Страница 5 из 13
========== Глава 3 ==========
Гарри провел в Мунго около двух месяцев. За это время мы похоронили павших (среди которых были старший брат Рона – Фред и жена Ремуса Люпина – Тонкс) и почти восстановили Хогвартс, чтобы к первому сентября он смог вновь распахнуть свои двери перед студентами. Несмотря на то, что весь последний курс не успел – по вполне понятным причинам – сдать экзамены на уровень ЖАБА, нам выдали аттестаты о завершенном магическом образовании. Директор МакГонагалл предложила мне, Рону, Гермионе и Малфою остаться еще на один год, так сказать, на правах вольных слушателей.
– Спасибо, профессор, но я собираюсь осенью поступать в Академию авроров. Может, и Гарри удастся уговорить, – отказался Уизли. Его рука по-хозяйски лежала у Гермионы на талии.
– А вы, мисс Грейнджер? – повернулась к ней МакГонагалл.
– Пожалуй… нет, – с некоторым сожалением в голосе ответила Гермиона. – Мне кажется… мы уже немного переросли школу.
Если бы она решила иначе, то и я, конечно, тоже согласился бы, но, глядя на переплетенные пальцы Рона и Гермионы, я лишь пожал плечами и извиняющимся тоном произнес:
– Бабушке очень непросто дался этот год. Думаю, я должен быть рядом с ней.
В результате из старшекурсников в Хогвартсе остался только Малфой.
В начале августа в Министерстве состоялся прием по случаю чествования героев второй магической войны (то есть нас) и вручения им (то есть нам) почетных наград. Я вместе с Гарри, Роном и Гермионой принял из рук Министра магии Кингсли Шеклболта орден Мерлина первой степени и видел, как бабушка то и дело подносила к глазам платок. Она наконец-то могла мной гордиться!
***
После череды празднований наступило время судов над уцелевшими в битве Пожирателями смерти. И вот тут случилось нечто совершенно необъяснимое: Гарри Поттер выступил рьяным защитником Снейпа, чудом пережившего укус той самой змеи, которой я имел удовольствие отсечь голову. Я присутствовал на том слушании и не верил собственным глазам и ушам. Поттер, люто ненавидевший нашего бывшего профессора зельеварения (не без взаимности, надо признать), теперь с пеной у рта отстаивал его свободу. И хотя Министр Шеклболт и директор Хогвартса МакГонагалл тоже дали показания в его пользу, горячая речь Гарри оказалась решающей. Со Снейпа не только сняли все обвинения, но и постановили наградить орденом Мерлина первой степени за вклад в победу над Волдемортом. Глядя на выступающего с трибуны свидетелей Гарри, у меня почему-то сложилось впечатление, что им движет не одна лишь справедливость, но спрашивать его об истинных мотивах этого поступка мне не хотелось. Да и кто я такой, чтобы лезть в чужую душу?
***
После бурных событий весны и лета тысяча девятьсот девяносто восьмого года я погрузился в настоящую спячку. На меня накатила апатия. Я целыми днями лежал в собственной комнате, отвернувшись лицом к стене. В свои восемнадцать я чувствовал себя столетним стариком. Даже мои излюбленные растения в те безрадостные месяцы были практически обделены моим вниманием.
– Невилл, сходил бы ты куда-нибудь. Развеялся, – вздыхала бабушка, взирая на меня с нескрываемым беспокойством.
– Непременно, ба. Может быть, завтра, – говорил я и снова запирался в комнате.
У моих сокурсников жизнь неслась на всех парах: Гарри сделал предложение Джинни, Рон – Гермионе. Две эти свадьбы, без сомнения, должны были стать самыми обсуждаемыми новостями в волшебной прессе со времен победы Избранного над Темным Лордом.
Несколько раз я получал письма от Луны Лавгуд. Она рассказывала о путешествии, в которое отправилась вместе с отцом, и предлагала встретиться после возвращения. К своему стыду, я не ответил ни на одно из ее посланий. Та, с кем я мечтал бы прожить всю жизнь, готовилась на следующий год стать миссис Уизли, а больше мне никто не был нужен. Похоже, Луна догадалась об этом, и письма прекратились.
После совершенно безрадостного Рождества я осознал: дальше так продолжаться не может! Еще пару-тройку месяцев подобного полурастительного существования, и я сойду с ума и составлю компанию своим родителям в палате для безнадежно больных. Я уже не мог смотреть в глаза бабушке, не находившей себе места от беспокойства.
Сразу по окончании рождественских праздников я впервые за прошедшие полгода тщательно побрился, привел себя в порядок и поспешил в Министерство.
– Портключ на двоих до Парижа? – равнодушно переспросил служащий Департамента магического транспорта.
– Абсолютно верно. На двоих. Сроком на неделю.
– Париж? – изумилась бабушка, когда я положил перед ней незатейливый брелок на цепочке.
– А почему бы и нет? – улыбнулся я. – Мне кажется, мы слишком засиделись с тобой в этом доме. А кроме того, я хочу узнать условия для поступления в магическую Сорбонну.
Моя бабушка, как вы уже наверняка поняли, была очень суровой, можно даже сказать, черствой женщиной. Поэтому при виде ее слез мое сердце болезненно заныло, и я прижал к груди ее седую голову.
– Ну что ты, ба?! Все хорошо. Мы замечательно проведем время.
***
Бабушке, которая ради меня даже решилась оставить дома свой траченный молью воротник и шляпу, украшенную чучелом грифа, Париж, несомненно, пошел на пользу. Пожалуй, я еще никогда не видел, чтобы она столько улыбалась. Она словно помолодела на много лет.
Что же касается меня, не могу сказать, что, очутившись в «городе огней», я перестал мечтать о Гермионе. Она незримо сопровождала меня повсюду: в Лувре, на набережной Сены, в маленьких кафе, где подавали восхитительные пирожные, и, конечно, в магической Сорбонне.
«Представляю, – думал я, – каким восторгом загорелись бы ее глаза при виде этого старинного оплота знаний. Но, наверное, судьбу не проведешь! Я через несколько лет кропотливой учебы, скорее всего, получу звание магистра и, возможно, вернусь преподавать в Хогвартс, а она станет домохозяйкой и преданной женой Рональда Уизли (хотя, если честно, он и в подметки не годился такой умной девушке!) и со временем начнет походить на свою свекровь».
Чем менее доступной она была для меня, тем больше я ее желал. Засыпая в крошечном двухкомнатном номере гостиницы, снятом нами в магическом квартале недалеко от Сорбонны, я видел лицо Гермионы так близко, что казалось: протяни руку и можно коснуться ее щеки. Не буду лгать ни вам, ни самому себе – я хотел ее! И страшно мучился от глупой ревности к Рону, ведь он, в отличие от меня, имел право обнимать ее, целовать и даже… Я запрещал себе фантазировать о подобном, но что я мог поделать с собственными снами?! Просыпаясь на скомканных простынях, с подсыхающей коркой спермы на животе, я размышлял о том, как же я жалок с этой любовью к девушке, для которой я – пустое место! Именно здесь, в Париже, я принял решение постараться вытеснить ее образ из своей головы. Смириться с тем, что любовь, романтика и счастливая семейная жизнь – не мой удел. Многие люди, посвятившие себя науке или преподаванию, вообще не обзаводились семьями и как-то обходились без этого. Большинство профессоров Хогвартса: Альбус Дамблдор, Минерва МакГонагалл, Филиус Флитвик, Помона Спраут, Северус Снейп – были одиноки. Что ж, если справились они – значит, сумею и я.
***
Мы вернулись в Англию, и я тут же обложился словарями и учебниками по французскому. Для поступления мне было необходимо предоставить как минимум одну работу по интересовавшему меня предмету, а это значило – долгие часы в библиотеке и никаких отвлекающих мыслей о Гермионе Грейнджер. С первых дней занятий стало абсолютно ясно – с французским у меня прямо-таки беда. Если переводы со словарем еще худо-бедно, но удавались, то разговорная речь выходила вообще гротескно. Хорошо, что хоть устные вступительные экзамены мне не грозили. К весне статья «Мимбулус мимблетония (1) – магические особенности и свойства» была готова. Я дважды прочитал ее бабушке (разумеется, по-английски), затем показал профессору Спраут, чьему мнению очень доверял, и в конце концов с замиранием сердца послал с совой в Париж. Ответ пришел лишь ближе к сентябрю и содержал длиннющий перечень недостатков в моем исследовании, которые мне надлежало устранить, если я планирую все-таки подать повторное прошение о поступлении в магическую Сорбонну. Сначала от обиды мне захотелось просто-напросто уничтожить ни в чем не повинный пергамент Инсендио и навсегда забыть о перспективах получить ученую степень, но потом, немного успокоившись, я снова засел в библиотеке. В этот раз я не ограничился одной консультацией у профессора травологии. С согласия профессора Спраут я появлялся в Хогвартсе чуть ли не еженедельно, и к середине осени статья, на ее непредвзятый взгляд, выглядела идеально даже для самой строгой приемной комиссии. Я жаждал как можно скорее покинуть Англию, ведь двадцатого января, прямо во время свадьбы Гарри и Джинни, Рон и Гермиона собирались объявить о своей помолвке (так, по крайней мере, писали в «Ежедневном пророке»). Но проходили недели, а ответа из ректората магической Сорбонны все не было. Вместо долгожданного письма о зачислении Невилла Лонгботтома на курс травологии, сова принесла конверт с приглашением на свадьбу века: Гарри Джеймс Поттер и Джиневра Молли Уизли просили бабушку и меня оказать им честь и разделить с ними их счастье. Текст приглашения почти наверняка составляла Джинни, вряд ли Гарри был столь сентиментален.