Живые чернила

- С чего ты взял? Я говорила, - она попыталась слабо защититься.

- Нет, ты не говорила, - он оборвал ее. – Он в ответ тебе мог сказать что похуже, и ты молчала. Ты подстраивалась под него, в то время, как он наплевательски относился к твоим желаниям. Да, под меня тебе тоже приходится подстраиваться, но я никогда не высмею тебя на глазах у твоих подруг. Я никогда не скажу тебе, кто из них красивее тебя. Черт, когда ты любишь человека – ты не будешь его с кем-то сравнивать. Тем более, с близкими ему людьми. А он это делал, помнишь? – Оливер видел, как Миа бледнеет от его слов, но не мог остановиться. Ненависть к этому человеку была слишком сильной, чтобы он мог промолчать. - А что он сказал, когда тебя бросил?

- Хватит! Он сказал, что встречался со мной из жалости! Ты доволен? – она всхлипнула и отвернулась от мужчины. И только сейчас он остановился, ощутив неприятную тяжесть внутри.

- Хм… И ты спрашиваешь, почему я его ненавижу, - проговорил он тихо и притянул к себе женщину, обнял ее. – Сам был задротом, и хотел тебя довести. По-моему, ненавидеть – это меньшее, что я могу сделать. Надеюсь, что никогда не увижу его, иначе убью, - он постарался прижать к себе хрупкое тело, хоть на это не было сил, стал аккуратно гладить, чтобы успокоить.

- Не надо, жизнь его наказала итак. А тебя посадят, и что мне делать? – Миа повернулась назад и прижалась к мужу, уткнулась носом в его плечо.

- И правда. А он сам дурак. И вкуса у него нет, выбрал прошмандовку какую-то. Хотя с другой стороны… Мне же лучше от этого, - Оливер хмыкнул и поцеловал Мию в лоб, погладил ее плечо.

- Да ну нет, она была красивой, ухоженной такой, статной… Не то, что я, - Миа прильнула ближе, говорила негромко и без каких-либо негативных эмоций. В ней не могло быть негатива, когда она находилась в руках любимого мужчины.

- Почему-то я решил писать тебя, а не ее, м?

- У тебя плохой вкус? – Миа тихо хохотнула.

- Я художник, я по определению замечаю прекрасное. Мой вкус безупречен, - на этом женщина громко рассмеялась, и Оливер поддержал ее. Он хотел рассмешить ее своими словами, и у него получилось. – Вообще-то, это был комплимент, чего смеешься?

- Забавно. Я не считала себя красивой, и никто мне толком об этом не говорил. Только ты всегда это делал, и я чувствовала себя такой, когда ты был рядом. Ньют не говорил мне этого, мама упрекала, а теперь оказывается, что я сама все-таки для нее красивая… Кем вообще сказал, что меня, такую убогую, в жизни никто не захочет. Только не бей его за это, пожалуйста.

- Я тебя умоляю, Кем хоть и бабник, но разборчивый, просто так он бы не стал тебе «помогать».

- Хм… Приятно. Увы, и этого я не знала, но слова его хорошо запомнила. Да и сложно было не запомнить, он орал в трубку. И… Когда ты… Я думала об этом и боялась, что ты меня бросишь.

- У нас день откровений?

- Ты только сейчас это понял? Я же говорила, что ты дурак? Мм… Я боялась, что не нравлюсь тебе в этом смысле, и что ты в скором времени меня пошлешь. Ну либо я нравилась тебе, но ждать моего согласия ты не хотел, поэтому тоже пошлешь меня.

- Сколько нового я о тебе узнаю, хотя я думал, что знаю о тебе все, - он вновь погладил ее по плечу, чувствуя, как Миа щекочет его своим дыханием. – И почему же я не знал этого?

- Я боялась… - Миа не успела договорить, Оливер перебил ее.

- Стоп. Ты постоянно говоришь, что чего-то боялась, когда мы говорим об этом. В чем тогда была суть наших отношений?

- Я не знаю… - ее голос звучал виновато.

- Хочешь знать, как я понимаю отношения? – он говорил мягко, без намека на недовольство. Ее слова казались странными, но Оливер не думал об этом, ему сейчас важно было объяснить, что все ее страхи по поводу их отношений хоть и были оправданы, но никогда бы не стали реальностью. Миа кивнула. – Ты должна была делать меня лучше. Да, я художник с безупречным вкусом, но… Я припадочный, нервный. Я эгоист и жуткий матершинник, а уж если бы ты знала, какие гадкие вещи мы обсуждаем в перерывах между футбольными таймами…

- Если я захочу – узнаю, так что опустим этот момент, - Миа перебила его смешком.

- Ладно. С кем бы я ни встречался до тебя – во мне ничего не менялось. Я оставался точно таким же, мои проблемы всегда были в приоритете, проблемы моих девушек меня волновали, но не так уж сильно. Заботиться? Защищать? Ну да, я это делал, надо было, моя ж девушка вроде. А с тобой… Мне хотелось это делать, действительно хотелось. Я понимал, что проводить тебя вечером домой – это не столько тебе надо, потому что дерешься ты куда лучше меня, если вдруг пристанут, сколько мне самому, чтобы я знал, что ты в безопасности. Мне становилось плохо, если тебе было плохо, твои проблемы я автоматически принимал на себя. Я стал смотреть по-другому на многие вещи благодаря тебе. Та же целомудренность, которой учила тебя мама – я не уверен, что приятнее быть последним, чем первым и единственным, и я рад, что все произошло так, как произошло. То есть, получается… Я должен был стать… Мягче? Да, мягче и ответственнее, серьезнее. Я должен был стать лучше рядом с тобой. Что же касается тебя… Ты должна была стать уверенной. У тебя, как бы, парень взрослый, студент, а не школьник какой-нибудь, да еще и портреты с тебя списывает, да еще и заступается за тебя всегда. Ты ведь самой крутой на выпускном была, помнишь? А уж с какой уверенностью ты кидалась фразой «Хочешь обсудить это с моим бойфрендом?» У меня в такие моменты была лишь одна мысль – «Мне бы столько самоуверенности». Тебе не нужно было бояться. Нужно было чувствовать защиту.

- А я и чувствовала защиту от других, но ты бы смог защитить меня от самого себя? Если бы тебе надоело? Ты столько отдавал мне, а получал так мало. Точнее, не получал того, что было важно.

- Значит, я был бы мудаком, как Ньют. Но я тоже многое получал от тебя. Твою честность, открытость, доверие. Говорю же, ты научила меня разным милым вещам, которые мне не свойственны совершенно. Но а если бы я был как Ньют? Зачем тебе такой же, не уважающий тебя и твой выбор? Лучше быть одному, чем жертвовать непонятно из-за чего. Я понимал, что для тебя это была бы жертва, и я не знаю, как бы я отреагировал, если бы ты сама решила ее принести. Мне кажется, я б твоей маме нажаловался, - на это Миа фыркнула. – Да ты бы не сделала этого, упертая же, - он в ответ пощекотал ее по спине. – Я к тому, что тебе не стоило бояться и молчать. Как минимум, нужно было сказать мне об этом, а то получается, что в наших отношениях только я был счастлив, а ты постоянно переживала. Это ведь неправильно.

- Ну да… Я каждый раз хотела с тобой поговорить об этом, но мне каждый раз было все страшнее. Я сглупила. Недосказанность все портит, теперь я это знаю, - она вновь ткнула его носом, уже нежнее, а затем поцеловала и потерлась щекой. Он улыбнулся, глядя на ее макушку, и крепче прижал Мию к себе, силы на это внезапно появились, внутри все снова задрожало. Они молчали несколько минут, Миа слушала, как торопливо, но уверенно бьется сердце Оливера, а он наблюдал за ее редкой дрожью. Они дышали в такт друг другу, одновременно вдыхая воздух, согревали друг друга собственным теплом и старались слиться в единое целое, продолжая лежать на твердом полу, усыпанном канцелярскими принадлежностями. Миа обхватила мужа за плечо и положила голову на грудь, насколько смогла, а Оливер держал ее голову и осторожно гладил, зарывшись пальцами в волосах. Прикосновения, запах, движения, трепет, судороги где-то внутри – все это было до невозможного привычным и дорогим, и не хотелось думать, что когда-нибудь это кончится. Миа едва оттянула голову, на самое малое расстояние, при котором могла бы говорить, и зашептала. – Тебе нужно работать? – Оливер только кивнул. Уже десять минут он лежал, закрыв глаза, наслаждаясь близостью. - Тогда… Может, ты поработаешь?

- Нет, - ни один мускул не дрогнул, он и не думал разжать объятия. – Я поработаю ночью, пока ты спишь. А сейчас я хочу быть с тобой.

- А я хочу, чтобы ты спал со мной. Я ненавижу спать одна. Кровать большая, мне страшно и неуютно. Особенно сейчас, когда столько произошло, - она заговорила громче, ее голос звучал по-детски упрямо. – Ненавижу просыпаться ночью и искать тебя в темноте, а потом не находить. Ненавижу обнимать одеяло вместо тебя, ненавижу. Как вдова, как брошенка. Я ненавижу это чувствовать, я хочу, чтобы ты был рядом, - она продолжала капризно говорить. - Хочу лезть обниматься и слышать твои недовольства, хочу просыпаться от страшного сна и чувствовать твое тепло рядом, как ты спокойно дышишь. Хочу, чтобы мы по очереди вставали к Кевину, говоря друг другу «Тихо-тихо, спи, я разберусь». Хочу складывать на тебя ноги, чувствовать, как ты их скидываешь, и складывать вновь. Хочу всё это.