Идеальные Солдаты

Открылась судьбоносная дверь, офицер вышел вместе с девушкой-полицейским. Я машинально отметил, что на воротнике и пряжке ремня у нее чернело по две узких диагональных полоски без всяких звезд.

— Можешь идти домой, — сказала она, вид у нее был не из лучших, но при этом она улыбалась. Складывалось впечатление, что в кабинете на нее сперва как минимум накричали, а потом пожалели.

— Это как так? — спросил я, с трудом улавливая смысл. Мыслями я был с Лолой, совсем позабыв волноваться о самом себе. — На меня не будут заводить дело и все такое?

Офицер улыбнулся одними губами, серые глаза остались недвижимы.

— Никакое дело не нужно, — сказал он. — Всем и так ясно, что это была самооборона, а учитывая ситуацию, это даже не превышение допустимого. Полиция зафиксирует в отчетах, что ты не виноват, не волнуйся. Ты как гражданин Содружества и житель Нью-Вашингтона имеешь полное право защищать жизнь и здоровье себя и своих близких. Ты настоящий храбрец. Не хочешь в будущем послужить на благо своей Родины и стать солдатом?

— Хочу! — тут же ответил я, вскакивая со стула. — Я собираюсь поступать в Академию на Луну-12, сэр!

Девушка-полицейский удивленно округлила глаза. Офицер снова прохладно улыбнулся.

— Очень рад слышать, молодой человек. Иди к своей цели, не отвлекаясь ни на что другое… Но, пожалуйста, постарайся больше не влипать в неприятности. Настоящие военные чтут дисциплину и здравый смысл. Не всё в жизни можно списать на самооборону.

Ага! Подозрительно!

— Звучит так, будто вы помогаете мне не впервые, — заметил я, наблюдая за его реакцией. — Я видел вас в “У Русалки”. Вы были там из-за шпиона-убийцы, так?

Улыбка с лица офицера пропала.

— На твоем месте я бы забыл все, как страшный сон, сбегал бы домой, успокоил бабушку, а потом отправился прямо к подружке, — сказал он настойчиво.

Это прозвучало как приказ.

Девушка-полицейский робко подала голос:

— Но, майор Джонсон, сэр, сейчас ночь Рождества, и вряд ли в центральную больницу пустят…

Офицер вскинул руку, и девушка замолчала, прервав себя на полуслове.

— Вот именно, лейтенант, сейчас Рождество, и юной леди просто необходима компания, — сказал он, улыбаясь теперь по-настоящему. — Давай беги, боец. Поторопись.

Я вскочил со стула и хотел отдать честь, но спохватился и просто замер на секунду, вытянувшись во весь рост.

— Спасибо вам, сэр, — искренне поблагодарил я. При мысли о Лоле мне стало не важно, почему он помог, просто радостно, что все вышло так хорошо.

— Я просто выполняю приказы, — сказал офицер.

Нетерпеливо кивнув, я помчался к выходу, по пути неловко натягивая куртку. На улице все еще шел снег. Пока я бежал, он пытался укрыть меня с ног до головы, набивался за воротник и лез под полы распахнутой куртки. Обычно убранный в карман, пустой рукав вывалился наружу и хлопал за спиной сломанным птичьим крылом.

Парк за парком, улица за улицей. В черном небе за белым снегом взрывались цветные фейерверки, россыпи огней горели на домах и деревьях.

Снова я очутился в центральной больнице. Недовольная работой в праздник медсестра на посту сообщила палату и этаж, но не хотела пускать меня до утра. Кроме нее и скучающего охранника в больнице никого не было, потому я дождался, когда они оба отвлекутся, и проскользнул в пустой коридор.

Бегом поднявшись по лестнице на второй этаж, я так никого больше и не встретил. Палата Лолы была в самом конце коридора. На дисплее на двери мерцала надпись “Долорес Гарсия” и код, который считывали коммы врачей, получая доступ к истории болезни. Я перевел дух перед дверью и заглянул внутрь.

В палате горел только крохотный ночник у изголовья. Лола лежала на кровати, укрывшись с головой, почти незаметная под тяжелым одеялом, такая маленькая; только встопорщенные кудряшки торчали наружу. Я подошел неслышно, но она дернулась и села, повернувшись ко мне, прячась в одеяле. Узнав меня, она откинулась на подушку и слабо улыбнулась.

— Они таблетки хотели дать, чтоб я спала, — сказала шепотом. — А я притворилась, что сама уже уснула, они поверили и ушли.

— Может, лучше бы было поспать? — я кинул заснеженную куртку на спинку стула и осторожно сел на край кровати, вглядываясь в Лолино лицо. Глаза у нее были опухшие и красные. Видимо, шок прошел, она снова могла говорить. Значит, ничего плохого не случилось?

Лола пожала плечами.

— Неуютно тут. Я без плюшевых своих спать не смогу, — сказала она. — Знаешь же, сколько их у нас дома.

— Ага, целая куча, — подтвердил я. — Хочешь, схожу, принесу парочку? Мне не сложно.

— Не, ты чего, там холодно, — Лола посмотрела в окно. Там переливался огнями фейерверков густой белый снег. Здесь, в палате, не было слышно взрывов, цветные вспышки оставались беззвучными.

Тишина.

Мы молчали какое-то время. Лола протянула руку, я взял ее лихорадочно горячую ладошку.

— Ты не думай, у меня все отлично, — зашептала она быстро, садясь в кровати и наклоняясь ко мне. — Не беспокойся — если будешь переживать, я буду себя виноватой чувствовать еще больше! Не надо за меня переживать! Я там растерялась просто. Уже руки мыть вышла, а он меня обратно в кабинку затащил. Рот мне закрыл и сказал молчать, за руку схватил, платье пытался порвать. У него глаза были такие страшные, черные, мертвые… Ты все правильно сделал, точно-точно, а я в порядке…

У нее задрожали губы, подбородок затрясся, она еще крепче вцепилась в мою руку.

— Я просто так испугалась, что он что-нибудь сделает со мной и я стану такая… грязная, жалкая, никому больше не нужная, — закрыв глаза, совсем тихо прошептала она.

От ее слабого голоса у меня все внутри заныло, заворочалось в животе комом, закололо иголками в самое сердце. Ощущения были незнакомыми и слишком странными, вместо них быстро пришла злость, понятная и простая.

Я порывисто дернулся к ней и обнял как мог, изо всех сил. Лола пискнула; кажется, даже хрустнули ребра.

— Если бы я мог, я бы снова снес ему башку, — сказал я куда-то ей в волосы. — А тебя за такие слова хочется или стукнуть хорошенько, или вот, обнять как следует. С чего это ты решила, что какая-то ерунда может сделать тебя ненужной?

— Но это же позор такой, — беззвучно, одним дыханием сказала Лола мне на ухо. — Никому не признаться, никому не пожаловаться… Никто не поймет. Еще и в туалете, а там везде люди… Будут пальцем показывать… И осуждать! А вдруг это я виновата? Спровоцировала его. Зря с ним рядом оказалась.

— Если его провоцируют маленькие девочки на такие дела, то я рад, что он помер, — с растущей злостью прошипел я сквозь зубы. — Не смей даже думать, что ты в чем-то виновата. Он просто злодей. Никто же не обвиняет принцесс из сказок за то, что их крадут злые волшебники?

Лола тяжко сопела, покорно положив мне голову на плечо. Я не знал, удалось ли ее убедить, но очень на это надеялся.

— Давай спать ложись, — сказал я, отпуская ее и отодвигаясь обратно на край кровати. — Никуда не уйду, буду тут сидеть. Чтоб никакой бука не пришел тебя во сне пугать и даже без твоих плюшевых друзей спалось хорошо.

Лола шмыгнула носом и стала тереть кулаками глаза.

— Мне не страшно, не страшно, я храбрая и сильная, — сказала она очень грустным тоненьким голосом. — Честно-честно, совсем не страшно. Я уже не боюсь и не переживаю, все отлично… Но ты все равно посиди со мной, ладно?

Сон одолел меня к утру, и я свернулся калачиком в ногах у Лолы, накрывшись краем одеяла. Кровать была большая, Лола маленькая, потому я совсем ей не мешал.

Меня разбудила уже знакомая медсестра с розовыми, как сладкая вата в центральном парке, волосами.

— О, малыш, я все понимаю, ты переживал за сестренку, но ее и так сегодня отпустят, так что дуй домой, — щебетала она, аккуратно выставляя меня из палаты.

Моя куртка была сырой от растаявшего снега. Выйдя на улицу, я поежился и пожалел, что шарф остался где-то в кафе.

Утро Рождества было сонным, тихим и молочно-белым. Погасли огни, прекратился снегопад. Парки и улицы пустовали.