Страница 20 из 45
И прежде чем мой мозг успел включиться, мой рот заорал:
— Макси-им! — а мои ноги побежали к нему, не жалея сил и сверкая пятками.
Генеральный обернулся и хмуро уставился на меня. Наткнувшись на этот взгляд, я попыталась грохнуться, но Юрьевский успел среагировать и поймал меня на подлёте к асфальту.
— Удивляюсь, как ты до сих пор жива, — пробормотал он, помогая мне выпрямиться. — С твоим умением падать на ровном месте. Как нога?
— Почти прошла, — произнесла я смущённо. — Я… просто хотела сказать… Извини за сегодня, я вела себя глупо…
— Ничего страшного, — ответил Макс совершенно равнодушно. — Не буду предлагать подвезти, так как мне срочно нужно домой. До завтра, Света.
— До завтра, — прошептала я растерянно, не зная, что ещё сказать. А главное — надо ли говорить?
То, что случилось после презентации, на самом деле — сущая ерунда. Гораздо важнее — то, что произошло в субботу.
И мнение Юрьевского обо мне, кажется, никак не изменить.
Мне должно быть всё равно, да? Должно быть. Но мне не всё равно…
Но ведь так не бывает. Не бывает. Не может быть…
Откуда взялись эти чувства? Я не понимаю… Я никогда не была ветреной особой, я любила Андрея всем сердцем и душой.
Тогда почему сейчас я думаю совсем не об Андрее?..
Почему?!
Макс назвал собаку Жулькой — за вечное стремление что-нибудь стащить и сжевать.
Первым, до чего добралась Жулька, были его тапочки. Потом ремень, затем новые ботинки.
Будь Юрьевский другим человеком — он бы взбесился. Но Макс к подобным вещам относился философски. Собака была молодая, почти щенок — её нужно было воспитывать.
— Может, себе оставишь? — спросил у него Антон Любимов — ветеринар, к которому Макс привозил всех своих найденных животных последние лет двадцать.
— Да меня дома не бывает. А ей играть, гулять хочется.
— Ты меня поражаешь, — хмыкнул врач. — Ты же генеральный директор, а не хрен, извини, собачий. Приходи позже, уходи раньше… Это обычное дело для генеральных директоров.
— По вашему судишь? — хмыкнул Макс.
— Да и не только. У жены на работе генеральный ходит только два раза в неделю — документы подписывать. Во вторник и четверг. С двенадцати до четырёх. А ты чего?
— А я ничего, — развёл руками Юрьевский.
Но дома, когда Жулька развалилась на купленной специально для неё подстилке и стала увлечённо грызть сушеную баранью ногу, он всерьёз задумался над словами Антона.
Обычно Макс пристраивал найденных животных. Не всегда это получалось быстро, иногда приходилось ждать по 2–3 месяца, а то и по полгода, но ему везло. Впрочем, пристраивал он не сам, а через своих знакомых волонтёров, которые занимались тем же самым, что и он — забирали выброшенных животных с улицы, лечили и находили им хозяев.
Жулька была смешная. Небольшая, с рыже-палевой шерстью, тёмными глазами и ушами, которые то стояли торчком, то загибались вниз. И умная. Понимала команды так хорошо, как будто её им кто-то уже учил, но это не мешало ей шкодить в его квартире третий день подряд.
Макс знал — это нормально. Жулька испытывала его, хотела понять, годится ли он на роль хозяина и вожака. И Юрьевский терпеливо воспитывал её, так и не зная, отдавать свою новую подопечную другим хозяевам или нет.
Именно из-за Жульки Макс пораньше ушёл с работы в понедельник. Хоть у собачки и оказалась повреждена лапка — небольшой вывих — гулять ей всё же было необходимо.
— Похоже, ты будешь единственной постоянной женщиной в моей жизни, — пробормотал Юрьевский, заходя в квартиру и наблюдая за тем, как Жулька увлечённо виляет хвостом и пытается подпрыгивать, но из-за больной лапки только смешно дёргается. — Ну, чего? Не против остаться со мной?
Собачий хвост завилял ещё восторженнее.
Что ж, пусть живёт. Может быть, ему тогда будет не настолько тоскливо. Макс рассказал Свете про своё киноманство, но не стал упоминать, после чего оно началось.
Света…
Злость на неё ушла, сменившись усталостью.
Наверное, это нормально — прощать тех, кого любишь.
Просто у него за десять лет это так и не получилось.
Заявление мы подали. Правда, далось это мне эмоционально очень тяжело. Андрей опять пытался уговорить меня не разводиться, и я периодически хотела ему треснуть.
Но ещё сильнее мне хотелось треснуть Саше. Конечно, она с лёгкостью заявила Андрею, что может «отдать» нам своего ребёнка, ведь до этого сестра приходила ко мне и услышала то, что желала услышать. Что я не собираюсь прощать Андрея.
И от этого её предложения мне было так отвратительно и мерзко…
Наверное, именно поэтому я попросила своего почти бывшего мужа забрать вещи как можно скорее, а потом не звонить и не приходить.
— И Саши это тоже касается, — заключила я, и Андрей, горестно вздохнув, дал слово.
Домой я вернулась с чётким желанием как следует набухаться. А ещё лучше — утопиться. Можно даже в ванной.
Примерно так я и сделала — налила полную ванну воды, добавила побольше шампуня для пены, и завалилась туда по самую шею. Лежала, смотрела в потолок и старалась ни о чём не думать.
Даже о Максе.
И это почему-то оказалось самым сложным…
День, когда я вновь пойду на работу в хорошем настроении, можно будет раскрасить в календаре красным цветом. А пока — только чёрным.
Чтобы попасть к нам в офис, нужно пройти через холл огромного торгового центра, и моё настроение ухудшилось ещё больше, когда я увидела, что магазины уже начинают украшать витрины к Новому году.
Вообще-то я люблю Новый год. Но не сейчас, когда мне не с кем его встречать и вообще непонятно, что делать дальше.
— А-а-апчхи! — вдруг громко и смачно чихнула девушка, шедшая передо мной. Я вздрогнула, обратив на неё внимание, и нахмурилась: что-то в ней показалось мне знакомым…
Точно!
— Олеся! — воскликнула я и почти сразу смутилась. Светка, ну что ты как ребёнок! Вы же вроде как не представлены.
Она обернулась, удивлённо оглядела меня. И вдруг улыбнулась.
— А! Я вас помню. Вы у Макса работаете, да?
Я кивнула. Надо же — помнит…
— А я опять к нему по делу. А-а-апчхи! — снова чихнула Олеся, и уши её шапки смешно задрыгались.
— Простудились? — спросила я, и она покачала головой.
— Не. Я просто вышла из метро на другом конце торгового центра. Шла через длииииинный такой холл, и там какие-то люди заваривали прям в проходе чай с имбирём. А у меня на имбирь… а-а-ап-чхи! Аллергия, вот. Вы не знаете, тут аптека есть? Надо мне таблеточку выпить…
— Есть, конечно. Тут всё есть…
Я махнула рукой и повела Олесю в местную аптеку. Она почти каждую секунду шмыгала носом и так трогательно смущалась, что я не удержалась от улыбки.
— Спасибо! — поблагодарила она меня, когда мы вышли из аптеки. Проглотила таблетку от аллергии и спросила: — А как тебя… ой, то есть вас зовут?
— Можно на «ты». Я Света.
— Олеся. Да, давай на «ты». Отвыкла я от этих протоколов.
Она действительно была очень лёгкая и милая. Неудивительно, что Юрьевский к ней неравнодушен. Мне самой рядом с Олесей стало чуть веселее жить.
Я довела её до приёмной, про себя глупо и по-детски радуясь — наверняка Макса ещё нет на работе — но как только мы подошли к секретарской стойке, Вика, кивнув и раздвинув губы в профессиональной любезной улыбке, позвонила генеральному по телефону и махнула рукой на дверь.