Долина каменных трав

Они все вскочили, на эту надпись таращатся, а я в кресло упал и пытаюсь кое-как отдышаться. Ладонь вроде уже не липнет, но меня всё равно подташнивает, когда вспоминаю, как я всё это нёс.

Трудная у почтальонов работа. Грязная.

Отец налюбовался и говорит:

— Митяй, мне хочется верить, что сам бы ты до этого не додумался. Но всё-таки уточняю — это от них?

— От кого ж ещё, — говорю. — Встретил тут одного возле дуба…

— Он тебе что-нибудь сделал? Бил, угрожал?

— Пальцем не тронул. Вот только весточку попросил передать.

— Твари, — Андрей, самый старший брат, аж зубами скрипнул. — Я их найду и головы откручу, руки-ноги поотрываю…

Он даже к двери шагнул, но отец ему сказал:

— Стой! Да, нам брошен открытый вызов, и мы на него ответим. Но горячку пороть нельзя ни в коем случае. Значит, так…

Тут и брат Вячеслав вмешался:

— Ты уж прости, но меня это в самом деле пугает. До Митяя, сам видишь, уже добрались. А если завтра мою Лёльку из колыбели…

— Хватит! — гаркнул отец (я, кажется, впервые увидел, чтоб он так злился). — Неужели вам непонятно — именно этого они и хотят добиться? Чтобы мы запаниковали, рассорились, перестали здраво соображать! Чтобы подняли лапки и сдались!

Вячеслав насупился:

— А что нам, собственно, делать? Уговаривать их, упрашивать? Они слушать не будут, это же хищники. Им надо либо кусок мяса швырнуть, чтобы успокоить, либо перестрелять их всех до единого. Вот только я сомневаюсь, что насчёт «перестрелять» у нас что-нибудь выйдет…

Андрей кривится:

— Ты, Славик, как был ссыкливым, так и остался. И коль уж речь зашла…

Но отец его перебил:

— А ну, прекратите оба! Можете что-нибудь сказать по существу? Нет? Значит, закройте рты и слушайте молча. План действий у нас такой. Я сегодня вечером встречусь с одним знакомым — он адвокат, имеет связи в очень разных кругах, а мне задолжал услугу. Расспрошу его подробнее о наших противниках. Информация — это главное, я вам это всегда твердил и буду твердить. Вы пока продолжайте работать, как и обычно. Детей за ворота не выпускаем. Митяй, извини, но тебя это касается тоже. Сидишь дома, на улицу — ни ногой. Понятно?

— Понятно, — говорю с кислой миной, а сам думаю: «Ага, щас».

— Рад это слышать.

Отец достал платок из кармана, промокнул лоб. Снова поглядел на столешницу, куда уже мухи потихоньку слетаются, и ворчит:

— А сукно придётся менять. Очень сомневаюсь, что его удастся отчистить от этого… э-э-э… содержательного послания.

— Я бы на твоём месте, — замечает Андрей, — весь стол выкинул на помойку. Представь — сидишь ты, работаешь и при этом всё время помнишь, что тут лежало.

— И проветривать придётся дня три, не меньше, — морщится Вячеслав.

— Да, — говорит отец, — в творческом мышлении нашим недругам не откажешь. Это ж надо было додуматься…

Андрей с ухмылкой:

— И Митька тоже не подкачал — выбрал время, когда мы тут все втроём. Нет бы прийти, когда батя один сидит…

— Скажи спасибо, — бурчу, — что вы не в столовой были. А то представь, вы такие расселись, ложки с вилками разобрали, слюнки пустили — и тут вдруг я с письмецом. Приятного аппетита!

— Тьфу на тебя с твоими фантазиями.

И тут, слышим, мать зовёт:

— Мальчики, обед на столе!

Видели бы вы их физиономии…

ГЛАВА 4

До вечера я промаялся дома. То и дело бегал к рукомойнику, тёр мылом ладонь — она от этого стала красная как бурак, но мне всё равно казалось, что грязь ещё не совсем отмылась. Да уж, свою «посылку» я теперь забуду не скоро.

Отец, как и обещал, отправился к адвокату, но не застал. Тот, как назло, куда-то свинтил по своим крючкотворным надобностям, а вернуться должен завтра к обеду, никак не раньше. Отец пробурчал, что, мол, ничего страшного, надо потерпеть и не дёргаться, и пошёл к себе в кабинет. Долго там, правда, не задержался — «депешу» хоть и убрали вместе с сукном, но запашок стоит.

Солнце наконец-таки село, темень по улицам расползлась. У мух с комарами — смена караула: первые отлетались, вторые, наоборот, проснулись и зудят что есть мочи. Луна-рыжуха на небо выкатилась, круглая, только чуть-чуть обкусанная. Вторую луну — серебрянку — пока не видно, она к рассвету появится.

Слышу — в дверь стучат. Отец заглянул и спрашивает:

— Митяй, ты ещё не лёг?

— Нет ещё. Собираюсь.

— Хотел тебе кое-что сказать по поводу сегодняшних происшествий.

Присел на стул, потёр щёку. Я молчу, дожидаюсь.

— Я, — говорит он, — крайне расстроен тем, что тебя втянули в эту историю. Ты оказался в неприятной, унизительной ситуации — и теперь, возможно, считаешь, что я делаю слишком мало, чтобы защитить тебя и всю нашу семью. Может, даже думаешь, что я струсил. Но это ложное впечатление — поверь мне, пожалуйста, на слово. Я тебя в обиду не дам, и мы обязательно найдём выход.

— Ладно, как скажешь.

Он вздыхает:

— Не хочешь разговаривать? Я тебя понимаю — сам бы злился на твоём месте. Не буду тебе больше докучать, просто запомни мои слова, хорошо?

Он ушёл, а я лежу, прислушиваюсь, что в доме происходит. Лёлька мелкая сначала раскричалась, расплакалась, но потом затихла. Ещё минут через пять половицы скрипнули в коридоре. Шаги неторопливые, грузные — это Вячеслав, кабанчик наш раскормленный, бродит, не спится ему чего-то. Кружка звякнула, потом за окном собаки наперебой загавкали, но где-то далеко, еле слышно.

Время тянется медленно, луна по небу ползёт улиткой. Мысли перестали скакать, притухли, усталость навалилась — как будто гналась за мной целый день и вот теперь всё же догнала. Даже пальцем пошевелить неохота — да и зачем? Тяжесть в теле спокойная, неподвижная, я — как камень. Не нужно ничего делать, ни о чём думать…

А потом вдруг комар над ухом как зазвенит!

Я подскочил, озираюсь. Что за ерунда? Какой ещё камень? Это мне, похоже, кошмар приснился — по следам той утренней свистопляски. Спасибо комару — разбудил…

Выглянул в окно — луна уже высоко, и цвет чуть-чуть изменился. Теперь она как старая латунная пуговица. Звёзды помаргивают, духота отступила — дело далеко за полночь. В доме тихо.

Пора.

Я так рассудил — утром смыться из дома будет труднее. То есть, конечно, за ворота шмыгнуть несложно (я же не на цепи сижу), но кто-нибудь из родни случайно может заметить. Тогда они всполошатся и ещё, чего доброго, кинутся догонять, а мне это как-то не улыбается.

А ещё я заново припомнил все рассказы и побасёнки про речную волшбу, какие мне доводилось слышать. Там чётко нигде не сказано, когда лучше смотреть на реку сквозь ледышку: кому-то днём повезло, а кому-то ночью. По-разному бывает. А коли так, то и мне надо не только днём попытаться, но и в потёмках. Верно ведь? Если не получится — подожду до прихода Лизы.

Вырвал из тетради листок, положил на подоконник и, лампы не зажигая, накорябал — не волнуйтесь, мол, меня не украли. Отлучился сам по важному делу, вернусь к обеду.

Взял куртку на случай, если к утру ещё посвежеет, запихнул её в котомку. Хотел уже из комнаты выйти, но что-то мне не даёт покоя — не пойму, что. Предчувствие какое-то неприятное. Постоял я, подумал и вытащил из тайничка за комодом свой серебряный рубль, подаренный Андреем на именины. Ну и медную мелочь тоже всю сгрёб, какая была. Печёнкой чувствую — пригодится.

Дверь приоткрыл тихонько, выбрался в коридор. Половицу скрипучую обошёл вдоль стены, спустился по лестнице. Внизу опять замешкался на минуту — может, думаю, в погреб быстро метнуться, еды с собой прихватить? Колбасы копчёной пару колечек? Но решил в итоге — лучше не надо, а то уроню там что-нибудь, перебужу весь дом, и хитрый план пойдёт псу по хвост. Нет уж, потерплю сегодня без завтрака.

Через двор прокрался без приключений, юркнул в калитку, иду по дороге к дубу. Мыслишка свербит — а вдруг тот патлатый хрен, что меня письмом осчастливил, до сих пор в засаде сидит, высматривает? Но, к счастью, обошлось, никого там не оказалось. Оно и понятно — в такое время даже сволочи отдыхают, только я никак не угомонюсь…