Идеальные Солдаты

Хлюпая носом и не отрывая от меня взгляда, Лола залезла на стул и сказала шепотом:

— Босс думает, что на вас напал шпион Союза. Божечки, бедный дяденька-бармен! Он был такой хороший! Такой добрый!

Она принялась вытирать кулаками вновь полившиеся из глаз слезы.

Я неловко заерзал в кровати и пожал плечами.

— Он меня защитил! Так что ничего он не бедный, а самый настоящий герой… А тот убийца не представился, знаешь ли, так что хрен его знает, шпион он или кто. И ведь он ходил в «У Русалки» каждый вечер, помнишь? И никто не подозревал! Может, он просто с ума сошел и решил, что кофе ему варят невкусный…

Говоря это, я понимал, что ни капли не верю собственным словам. А вот Лола кивнула, продолжая вслхипывать.

— Я слышала, Босс говорил с кем-то по комму, что не закроет кафе, — сказала она. — Только как же там теперь работать после всего этого?

— Ну правильно, ему же нужно с этого деньги получать, — рассудил я и попытался ее отвлечь: — Слушай, я тут долго лежу? Кто вообще за палату платит? И мне же и голову зашили, и живот… Наверное, под этими бинтами здоровенный шов прячется!

— Босс сказал, что всё, что не покроет страховка, он оплатит. — Лола размашисто вытерла нос и впервые улыбнулась. — Всё-таки зря я его боялась вначале, он хороший человек. Просто знаешь, я тебе не говорила, но все работники этого кафе так похожи на бывших бандитов!

— Нечего выдумывать! — возмутился я. — Они все клевые, особенно Босс, не могут они быть бандитами ни в прошлом, ни как угодно! А деньги за палату… Отдам ему все до цента! Даже не возражай. Заработаю и отдам или буду работать бесплатно, пока не наберется нужная сумма!

Лола кивнула, кажется, не удивившись.

— Я знала, что ты так решишь, — сказала она, а потом понизила голос до совсем тихого шепота: — Но ты подумай: а что если ты попал в больницу из-за того, что тот псих был из бандитского прошлого Босса?

— А если наоборот тот псих попал в кафе из-за меня? — я не говорил этого раньше, боясь самой мысли о подобном, прогоняя ее всеми силами, но она всё равно вырвалась. В голове всплыли слова убийцы, когда его рука сжимала мое горло:

“Тебя так долго искали, что упустить было бы глупо”.

Они. Искали. Меня.

Дальнейший разговор с Лолой не клеился. Я быстро замял тему, сослался на головную боль и попросил побыть одному. Приведя кровать в относительно сидячее положение, я откинулся на подушки и уставился в окно, не видя черных веток на светлом небе. Не нужно было даже закрывать глаза, чтоб вынуть из памяти все нужные картинки.

Швабра и убийца из кафе были явно связаны между собой. Теперь моя голова взаправду заболела, но не от раны, а от накопившихся вопросов.

Если начинать с начала, то их было слишком много.

Почему Швабра хотел убить меня? Что за черноту я видел в груди и у него, и у убийцы? Кто был этот убийца, почему он “так долго меня искал”?

К боли в голове присоединилось покалывание в правой руке, какое бывает, когда отлежишь ее. Обычно, помогает растирание или смена положения, но ничего бы не помогло в моем случае. Тошнотворная, пока слабая, но противная, всё нарастающая, колющая сотнями иголок боль в несуществующей конечности заставила меня тихо заскулить, закусив край одеяла.

Остальные вопросы тоже не заставили себя ждать.

Почему мой дом там, на Земле, загорелся, будто специально заметая улики моего преступления? Кто перенес меня с путей на насыпь в тот день, когда я потерял руку? Была ли настоящей огненная птица, и если нет, то почему я так хорошо помню запах горелого? Земля подо мной была черной и дымящейся, это точно. Да и объяснения юного безбородого доктора из той странной больницы с зарешеченными окнами были, мягко говоря, странными. Что вообще это была за больница такая? Что за хрень творится вокруг меня?

Кто я?

========== Глава 10. Защита. ==========

Домой меня отпустили через неделю, за пять дней до Рождества. Розововолосая медсестра отчего-то ко мне привязалась, называла всякими детскими прозвищами и умилялась, когда в гости заходила Лола. Темнокожий пожилой доктор с бровями-гусеницами — тот самый, что общался со мной летом при поступлении в школу — сейчас занимался моим здоровьем лично. Он порывался оставить меня до Нового Года, но я не горел желанием проваляться в больнице все каникулы и взбунтовался.

Сотрясение мозга и несколько скоб на треснувшей черепушке снаружи выглядели еле заметным шрамиком над бровью и огромным синяком в половину лица. К концу недели он пожелтел и почти перестал болеть, но сходства с ходячим мертвяком я не терял еще долго, посмеиваясь, что могу повторить Хеллоуинский костюм без грима. Осколки аквариума оставили на моем животе сетку тонких линий, после зашивания больше всего похожих на царапины от кошачьих когтей. Все новые шрамы оказались не в пример тоньше и незаметней, чем надутые веревки старых на культе́ правой руки.

Док каждый раз морщил лоб, когда осматривал меня и мою руку, но больше не заикался о группе инвалидности и протезе, видно помнил, что я отказался летом, и знал, что откажусь снова. Копы ко мне так и не пришли — я часто видел их в холле больницы, но ни разу не рискнул подойти сам.

Полностью восстановившись физически, я еще долго не мог прийти в себя морально. Несмотря на то, что я действительно был уверен, что ни в чем не виноват, прогнать из головы картинку смерти бармена я не мог.

Если то, что я убил еще одного человека, не было для меня таким уж жутким — в конце концов, оба раза я только оборонялся — то смерть человека, решившего меня защитить, стала в моих мыслей настоящей занозой. Сперва долгие часы в больнице, а затем и дома, лежа на своем диване в гостиной у бабули, я думал о том, почему моя жизнь оказалась так важна и для бармена, и для убийцы — по-своему для каждого из них.

Знал ли бармен, что может погибнуть, защищая меня — чужого, не так уж близко знакомого ему ребенка? Как он выбрал, чья жизнь важнее?

Я ведь тоже сделал сходный выбор. Я выбрал себя вместо убийцы. Но это как раз понятно: самосохранение — важнейший инстинкт, которому следуют живые существа. А вот бармен ему не последовал. Возможно ли, что причиной была жалость, которую я так ненавидел в людях?

Будь кто-то другой на моем месте, окажись вместо несчастненького ребенка-калеки рядом с ним кто-то менее жалкий, стал бы он ставить на кон свою жизнь?

А стал бы я?

Представить, что чувствует человек, желающий рискнуть, чтоб защитить другого, я не мог. За всю мою жизнь мне ни разу не приходилось так поступать. Некого было защищать. А не имея опыта, не имея в воспоминаниях подходящей картинки, представить свою реакцию не получалось.

Босс пришел забирать меня из больницы вместе с Лолой. Притащив огромную корзину сладостей и заставив нас ее забрать, он похлопал меня по здоровому плечу и пожал мне руку.

— Если не держишь на меня зла, приходите с Доллли обратно, — сказал он со вздохом. — За баром пока я сам стою, но вроде девчонки обещали кого-то найти на праздники… Эх, хорошего мы человека потеряли. Я с ним полтора десятка лет знаком… был.

Босс отвернулся и быстро вытер лицо огромной ладонью.

— Вы же сделаете личные тревожные кнопки каждому из персонала? — строго спросила Лола, выглядывая из-за огромной корзины. — И камеры, обязательно камеры!

— Уже сделал, — ответил Босс. — Эх, не знал я, не знал, что обычный честный и законный бизнес может быть таким опасным и сложным!

Проводив до самого дома, Босс откланялся и ушел, оставив нас в задумчивости.

— Точно бывший бандит, — с круглыми глазами выпалила Лола, едва мы зашли в квартиру. — Ты слышал, слышал, что он сказал? Про законный бизнес?!

— Ну и пусть, — хмуро ответил я. — Все равно он хороший. Пойдем к ним еще раз, как думаешь?

Лола накрутила на палец одну из кудряшек, глядя на меня с сомнением.

— Даже не знаю. Мне страшно, но поддержать Босса все равно хочется. Да и работать негде больше… Дадим “У Русалки” еще один шанс!