта женщина одним своим видом внушала страх, и Лоре не хотелось проверять, действительно ли стоит ее бояться, и за что. С другой стороны, внутри девушки поднимало голову отчаяние; оно подначивало проверить, действительно ли эти люди могут выполнить свои угрозы. Если бы проклятый Беккет не был бы заинтересован в сохранении жизни Кловерфилд, последняя давно бы отправилась на виселицу, и эта перспектива уже не пугала. Лора глубокомысленно рассудила, что лучше пять минут позора, чем сносить унижения и боль еще бог знает сколько.

Но еще больше ее пугали произнесенные ею имена. Джордж и Виктор, конюх и его помощник, при знакомстве понравились ей не меньше, чем вся остальная прислуга в доме, в том числе и смотрительница. Неотесанные и грубые, они с первых секунд вселили в ее сердце отвращение. Но больше ее напугали их похотливые взгляды и противные красноречивые ухмылки. Кловерфилд невольно подумалось, что они уже придумали план, как загнать ее в угол и поиздеваться, согласно желаниям их явно прогнивших душ. Именно это и заставило ее замешкаться, неловко переминаясь на месте, что, к несчастью, лишь вызвало гнев миссис Корельски. Звонкая пощечина – вторая за день – заставила девушку очнуться и попросту сбежать, только бы не нарваться на новые угрозы.

В конюшню Лора пришла только через полчаса: сначала она пряталась в одной из ванных комнат, собираясь с силами и пытаясь убедить саму себя, что ничего плохого не случится. Да что может быть хуже ее нынешнего положения? Даже в тюрьме она не чувствовала такого отчаяния и безысходности, по крайней мере, не сразу. Тогда еще была хоть какая-то надежда. Еще можно было во что-то верить, еще была причина открывать глаза по утрам. Но сейчас… Да, сейчас она может видеть солнце, но холодно уже внутри. Да, на ее руках больше нет кандалов, но и свободы она так и не почувствовала. Да, теперь ей не грозит виселица, но желание умереть и просто прекратить все это из головы так и не исчезло. Наоборот, стало только сильней. А это только второй день… А что же будет дальше? Об этом думать хотелось в самую последнюю очередь.

Блуждающий взгляд зацепился за ржавый гвоздь, наполовину торчащий из стены. Вытащить его не составило труда даже Лоре; это действие было продиктовано скорее инстинктом самосохранения, чем логикой.

Первым ее встретил Виктор. Не говоря ни слова, он протянул ей старые, проржавевшие почти насквозь вилы, и толкнул в сторону стойла. Не удержав равновесия, Лора упала прямо в навоз. В нос тут же ударила невыносимая вонь, и она поспешила подняться на ноги, что получилось довольно скверно, и не с первой попытки. Когда же она все-таки смогла встать, платье, руки, даже лицо оказались измазаны в отвратительно пахнущей грязи, такой, что Лора едва сумела сдержать рвотный позыв, с трудом держась на ногах, и то только благодаря вилам, на которые можно было опереться.

Виктор, с явным удовольствием наблюдавший за ней, противно рассмеялся и подкатил к ней скрипучую тележку.

– Принимайся за работу, свинка, – прогнусавил он издевательски. – Если Джордж увидит, что ты еще ничего не сделала, проблем тебе не миновать. Ты же не хочешь все это съесть? А он ведь может заставить.

Обиду пришлось проглотить, как и душащие ее слезы. Силы были явно не на ее стороне, хоть ей и вручили вилы. Только они почти что разваливались в ее руках, поэтому достойным оружием не казались. Девушке и здесь ей пришлось стерпеть и заняться тем, что от нее требовали.

Работа оказалась просто неблагодарной, и не только из-за своей тяжести. На вонь она перестала обращать внимание уже через несколько минут и испачкаться уже не боялась. Но инструмент, который ей вручили, своим требованиям совершенно не соответствовал – уже через полчаса у вил откололся один из зубьев, а еще немного погодя она держала в руках один лишь черенок. К Виктору за помощью обращаться не имело никакого смысла. Он сразу дал понять, что даже пальцем не шевельнет для того, чтобы ей стало хоть чуточку легче, только смеялся все так же громко и мерзко, наблюдая за ее попытками выполнить работу как можно скорее.

В конце-концов Кловерфилд удалось найти лопату, тоже ржавую, но более надежную, чем вилы, и дальше работать стало намного легче. Единственной проблемой оставался Виктор, отпускавший сальные шуточки через каждые пять минут и откровенно издевающийся над ее положением в общем и видом в частности. Как она не пыталась, отвлечься не удавалось, ведь каждое его слово било по самым больным местам. Только что она могла сделать? С самого начала она поняла – сопротивление бессмысленно, оно может только навлечь новые проблемы. Нужно стерпеть, просто смириться. Даже если невыносимо тяжело.

Когда она выкатила доверху наполненную навозом тележку в последний раз, лучи палящего солнца заметно потускнели, медленно исчезая по ту сторону горизонта. К тому времени в конюшню заглянул Джордж, отчего стало только хуже: в отличие от своего помощника, одними шутками он не ограничивался, и не раз переворачивал тележку, чтобы потом с издевательской ухмылкой смотреть, как она собирает навоз обратно; ставил ей подножки, чтобы уже с Виктором смеяться над тем, как она снова валяется в грязи, полностью оправдывая данное ей совсем недавно одним из них прозвище. Когда же она вернулась в конюшню в последний раз, он и вовсе зажал ее в углу, и под смешки своего друга принялся приставать, не обращая и малейшего внимания на ее неумелое сопротивление.