Идеальные Солдаты

— Он защищался! Это совсем другое! — у Джерри были стеклянные глаза фанатика.

— Он говорит, что отнял чужую жизнь! Это одно и то же! — настаивала Ронг.

В этом споре они не давали мне и слова вставить. Я поднялся со стула и со всех сил хлопнул ладонью по столу.

Ронг и Джерри вздрогнули и замолчали. Тяжело посмотрев на них по очереди, я сел обратно.

— У меня есть вопрос, — сказал я. — К вам по отдельности. Ответьте, пожалуйста, это важно для меня. Джерри, скажи, ты вообще о смерти когда-нибудь думал? Имеет ли кто-то право решать, кто выживет, а кто умрет?

Взгляд Джерри меня напугал. Пустота не проходила. Он не боялся ни моей истории, ни вопросов о смерти.

— Я думаю, что мы для того и учимся на офицеров, — сказал он спокойно. — Чтоб уметь решать, кому выжить. И то, что ты уже умеешь защищать свою жизнь, это очень круто.

— То есть тебе не кажется странным или страшным то, о чем я рассказал? — уточнил я, уже сделав для себя выводы.

— Ни капли, чувак, — ответил Джерри. — Они же были плохими людьми. Мы должны без колебаний убивать плохих.

Да, определенно, ему не было страшно.

Зато мне стало.

— Ронг, — уже неуверенно начал я. — А что ты думаешь?

Она сидела с прямой спиной, держа сжатые в кулаки руки на коленях, и дрожала.

— Это всё какая-то злая шутка, — сказала она тихо. — Вы, мальчики, не должны о всяком таком даже думать. Мы не в игре, не в мультфильме, где герой побеждает злодея, и все танцуют от счастья. Вы говорите о настоящих жизнях. Джейк, ты действительно не врешь? Скажи, что ты соврал, чтоб еще разок самоутвердиться, показать нам, что ты крутой и взрослый. Пожалуйста!

— Извини, Ронг, — я покачал головой.

Она поднялась и тряхнула черными косами.

— Скоро отбой, пойду к себе в комнату, — сказала в пространство где-то между мной и Джерри. — До завтра, мальчики.

Видимо, самообладание покинуло ее примерно в этот момент, потому что она резко развернулась на месте и кинулась к дверям.

Мы с Джерри остались сидеть, как сидели: я — на стуле, он — на кровати. В наступившей тишине я отчетливо слышал, как Джерри тяжело сипло дышит.

Мне было страшно.

Он смотрел на меня и улыбался совершенно спокойно. Как улыбались Рыжий и Дылда. Как безропотно приняла мои действия Лола. Кроме Ронг, любой, с кем я говорил о смерти, считал, что убить «плохого парня» — просто великолепное достижение.

— Если ты реально не приврал нигде, чувак, то я завидую тому, какая у тебя жизнь интересная! — сказал Джерри с восторгом. — Еще и с майором знаком! Ты крутой! Просто улет!

Ответив что-то совсем невнятное, я поспешно встал и залез на свою кровать. Когда прозвучал отбой и выключился свет потолка, Джерри пожелал мне спокойной ночи и вскоре засопел в глубоком сне.

А я таращился в темноту и думал, что испытывать страх из-за того, что не испытал его в прошлом, наверное, не очень нормально. И ощущать вину за то, что не чувствовал вины. Какое-то усиление эмоции повторением по кругу.

Бред. Сложно. Совсем непонятно.

Видимо, мои чувства слишком уж сильно отстают от разума, потому что только он всегда заставлял меня ощущать страх и вину. Именно он хладнокровно подсказывал, что в одиннадцать лет нормальные люди думают об учебе, друзьях и игрушках, а не о том, сколько человек они убили и имели ли на это право.

И сейчас тот же рассчетливый разум напоминал, что нормальные люди не восторгаются приятелями, которые сознались в убийствах. Может быть, просто никто из них никогда не видел настоящую смерть? Потому считают это всё пустяком, супергеройской сказочкой, приключениями крутого хорошего парня, сражающегося со злодеями.

Да, именно так. Наш детский мозг просто не может вместить что-то настолько важное, как жизнь или смерть. Мы еще слишком далеко от возраста, когда пора думать о том, как оформят внуки твою могилку на астероиде или над какой звездой развеют прах. А не думая о собственной смертности как о чем-то реальном, возможном и серьезном, мы не думаем и о чужих жизнях в том же ключе.

Удовлетворившись таким объяснением, я отвернулся к стене и постарался уснуть.

***

К концу сентября я привык к занудству Джерри, научился сходу сбивать ехидное самодовольство с Ронг и вполне неплохо проводил с ними свободное от учебы время. А еще научился отдавать честь левой рукой, жить по строгому расписанию и питаться по времени, а не раз в пару дней, когда Лола заставит.

Учеба пока что не казалась такой уж сложной, я как всегда выезжал на своей зрительной памяти, но всё-таки признался сам себе, что придется учиться чему-то новому, и старался анализировать и обдумывать все задания.

Большая часть уроков проходила в симуляторах. Через подобие игр, имея перед собой окошко чата с чаще всего даже не находящимся на Станции учителем и возможность искать необходимые сведения во внутренней Сети, мы учили историю Земли и Ойкумены, всепланетный английский язык и общий язык Содружества, географию разных миров, экономику, психологию, математику, астрономию и навигацию, теорию гиперпространства и физику, основы биологии и химии.

Мы строили корабли по готовым схемам, изобретали и пробовали новые, создавали свой флот, собирали государства из отдельных ветвей власти и обучались вести дела с другими такими же государствами. По клеткам, с нуля создавали живые организмы и выводили новые виды, прокладывали маршруты кораблям через гиперпространство и рассчитывали точки выхода из него в обычный космос так, чтоб корабль не «свалился» в гравитационную ловушку ближайшей звезды.

Погрузившись в учебу с головой, чувствуя неугасающий интерес ко всему, что узнавал в Академии нового, я почти совсем позабыл о Петере и своей обиде, о сложных думах про жизнь и смерть, о тоске по дому бабули в Нью-Кэпе и даже о сотнях оставшихся неотвеченными вопросов.

Я помнил про Лолу, но она мне не отвечала. Кажется, она даже не заходила на свой аккаунт во внешней Сети. Кратко описывая всё, что происходило в моей жизни, в сообщениях, я сперва посылал их почти каждый день, затем только по выходным, а потом и того реже.

Познакомившись с каждым на своем курсе, я не нашел больше никого, достойного внимания. Правда никто из них и не горел желанием со мной общаться. Старшие держались еще холоднее. На лицах у многих был явный вопрос: что парень без руки делает в Академии Военно-космического Флота?

Первокурсникам было, по большей части, наплевать на меня — их куда сильней заботила собственная новая жизнь без родителей и опеки, без возможности проявлять слабости и жаловаться. Старшие бросали на всех нас снисходительные взгляды, иногда откровенно издеваясь, будто на генетическом уровне вспоминая старинную традицию дедовщины. Надо мной смеялись, тыкали пальцем из-за угла, но в драку никто особо не лез, кроме того «неандертальца», повздорившего со мной в туалете в первый учебный день. Изредка пересекаясь со мной в коридорах, он норовил толкнуть меня в правое плечо или дернуть за волосы.

За своей спиной я часто слышал шепот: «Такие здесь не выживают. Он попал в Академию по ошибке. Он скоро сдастся и свалит к мамочке».

А я забивал на них, плевал на их мнение, учился не слушать, не отвечать, не реагировать и сидел в учебных симуляторах до изнеможения, пока Джерри с Ронг не начинали беспокоиться и не вытаскивали меня отдохнуть.

Все уроки были мне интересны, даже физкультура. Перед поступлением я ужасно боялся, что ничего не смогу тут, в Академии, но мои опасения были напрасны.

В один из первых дней наш куратор, миловидная невысокая женщина, имя которой я даже не пытался запомнить, по очереди проводила нас в лифт, ведущий от одного из учебных отсеков Кольца в Ось. После отправления из отсека на Кольце спица лифта начинала замедлять вращение, и чем выше мы поднимались, тем легче ощущалось тело, неуверенней становились движения, чаще — от волнения пульс.

Я почувствовал, как медленно поднимается с воротника хвост волос, как становятся легкими ноги и рука, как остатки завтрака в недовольном желудке взмывают к горлу.