Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 45

— Входите, Олеся, он ждёт.

А я была вынуждена вернуться на своё рабочее место, изнывая от ревности, и поминутно глядеть на часы.

Сорок минут. Она вышла только через сорок минут. Улыбнулась, махнула мне рукой и поспешила к выходу.

Нет, я, разумеется, понимала, что ничего у них не было. Но всё равно внутри что-то сжималось от досады и ревности.

Эх, Светка, Светка…

А ближе к двенадцати часам в офисе появился человек, которого все наши дамы всегда очень ждали.

Фил Грин был моим любимым клиентом. И даже не по причине довольно-таки приличных денег, которые он платил мне за создание рекламы для его фитнес-центров, а просто потому что любое его появление в нашей конторе было отличным поводом поржать и постебаться.

Поржать над его прикольным акцентом, а постебаться над нашими дамочками, которые спали и видели Фила в своей постели и с кольцом на пальце.

— Света! — воскликнул он, разводя руками. У него это так смешно получалось — с ударением на «а». — Милайа. Как ты, детька?

Помню, в начале нашего общения Фил всё время повторял «бэйб», «бэйб*» (*англ. «детка»), пока я не призналась, что это прекрасное слово ассоциируется у меня только с поросёнком по имени Бэйб, и не может восприниматься без слегка истеричного хихиканья.

Фил надул губы и предложил вариант «бэби», который был мной категорично отвергнут. Потом последовали «малыска» и «крошка». От первого слова я начинала похрюкивать и почёсываться в районе возможной лысины, а второе показалось мне слишком пошлым. Хотя Фил говорил его лучше всего.

Поэтому мы остановились на «детьке». Это, по моему скромному мнению, намного лучше поросят и малысек.

— Я ничего, — ответила я, улыбнувшись. — А ты как, Фил?

Вообще я обычно против того, чтобы переходить с заказчиками на «ты», но с Филом это получилось легко и просто. Он и сам был такой — лёгкий и простой.

— Прекрасна! — воскликнул американец, то ли отвечая на мой вопрос, то ли делая мне комплимент. — А я к тебе с новым предложениям.

Фил начал оглядываться по сторонам. И я понимала, почему: на его глубокий и красивый голос уже начинало сбегаться всё женское население нашей конторы.

— Предложение! — воскликнула вдруг моя соседка по столу, и я даже вздрогнула от неожиданности. — Руки и сердца? — она сложила ладошки на груди и умильно взглянула на Фила.

— Нет, Варья, — сказал американец с улыбкой. Надо же: запомнил, как зовут! — И у Света есть муж. Да, Света?

— Нет! — радостно ответила вместо меня Варя. — Разводится она!

Вот блин. Нет, я её понимаю: мы всё-таки с ней целых шесть лет рядом сидим и общаемся, и теперь, после моей ссоры с мужем, Варя отчаянно желала сосватать меня за кого-нибудь ещё. Даже предлагала кандидатуру одного из наших бухгалтеров — неплохого, в сущности, мужика. Но… как наверняка спошлил бы Юрьевский: у меня на него не стояло.

— Водится? — переспросил Фил, почему-то проглотив приставку.

— Ни с кем я не вожусь, — вздохнула я, вставая из-за стола. — Пойдём-ка в переговорную. А то там сзади народ уже удочки мотает.

Американец нахмурился, но кивнул и последовал за мной.

Переговорных у нас две. Одна маленькая, для гостей вроде Фила, а другая — та самая, в которой я чуть не проглотила колпачок от губной помады.

— Света, — начал Фил, когда мы сели за стол напротив друг друга, — а почему «удочки мотает»? «Мотать удочки» — убегать, сматываться. Так мне мой преподаватель по русскому языку говорила. И куда они бежать собирались?

Как он вообще живёт в этой стране?..

— Я сказала про удочки в другом смысле. Наши женщины ловить тебя собирались. Как рыбку ловят, понимаешь? Отошёл бы от моего стола — и попал в сети коварных соблазнительниц.

— А-а-а! — протянул Фил. — Я понял, Света. Ловить рыбку, да. Интересный у вас язык. А почему ты… раз-водиться?

— Ну почему люди разводятся? Не сошлись характерами.

Он задумался.

— А… могу я за тобой… по-уха-жи-вать? — произнёс Фил по слогам. — Правильно я сказал?

— Правильно. Пятёрка. А поухаживать нельзя.

— Почему?

— Потому что ты клиент, а я твой менеджер по рекламе, — сказала я наставительно. — Такие правила. Усёк?

— Усёк, — кивнул Фил. — А что это значит? Усёк?





— Это значит — понял, осознал, больше не буду.

— А-а-а. Интересно. Два года тут живу, а всё новые слова…

Я не стала уточнять, что два года назад он, считай, практически не говорил по-русски. Половину слов заменял английскими. Мне даже было проще общаться с ним просто по-английски, чем расшифровывать ересь типа «Эта женщина со гуд для май реклам».

— Хочешь, научу тебя ещё одному слову? Если сможешь сказать с первой попытки — гарантирую пятнадцатипроцентную скидку на твой новый проект.

Фил загорелся. Наивный!

— Давай слово.

— Переподвыподверт! — выпалила я как на духу.

У американца сдулось лицо.

— Как?

— Переподвыподверт! — охотно и даже немного снисходительно повторила я.

Фил вздохнул, набрал воздуха в грудь и попытался повторить:

— Перепор… выпор… вер… Что это за фигня такая?

— Вот именно, что фигня. Это когда кто-то что-то делает или произносит, а ты не понимаешь ничего. Тогда говорят — с переподвыподвертом. Слишком вычурно, значит.

— Ужас. Можно ведь просто сказать: «это пи*дец» и не ломать язык.

Я кашлянула, чтобы не заржать.

— Можно. Но с переподвыподвертом интереснее.

— С перепод… перепо… Кажется, не видать мне скидки. Или ты мне ещё какое-нибудь слово дашь?

— Пожалуйста, — пожала плечами я. — Эйяфьядлайёкюдль.

Когда-то давно я по приколу научилась произносить название этого Исландского вулкана. Для меня это довольно просто — с детства дружу со скороговорками.

— Так нечестно. Это же не русское слово, — засмеялся Фил. — А русское?

— А русское — Сыктывкар. Ястржембский. Синхрофазотрон. Что выбираешь?

Он некоторое время задумчиво чмокал губами, словно пробовал эти слова на вкус. Но в итоге фыркнул и сказал:

— Пожалуй, ничего. Обойдусь без скидки.

— У тебя и так скидка, как у постоянного клиента. Только пятипроцентная. Ну давай, рассказывай, что там за новая идея…

Было забавно наблюдать, как Фил пробирается к выходу сквозь облепивших его женщин. Не теряя самообладания и вежливой улыбки, но быстро настолько, будто в попу он себе вставил свечку с перцем.

— Варя, — укоризненно сказала я, когда американец скрылся из моего поля зрения, — ну как тебе не стыдно?

— Чего это мне должно быть стыдно? — возмутилась соседка. — Как будто я тебя бомжу какому-то сватаю. Красивый мужик, молодой, богатый. И ты ему нравишься!

— Не придумывай.

— Я и не придумываю! Он мне сам это говорил, ещё когда говорить толком не умел. «Света прекрасный гёл, жаль, не май».

— И не июнь, — фыркнула я. — Варя, имей совесть! Я сама разберусь.

— Сама так сама, — она пожала плечами. — Я уже всё сделала. И если Фил не дурак, он активизируется. А если дурак — значит, он нам такой и даром не нужен!

Мне Фил любой был даром не нужен. Нет, он неплохой парень, но…

— Света, — услышала я прямо над собой голос Юрьевского — и резко перестала дышать, — что у вас там с проектом для «Эдельвейса»?

Я подняла голову и уставилась в его серые, холодные и явно очень недовольные глаза.