Идеальные Солдаты

— А где он сейчас? — спросил я, еще уверенный в своей правоте. Но слова Босса все равно создали в ней трещину.

Может, я просто не хочу видеть замену тому, кто спас мою жизнь? Может, ищу подвох там, где никакого подвоха нет? Может, действительно по умолчанию считаю всех идиотами, потому так и решил насчет этого типа?

Все ошибаются, исключений нет. Могу ли я ошибаться именно в этом?

— Сейчас он туалет ушел, — ответил совершенно спокойно Босс, вернувшись на другой конец стойки, к подозвавшему его клиенту.

А я обернулся на наш с Лолой столик.

Все смотрели в центр зала, слушая представление. Громыхала музыка и голос официантки.

Лолы не было. Пустой столик, только два нетронутых стакана сока.

Дальше я ни о чем не думал. В голове было еще более пусто, чем на школьной репетиции, когда Щекастый ударил Лолу на сцене. Распихав толпу, я побежал по теперь пустому коридорчику мимо кухни в туалет. Деления на женский и мужской тут не было, просто ряд кабинок за дверцами. На полу валялись предательские обломки печенья.

Здесь музыка звучала тише, зато я услышал совсем другой звук. Сопение и тихие всхлипы.

Дернув на себя дверцу первой же кабинки, я, почти не видя ничего перед собой, будто мне красной пеленой глаза закрыло, стащил тяжеленную фарфоровую крышку с бачка старинного унитаза. С ней в руке пробежал до последней кабинки. С разбегу толкнул дверь ногой, ломая защелку. Дверь врезалась в чью-то спину, потом распахнулась наружу.

Мелькнул подол оранжевого платья, мелкие мерзкие зубы, растянутые в безумной улыбке. А потом эта улыбка раскололась надвое, во все стороны брызнув красным под тяжестью фарфоровой крышки.

***

Я сидел в приемной полицейского участка и думал о том, что барменам в «У Русалки» катастрофически не везет.

Страха не было, злость прошла, стыда за содеянное я не испытывал. Полная пустота вместо эмоций. Только рука все еще дрожала.

Конечно же, рождественская вечеринка в кафе сорвалась. Мы так и не узнали, кто выиграл суперприз в лотерее. Наверное, все эти нарядные люди расстроились, что их вечер был испорчен, но мне абсолютно не было до них дела.

Только Лола имела значение. Ради нее я был готов повторить свои действия даже с холодной головой, а не в приступе ярости.

Там, в туалете, я еле вытащил ее из-под тяжести обмякшего мертвого тела. Всё ее рыжее платье было в алых крапинках брызг. Кровь, как картина абстракциониста, расплескалась по белой стене кабинки. На своем лице я тоже ощущал вязкие капли. Пластиковые зубы катались под ногами мелкой галькой.

Лола не плакала, только часто дышала и не мигая смотрела на тело. Я взял ее за плечо и отвернул насильно, ставя лицом к себе.

— Он тебя не тронул? — спросил я, голос сломался на последнем слове.

Лампы над нашей головой гудели комариным писком. Из-за дверей доносился приглушенный гул радостной толпы. Лола же не издала ни звука, только смотрела куда-то мимо меня. Я взял ее за руку, выводя из туалета — она шла за мной как марионетка, шаркая заплетающимися ногами и налетая на стены.

Оставив ее в уголке между кухней и стойкой бара, я снова протиснулся между сидящими и позвал Босса. В этот момент какая-то девушка медленно прошествовала в сторону туалета, стук каблуков звучал даже сквозь музыку. В центре зала вовсю шла лотерея, звонкий голос певицы вторил нашей официантке.

— Вызовите, пожалуйста, “Скорую” и полицию, — попросил я, повиснув на воротнике Босса и шепча прямо ему в ухо. — Кажется, я убил вашего бармена.

В ту же секунду из туалета раздался визг. Девушка вылетела оттуда, ломая каблуки и падая посреди зала. Музыка затихла, люди начали вскакивать со своих мест.

Я отпустил рубашку офонаревшего Босса и вернулся к Лоле. Усадив ее у стены напротив кухни и обняв за плечи, я опустился рядом, спрятав ее лицо у себя на груди. Лолу начало мелко трясти.

За окнами кафе замигали праздничной гирляндой сине-красные огни полиции.

Теперь я сидел в участке и бесстрастно размышлял, смогут ли они надеть на меня наручники и что им для этого придется придумать.

Передо мной была односторонне прозрачная дверь, за которой решалась моя судьба. Я таращился туда, краем сознания понимая, что выгляжу для людей внутри так, будто разглядываю их прямо сквозь пластик.

Шок потихоньку проходил. Мысли начинали крутиться в голове все быстрее, пальцы дрожали все чаще. Волнение росло во мне, поднимаясь из желудка холодом.

Если они поставят меня на учет или отправят в какое-нибудь исправительное учреждение, о карьере офицера можно забыть. Прямо сразу поставить крест на всем будущем.

Адмиралу вряд ли дозволено иметь привод в полицию за убийство. Пусть даже по возрасту я еще не мог получить настоящее наказание, но это все равно станет черной отметиной в моем личном деле.

И никакой Академии мне не видать.

Прервав мои тяжкие думы, в коридоре участка раздались быстрые четкие шаги. В приемную вошел мужчина средних лет в сером военном комбезе. На воротнике и пряжке ремня у него было по маленькой звездочке рядом с диагональной полоской, на груди -вышитый семиугольник. Мужчина был худощав и подтянут, с очень прямой спиной и короткой стрижкой.

А еще я видел его раньше. Мигом заглянув в собственную память, я вытащил картинку — он же, но в пальто, сидит в кафе “У Русалки”, с ним флиртуют девушки.

— Что, не пускают? — спросил он, остановившись рядом со мной. Прищуренные серые глаза ощупали меня с ног до головы, как рентгеном просветили.

Я осторожно кивнул, в свою очередь несмело разглядывая его. От высоких ботинок до перчаток с заклепками, от сдвинутых седых бровей до твердого подбородка — вся его внешность говорила о принадлежности к той особой касте офицеров, которых безмерно уважали на любой планете и на которых хотели походить все мальчишки без исключения.

Что ему здесь надо?

Офицер снял перчатки, и я увидел механическую кисть вместо левой руки. Металл серебристо блеснул на свету. Военный сунул перчатки за ремень на поясе и деликатно постучал в матовую дверь кабинета металлическими костяшками пальцев, выждал пару секунд и нажал на ручку. Из приоткрытой двери донеслись голоса.

Я навострил уши.

— … особенно учитывая набор запрещенных веществ в крови того парня, но у девочки-то кроме синяка на запястье ничего, — говорил усталый мужской голос. — И камер в туалете нет. Остановимся на превышении самообороны? Сложный выбор, черт возьми, кому верить: сиротке с Нижней Земли или местному тихому наркоману.

— Наркомана уже не выслушать! И вообще, у него штаны до колен сняты, а у девочки все колготки в дырах! И по ней, между прочим, прекрасно видно, в каком она шоке! — говорила девушка-полицейский, которая приехала в кафе на вызов. Именно она доставила меня в участок.

— Ну, насчет штанов — обычно в туалете люди их снимают. А про шок — думаю, на девочку еще не падали трупы с рагу вместо рожи. Нет, мне решительно не нужны никакие педофилы. Нью-Вашингтон — спокойный город, самый безопасный из всех Верхних городов Содружества, нужно сохранить статистику! — возмущался мужчина.

— Тогда и детская преступность вам не нужна! — настаивала девушка.

Офицер кашлянул и снова постучал в уже приоткрытую дверь. Голоса смолкли. Он вошел внутрь, матовый пластик двери закрылся за ним, снова отрезав меня от происходящего в кабинете.

Мне оставалось только ерзать на сиденье, гипнотизируя дверь взглядом.

Волнение нарастало, заставляя трястись колени, потеть ладонь, шевелиться волосы на затылке. Зачем пришел этот офицер? Они отправят мое дело в суд? Что со мной будет дальше?

Это протез у него вместо левой руки?

Как там Лола?

Лола…

Вместо страха за себя пришло облегчение за нее.

“У девочки ничего не было, кроме синяка на запястье”, — сказали они. Это значит, он не успел навредить Лоле. Я видел, что колготки на ней порваны, а пышная юбка у платья измята, но, выходит, я пришел вовремя. Если ничего не случилось, она точно будет в порядке. Должна быть!