Идеальные Солдаты

Мне стало холодно.

Второкурсники хихикали, пересказывая подробности пожара, смакуя детали.

— Говорят, он был извращенец и педофил, — сказала Ронг громче других. — У него был гарем из маленьких девочек. Их всех спасли, представляешь? Кто-то прямо посреди ночи, в обход стражи выпустил их в сад, куда не добрался пожар.

Новая порция ругани и злорадства в адрес шейха заставила меня вздрогнуть.

— Но люди же погибли, — сказал я. — Много людей. Ладно, шейх был сволочью, а его стража? Дворец, как я помню… э-э-э, в смысле, как я вижу, просто огромный, наверняка там была куча слуг, которые ни в чем не виноваты!

Пустые рыбьи глаза Ронг смотрели прямо на меня. Такого взгляда у нее раньше не было. По моей спине побежали мурашки.

— Они были плохими людьми, врагами Содружества, раз работали на этого злодея, — сказала она ледяным тоном. — Плохих людей нужно убивать.

Ее поддержал хор одобрительных возгласов.

Я развернулся и молча пошел мимо них по коридору Кольца, игнорируя насмешливые взгляды в спину и замечания о том, что я, видимо, просто струсил.

Мне нечего было ответить им, потому что они были правы. Я действительно испугался. Но не смерти шейха, которую, я был уверен, видел едва ли не лично в ту ночь. А того, как все ребята, все эти Дети отнеслись к убийству.

Лола, Джерри, Дылда, Рыжий. То же отсутствие страха.

Интересно, что бы они сделали, окажись сами перед необходимостью прервать чужую жизнь? Говорить можно что угодно, но мне ли не знать, как делается тот самый выбор.

А ведь я сам ни о чем не жалею. Я тоже чувствовал только радость от всех трех убийств, совершенных моими руками.

Просто сперва мне казалось, что я один такой — не слишком правильный и высокоморальный. Отклонение от нормы. Но, видимо, это совсем не так.

Они все такие. Даже Ронг почему-то изменила свое мнение. Ну, значит, не бояться чужой смерти — вполне обычно?

Значит, так всё и должно быть?

Тогда почему мурашки всё бегут по моей спине, а двойной ритм колотился о ребра в неописуемом ужасе?

***

Как и обещал, весь третий триместр я заходил в гости к Меган пару раз в неделю. Сперва она звала меня своим подопытным, давала тесты на зрительную память, объясняла результаты энцефалограммы и прочих исследований. Потом слегка умерила пыл, угощала настоящим кофе и ненавязчиво расспрашивала о моей жизни.

Я рассказал ей, что подслушал их ночной разговор с майором. Тихим шепотом Меган ответила, что ничуть не сомневалась в этом.

Теперь ей тоже стало интересно, что за штуковина стоит у меня за сердцем. То, что я слышал двойным биением, никак не отражалось на приборах, не считывалось пульсометром и не меняло кардиограмму. Будто этого биения не существовало на самом деле, только в моем воображении.

Но липовый кардиостимулятор был. Потому должны быть и другие параметры, которые можно засечь и измерить. Например, излучение Кузнецова, названное в честь первооткрывателя галактиония. В медпункте Академии не имелось приборов с возможностью регистрировать такое, но она считала, что списывать его со счетов нельзя.

Ее братец, доктор, что зашивал мою руку, ответил нам через несколько дней после конца каникул. В длинном письме среди обычных страданий о скуке и серости жизни на Нижней Земле, розовых соплей о братской любви и краткого пересказа последних событий была всего пара фраз, посвященных нужной нам теме:

“Ты будто не знаешь, что все мы просто играем роли в этом военном спектакле. Свою я, кажется, уже отыграл и ничуть не жалею об этом. Доверься майору Джонсону”.

Дважды перечитав письмо, мы пришли к неутешительному выводу, что ценной информации братец Меган нам дать не сможет. Возможно, его почту проверяли или следили за ним напрямую — этого мы узнать не могли.

Расплывчатость ответа заставила Меган нервничать.

— Кажется, мы действительно влипли во что-то серьезное, — злилась она. — Доверять Патрику? Хотелось бы. Конечно, сперва я думала, он ко мне вполне неплохо относится. Мы познакомились еще во время учебы на Эвридике. Мне только исполнилось шестнадцать, и я влюбилась в него, как дурочка. Конечно, ему было на меня плевать, но мне хватало и простого общения с ним. Потом, после вуза, нас с братом закинули в Солнечную систему. Братец сразу был распределен вниз, на Землю, а я попала на Луну-11. В лаборатории Саши Кузнецова было скучно, тяжело и непонятно. Меня использовали как нечто среднее между уборщицей и самым младшим лаборантом. До живых людей не допускали, до компов тоже, но отказаться от этой работы было нельзя. Ты же знаешь, все эти заморочки с кредитом на образование и обязательной отработкой после конца учебы…

В тот год произошла одна из крупнейших стычек между Содружеством и Лунным Союзом — кажется, нападение на корабль сотрудников Венера Энерджи или что-то вроде того. Патрик был там, защищал гражданских. Тогда он потерял левую руку, кисть. Ты видел, да? Он порой ходит без перчаток, можно заметить.

Протез ему ставили на Луне-11, Саша лично занимался этим. Ну а я… Просто радовалась возможности снова увидеться. Несколько лет я продолжала работать у Саши, Патрик регулярно прилетал на техосмотр протеза, так что общались мы довольно часто, а потом…

Год назад он прилетел в очередной раз и сразу позвал меня работать сюда, в Академию. Не представляешь, как я была рада! И к нему поближе, и работа получше. Жуть как надоело разносить кофе!

Уже здесь, в Академии, я впервые смогла поговорить с Патриком нормально. И поняла, что человек, который мне нравился все эти годы — просто созданная мной иллюзия. Я хотела видеть в нем честь, гордость, человеколюбие. А нашла безмозглую преданность и слепую уверенность в своей правоте. Кажется, он боготворит свое гребаное начальство, не интересуясь ничем, кроме выполнения их заданий. На вопрос, почему меня забрали у Саши и перевели сюда, Патрик ответил, что просто выполнял приказ. Господи, да почти на любые мои вопросы он отвечает именно так! Будто всё общение со мной — это тоже так, выполнение приказа…

— «Мы с тобой — просто винтики в общей системе», — повторил я фразу из подслушанного диалога. — Сложно и непонятно. Неужели всё это: твоя работа здесь, моя учеба — просто кусочки их чертова плана? А я хочу жить ради себя!

Меган кусала губы. Яркая помада облезла, не выдержав таких переживаний.

— Больше всего я боюсь за братца. Сама-то я справлюсь! В детстве он был трусливым и слабым, я всегда выступала у нас заводилой. Сейчас мы разделены — за несколько лет я так и не привыкла к этому. Как бы с ним чего не случилось там, на Нижней Земле.

— Да уж, местечко для работы ему выбрали неприятное, — поддержал я, ежась. — Вот вырасту, стану адмиралом и прикажу майору Джонсону и всем правительственным войскам прекратить эти заговоры!

Меган засмеялась и попробовала погладить меня по голове, но я увернулся.

— Расти скорее, дружок, — сказала она. — Нам нужен хотя бы один человек, на которого можно положиться. На тебя ведь можно?

— Пфф, спрашиваешь! — довольно ответил я, но дотронуться до себя все равно не позволил.

Просидев в медпункте до поздней ночи, забыв про отбой и распорядок дня, я согласился идти к себе только тогда, когда Меган сама начала зевать.

Почему-то мне ужасно не хотелось идти по коридорам Кольца и возвращаться в нашу с Джерри комнату. Студенты, все эти нормально-ненормально жестокие дети, теперь заставляли меня волноваться ничуть не меньше, чем колючие взгляды звезд из далекого космоса.

Даже больше. Звезды были снаружи. А дети с пустыми глазами — здесь, рядом со мной. Даже называющий себя моим другом Джерри. Даже думавшая раньше иначе Ронг.

Смущаясь и с трудом подбирая слова, я сказал о своих тревогах Меган, честно ожидая непонимания и той же пустоты.

Но она испугалась. Судорожно втянув воздух, она обхватила себя за плечи, будто замерзла.

— Знаешь, а я думала, что мне это всё только кажется, — прошептала она. — Никто, абсолютно никто не боится смерти. Как это так? Возможно, это потому, что они собираются стать солдатами? Я утешаю себя этой мыслью, дружок. Потому что не знаю, что происходит на самом деле.