Трое против Нави

– Чем это вы так повязаны?

– Древняя магия.

– А… Ну да, – сказал я, ничего не уразумев. – А эти прародители не могут сами почтить вас посещением? Это же нечестно и жестоко – оставить вас сидеть тут в одиночестве на таких условиях.

– Не мне судить предков. Отцы-питары, как и боги, любят неявное, – он сделал слабую попытку улыбнуться. – Но ты ярит, даже если не подозреваешь об этом… Почему ты обращаешься ко мне, как будто меня много? И вообще, шибко странно ты говоришь.

– У нас так принято. Так я выражаю уважение к собеседнику.

– Непривычно. Так никогда раньше не было.

– Странно. Но если это неприятно, я перейду на ты. Тогда будем знакомы. Меня зовут Сергей, а тебя?

Старик расправил плечи и гордо произнес:

– Я – Варья, внук прародителя яритов Ману, страж Святилища Огня. Я провожаю приходящих ко мне в долину Испытания. С моей помощью они проходят последнее посвящение, перед тем как погибнуть, или остаться жить.

Я пожал плечами, и не стараясь переварить непонятные фразы. Галлюцинации начинали меня утомлять.

– Если тебе не трудно, можешь рассказать мне что-нибудь о себе и обо всем этом? – попросил я, немного погодя. – Мне интересно, где я и что тут делаю. Если хочешь, конечно.

– О чем я могу тебе поведать? Почти вся моя долгая жизнь проведена здесь. Только во времена моей молодости, в начале, было славное время, о котором стоит говорить…

– В начале чего?

– В начале времен. Когда после великой скорби люди с помощью богов снова стали размножаться на земле.

– Стоп, стоп, Варья. Это ты загнул. Ты не можешь так говорить, словно ты – очевидец. Это доступно разве что бессмертным – помнить о такой древности.

– Я бессмертен.

Меня его слова развеселили:

– Серьезно?

– Да. Я ведь в своё время прошёл испытание. И когда умер в Яви, получил бессмертное тело здесь, в Нави. Правда, я не могу надолго покидать это место. Я его страж, и вынужден поддерживать огонь.

– Это невозможно. Если твой костер горит вечно, горы золы давно покрыли бы все это плато! Кстати, тебе пора заготовить дрова, а то огонь потухнет и тебя уволят.

Варья недоумённо хохотнул.

– Этому пламени не нужны дрова. В нем – дух рода. Дрова я кладу в огонь только потому, что от них мясо имеет лучший вкус. Он напоминает мне мою юность и пиры после удачной охоты. А огонь не гасит ветер и не заливает дождь. Он живет, пока рядом кровь яритов, которая течет во мне. Так заведено.

Старик глядел на меня очень серьезно, и у меня не было причин ему не верить. Хотя, с точки зрения здравого смысла этот странный симбиоз существовать не может. Интересно, а с точки зрения магии, может?

– Очаг у тебя – что надо, – заметил я. – Не пойму, правда, как ты дошел до такого святотатства, чтобы жарить в святилище мясо. Это уж воистину помрачение кумиров. Но, положим, ты и вправду бессмертен. Я жажду услышать твою историю.

Смотритель вечного огня или просто Дед, как я его мысленно окрестил, уселся поудобнее, сделал соответствующее выражение лица и, сверля меня глазами, начал свой рассказ:

– Тогда не было ни сущего, ни не-сущего, ни неба, ни земли, ни воздуха, ни воды, ни огня, и только Семя праотца мира носилось по бурлящим волнам потока Хаоса – Дана…

Рассказ затянулся надолго, в чем-то перекликаясь с моими скромными познаниями в различных мифологиях, а в чем-то, вероятно, уходя в еще более ранние пласты мифотворчества, о чем я уж никак не мог узнать из литературы. Мое сознание то прислушивалось к речитативу Варьи, то погружалось в мысленную борьбу между доводами в пользу реальности или нереальности происходящего. Временами в него вторгались также клочья депрессивной любви к Тане, беспокойство и прочее из серии "а ля мазохизм". Сквозь языки пламени я смотрел на Варью, как он покачивается из стороны в сторону, и незаметно уже и я стал покачиваться вместе с ним в такт, а передо мною, словно наяву, представали картины далекого прошлого, которое, быть может, существовало, а быть может, только грезилось древним мудрецам. Варья умело рисовал передо мною неразличимо текучие, пластичные вереницы образов диковинных существ, то ли богов, то ли антропоморфных сил природы, а может, одухотворенных философских категорий, постоянно находящихся в борьбе и движении. Мириады этих обличий, герои, жрецы и простые смертные, рождались, делали свое дело, а если требовалось – умирали или переходили в другой мир. А я в это время рассматривал таинственные знаки, начертанные на камнях его очага. Что они означают? Похожи в чём-то и на санскрит, и на руны, и на клинопись. Или это просто орнамент?

Хранитель Священного Очага поведал мне удивительно красивую историю, которая до сих пор осталась в моей памяти. Это легенда о боге-творце, который создал огненный зародыш мироздания из которого появилось все сущее.

Отец живых существ, демиург, был незряч. Когда пришло время дать людям знания, он спустил на Землю глыбу белоснежного льда, в котором содержалось отражение его самого. Но древний змей Вритра, также обитавший в потоке Дана, из зависти хотел вырвать вместилище истины из рук Творца. Во время их борьбы это огромное зеркало выскользнуло из их рук и, ударившись о землю, разбилось на тысячи мелких осколков, рассеявшихся по всему миру. С тех пор каждый ищущий мудрость, находя такой осколок, видит в нем кусочек Творца и частицу отразившегося в момент битвы змея Вритры, но видит их сквозь отражение собственного лица. Он думает, что узнал правду, но на самом деле это только малая часть целого, да и то, едва видимая за его собственным отражением. Нет героя, которому удалось бы из получившейся мозаики собрать вместилище истины заново, и потому людям так и не дано познать до конца ни Творца, ни мир, ни самих себя. Но яриты верили, что однажды появится человек из их рода, Гандхарва, которому прозревший отец жизни откроет свое лицо снова…

Очевидно, у Варьи были зачатки гипнотических способностей, потому что когда рассказ закончился, я долго не мог прийти в себя. Прошло долгое время, пока цветастое марево образов развеялось, и я, наконец, снова почувствовал, что сижу голыми чреслами на все тех же бугорках, поросших жесткой травой. И черт (или любой его мифический аналог) меня подери, если в тот момент я не почувствовал себя настоящим яритом, явившимся на испытание.

Чувство было хорошее, но оно быстро прошло. Такова уж природа хороших ощущений: они недолговечны, идет ли речь о вкусе хорошего вина, первой влюбленности или интересной книге.

Выбравшись из области мифов, Варья слегка коснулся настоящей истории своего народа. Исходя из того, что я понял, яриты, или ярии были некогда многочисленным союзом родов, обитавшим где-то в степях и лесах на равнинах Причерноморья. Страж Святилища Огня вспоминал о той эпохе с нескрываемой ностальгией. Для него это был своеобразный Золотой век. Не знаю уж, в самом ли деле всё обстояло так замечательно или старик был склонен идеализировать молодость. Но описанный им социальный уклад показался мне достаточно справедливым, а многие детали жизненного обустройства, на мой взгляд, вполне заслуживали применения в современном обществе. Смущение у меня вызывали, пожалуй, его постоянные соскоки в область, далекую от реальности: какие-то «боги», спустившиеся с небес, сказочные существа и прочее в том же духе. Впрочем, в свете того, что сейчас творилось со мной, это выглядело не так уж смешно.

– Вот так, – сказал дед. – С тех пор я всегда нахожусь здесь. У Священного Очага я принимал юношей, и вместе мы начинали испытание, прошедший которое становился достоин жить и называть себя человеком. На Землю он возвращался обновившимся, настоящим воином, сильным, мудрым, справедливым. Всех недостойных пожирал демон Харутугшав, из чрева которого есть путь только в ничто. Таков был закон, и он будет таким всегда, несмотря на то, что испытания больше не существует.

Тут я запротестовал:

– Это уж слишком! На Земле даже за убийство не всегда дают смертный приговор, а тут можно окочуриться из-за того, что природа не наделила тебя умом или силой. Зачем же сразу в ничто! Надо дать парням потренироваться и пусть пробуют снова. Тут предки явно перегибают палку.