Стрелами калёными

Грохот сражений заполонил улицы Киркволла, даже плотно закрытые ставни не спасают от шума голосов, звона клинков и раскатов взрывов. Лирен плотнее кутается в тонкую шаль, в очередной раз вздрагивая не то от холода, не от страха, и оглядывает хижину, последний десяток лет служившую ей домом.

Волна беженцев схлынула, едва только был остановлен Мор. Некоторые ферелденцы потянулись обратно на родину, а некоторые остались. Не то потому что успели устроить свою жизнь в Киркволле, не то потому что банально не хватало денег на дорогу через море. Хоть беженцев и не прибавлялось, те, что уже перебрались в Вольную Марку, старались держаться вместе. Лирен невольно стала для них чем-то вроде путевого маяка: к ней приходили за помощью даже спустя годы, у нее просили крова, когда становилось совсем туго, она помогала найти какую-никакую работу, пользуясь всеми имеющимися у нее связями. Земляки, в свою очередь, не оставались в долгу, а всегда возвращали отданное им сторицей. Лирен предпочитала думать, что они все стали своего рода семьей здесь, на чужом и неприветливом берегу.

О некоторых своих подопечных она всегда вспоминала с теплотой. Андерс вдохновлял ее своей самоотверженностью, служил примером благородства тогда, когда, казалось бы, таким героическим качествам уже не осталось места. Хоук и его семейство, хотя и быстро взлетели по социальной лестнице, в душе все равно оставались ферелденцами, а Гаррет лично не жалел никаких денег для сородичей. Капитан городской стражи Авелин выделяла регулярные патрули в Нижний Город с особым указанием приглядывать за неприметной торговой лавкой, благодаря чему визиты разбойников были сведены к минимуму. Рыцарь-капитан Каллен, сперва казавшийся ничем не лучше его собратьев по ордену, в конечном итоге стал тем самым храмовником, к которому бежали, если становилось страшно – одна девочка-маг из беженцев, всю жизнь бывшая отступницей, согласилась отправиться в киркволльский Круг, только потому что знала, что Каллен не даст ее в обиду.

Всем им Лирен была благодарна, но их общей землячке – по совместительству усмиренной - помогала не из чувства долга. Солону страшились и боялись – усмиренные всем, и магам, и храмовникам, и даже тем, кто был далек от магии и Церкви, внушали какой-то подспудный, необъяснимый ужас. Возможно, потому что даже без магического дара все неосознанно ощущали дикую, неправильную пустоту. Что уж скрывать, Лирен поначалу тоже ее сторонилась, чувствуя себя рядом с Амелл не в своей тарелке. Но со временем свыклась, а потом и привязалась к тихой и спокойной Солоне. Ее многочисленные опекуны в последнее время даже частенько оставляли усмиренную в лавке: Амелл с ее трезвым, не обремененным лишними заботами умом идеально подходила для рутинной инвентаризации товаров. Вскоре к ней привыкли и регулярные покупатели, и искавшие убежища ферелденцы, так что Солона даже перестала выделяться среди них белой вороной.

Сейчас же – в разгар хаоса, в который погрузился Киркволл, - она снова стала казаться чужой. Немногочисленные жители Нижнего Города искали в лавке Лирен прибежище на время стычек, и не без причины: здесь была еда, вода и лекарства, а вход охраняли приставленные Авелин стражники, благодаря чему мародеры благоразумно проходили мимо. Страха это не умаляло: люди жались друг к другу, кутались в тонкие покрывала, чтобы спрятаться от холода, и с содроганием ждали, что вот-вот сейчас в лавку вломятся обезумевшие храмовники или малефикары, ослепленные яростью сметающие все на своем пути.

Амелл во всем этом безумии казалась образцом неестественного спокойствия: она размеренно перебирала за стойкой склянки с настоем из эльфийского корня, даже вносила какие-то записи в журнал, и выглядела так безмятежно, как будто за дверями лавки ее ждал медовый луг, а не охваченный войной город.

Лирен, как могла, утешала тех, кто пришел к ней за убежищем, но ей самой было страшно так, что дрожали ноги, и хотя Амелл не могла ее приободрить, по крайней мере, она всегда была хорошим слушателем.

- Стражники говорят, в Казематах идет бой, - наклоняясь над стойкой, негромко произносит Лирен так, чтобы услышала только Солона. – Слухи ходят, будто Рыцарь-Командор превратилась в какую-то жуткую тварь, а Первый Чародей и вовсе оказался малефикаром.

Лирен вздыхает, пытаясь унять дрожь в руках, и продолжает:

- Не знаю, как они со всем этим справятся. Как вообще кто-то может с этим справиться, когда ты противостоишь… такому. Может быть, стоило бежать из города, пока не поздно.

- Гаррет и его друзья превосходные бойцы, - беспечно отзывается Амелл, убирая склянки с зельем в коробку. – Они справятся.

Тот факт, что звучит это скорее как вежливое утверждение, в которое Солона и сама не верила, делает только хуже.

- Они могут все погибнуть… Защитник, Авелин, Андерс, даже рыцарь-капитан Каллен… - выдавливает Лирен, глотая слезы. – И тогда нас уже ничто не спасет.

Амелл вдруг замирает. Лирен поднимает голову и с удивлением обнаруживает, что та уставилась невидящим взглядом в стену и не шевелилась. Пустые, лишенные какого-либо выражения глаза не были для нее необычными, но такое поведение явно было ненормальным.

- Солона? – зовет Лирен, огибая стойку и вставая рядом с усмиренной. – Что случилось?

Вместо ответа Амелл вдруг начинает крениться в сторону, и Лирен едва успевает подхватить и уложить бессознательную девушку на пол. Рядом оказывается кто-то из ферелденцев, испуганно интересуется, что случилось, и Лирен с трудом выдумывает отговорку, мол, с ней такое бывает, слабое здоровье, все скоро пройдет.

Подложив под голову Солоны куль с мукой вместо подушки, Лирен, как когда-то учил Андерс, нащупывает ее пульс. Он, хоть и слабый, но есть, да и грудь магессы вздымается от глубоких вдохов, как будто она просто крепко спит. Может быть, и впрямь переутомилась – кто же разберет усмиренных? Решив, что ничего полезного она сделать сейчас все равно не сможет, Лирен присаживается рядом на пол и принимается легонько поглаживать то ли спящую, то ли бессознательную Амелл по волосам.

Проходит, может быть, десяток-другой минут, прежде чем Лирен ощущает под своей рукой неестественное тепло. Она испуганно убирает ладонь и пораженно наблюдает, как тает на лбу Солоны клеймо усмиренной, оставляя только чистую от шрамов кожу. Лирен от шока даже не решается двигаться, так и сидит на полу, ошарашено глядя на Амелл и совершенно не понимая, что происходит. А еще спустя пару минут Солона резко распахивает глаза, полные жутковатого белого света. Лирен испуганно отодвигается, припоминая, что примерно так выглядел Андерс в те моменты, когда Справедливость брал контроль над его телом.

Свечение постепенно угасает, Амелл удивленно моргает и переводит на Лирен взгляд обычных серых глаз. Взгляд совершенно осознанный, хоть и явно удивленный.

- Что… - хрипло произносит она, приподнимаясь и садясь на полу. – Что за фокусы…

- Солона? Что случилось? – неуверенно интересуется Лирен. – Как ты себя чувствуешь? Ты вдруг потеряла сознание, а потом… символ…

Амелл дотрагивается кончиками пальцев до лба, уголки губ вздергиваются в едва заметной улыбке.

- Значит, не соврала, - произносит она.

- Кто? – удивленно отзывается Лирен. – О чем ты?

- Дух веры, - охотно поясняет Солона и поднимается на ноги, а затем протягивает ладонь и Лирен. – Сказала, что восстановит мою связь с Тенью. И не соврала.

- Дух? – принимая помощь и тоже вставая на ноги, спрашивает Лирен. – Как Справедливость?

- Что-то вроде того, - кивает Солона и неожиданно усмехается: - Меньше пафоса, но в целом они из одного теста.

Лирен снова переводит взгляд на то место, где недавно красовался знак Церкви на лбу Амелл, подмечает, что в ее движениях скованность постепенно сменяется ужимками и жестами, характерными для каждого человека. Кажется, будто и сам голос изменился – из бесцветного, лишенного красок, стал звонче, ярче.

- Так ты больше не… - неуверенно начинает Лирен.

- Не усмиренная? – с готовностью заканчивает за нее Солона и после кивка Лирен отвечает: - Похоже, что да. И все эти магические книжки Андерса – полная чушь.