Живые чернила

— А что тут могло измениться? — он хмыкнул и продолжил рисовать.

— Нет, ничего. Заказ? — в ответ кивок. — Мне не нравится, скука. Натюрморт — мертвая природа.

— Мне тоже не нравится, но что поделать. И этот вариант, — он постучал по мольберту. — самый лучший из тех, что были.

— Да ну? Боже… Тебя поимели, как художника, — фыркнула Миа, закачав головой. Оливер пожал плечами.

— Три раза и без вазелина, — протянул он с ухмылкой, продолжая работу.

— Фу, — она усмехнулась и сделала небольшой глоток, не переставая наблюдать за действиями мужчины. Тот пожал плечами на ее реакцию. — Зачем ты взялся за эту работу? Это же не порыв вдохновения, я вижу.

— Заплатят хорошо, — после этих слов Миа с чувством хмыкнула — независимый художник продался. Оливер засмеялся. — Попытка оправдаться есть?

— Удиви меня.

— Хотел попробовать себя в новом жанре. Но нет, не мое, — он остановился, оглядел работу и посмотрел на женщину. Она лишь пожала плечами, вертя бокал в руке.

Оливер любовался женой, подмечая каждую деталь в ее внешнем виде. Она ничего не делала с волосами, поэтому выглядела немного растрепанной. В слегка подведенных глазах слабым огоньком горел интерес. Он был почти знаком Оливеру, много раз он видел его в глазах женщины, но сейчас у этого интереса появился новый оттенок. Что-то неизвестное и неуловимое. Оливер не мог этого объяснить. И вместе с этой переменой в глазах Миа стала другой. Казалось бы, на ней та же просторная кофта с открытым плечом, которую женщина всегда носила дома; те же темные легинзы, у нее те же движения и положение тела, волосы в легком беспорядке. Она сидит точно так же, как и больше года назад. Ничего не изменилось, но чутье подсказывало, что за всем этим есть что-то новое, необычное. Оливер разглядывал ее, особенно внимательно смотрел на обнаженное плечо — что не так? Что изменилось? Ведь все как обычно. Сколько времени ему потребуется, чтобы понять причину? И сколько времени у него есть, пока это нечто не исчезло?

Размышления заняли не больше пяти секунд, после чего мужчина вздрогнул, ощутив непонятный прилив сил. Все внутри сразу ожило, дыхание стало чаще и глубже, а на его сознание вдруг снизошло озарение. Точнее, вдохновение. Вот, что это было. Теперь надо действовать быстро, пока оно не ушло. Резкими движениями Оливер снял холст и прислонил его к стене. В пару шагов он достиг стола, торопливо убрал все, что на нем было, бросил вещи на пол. Принес софит и включил его. Закончив, обернулся к женщине, мирно наблюдавшей за его действиями.

— Садись сюда, — он быстро кивнул на стол и пошел за новым холстом.

— Чего? — Миа непонимающе скривилась и поджала губы. Спустя мгновение ее лицо прояснилось. — Ты меня писать будешь? — улыбнулась. — Я тебя вдохновила, да?

— Да. На стол, — коротко ответил Оливер, готовя свое рабочее место. Он торопился, пока вдохновение не ушло, а силы не покинули.

— Не хочу на стол. Можно тут?

— Нет, — сейчас он был непреклонен. Нет времени спорить. Да и что бы она понимала в его вдохновении, чтобы спорить с ним. Отсутствие или наличие вдохновения она всегда чувствовала, как в случае с этим заказом, но понять его природу, его характер не могла. Это не плохо. Так даже лучше — есть что-то сокровенное, сугубо личное, что не так просто понять другому человеку. Со временем она сама все поймет, будет горда этим и скажет, что не такой уж он и «особенный, не понятый жестоким миром». В ответ он только улыбнется и станет пожимать плечами. Ему плевать на мир. Единственное, что было нужно — ее запоздалое понимание.

— Хорошо, маэстро… — послышался протяжный вздох, а затем возня. Когда Оливер посмотрел на стол, Миа уже сидела на нем, поджав по себя ноги и сжимая в руке бокал. — Как мне сесть? Вино оставить можно?

Только кивнув, Оливер подошел к столу, оглядывая женщину. Жестами показал, как и куда надо сесть, аккуратно взял Мию за руки и тоже привёл их в нужное положение. Быстрыми и точными движениями поправил волосы, немного спустил ворот кофты на ее плече. Едва коснувшись подбородка, бережно повернул ее лицо. Миа молчала и не смела мешать. Он отошел на шаг назад и посмотрел на результат своих трудов. Идеально, вдохновение не подвело. Трепет внутри подтвердил это. Оливер слабо улыбнулся и закачал головой, не отводя взгляда.

— Мне можно двигаться? Чуть-чуть, чтобы выпить? — спросила она, когда Оливер шел к мольберту. Он кивнул, не глядя на нее. — Спасибо, я буду быстро. А сколько времени это займет? Ты набросать только хочешь или как? И сразу на холст? Может, сначала небольшой эскиз?

— Пей вино, а, — добродушно хмыкнул Оливер. Как много вопросов задает, умная. Посмотрел на нее, Миа улыбнулась. — Хочу сразу на холст попробовать. Займет минут 15-20, сделаю набросок. Потерпишь? — он ей подмигнул. Женщина кивнула.

Оливер принялся за работу. Он примерялся, делал первые, едва заметные штрихи, пытливым взглядом изучал каждый изгиб своей натурщицы. Они не говорили, только негромкая музыка заполняла тишину. Поймав момент, когда Оливер смотрел на холст, Миа приложилась к бокалу, а затем быстро вернула руку в исходное положение.

— Выше, — сказал мужчина, лишь бросив взгляд на женщину. Она сощурилась, оторопев, но руку подняла. Он снова глянул. — Да, так.

— И как ты это понимаешь все… Я вот так и не смогла научиться, хоть и занималась много лет, — Миа стала усерднее сохранять свое положение, чтобы больше не пришлось делать ей замечания.

— Если бы ты больше рисовала, а не на меня спихивала — научилась бы, — хмыкнул тот.

— Получается, ты благодаря моей жертве научился. Не умничай, — она не осталась в долгу. — Хм… — Миа усмехнулась сама себе, ощущая на себе внимательный, сосредоточенный взгляд. — Ты еще кого-то писал, кроме меня?

— Моя работа заключается в том, чтобы писать кого-то. Что за вопросы?

— Я не о заказах. Ты писал кого-то просто потому, что хотел так?

— Аа… Мм, нет, — он сказал это таким тоном, словно Миа спросила у него какую-то чушь. И кого он мог еще писать, кроме нее? Ведь она всегда была его музой.

— Так я твоя Беатриче? — она слегка рассмеялась, услышав его короткое «нет».

— Данте был поэтом. Ты скорее Маргарита Рафаэля, — сказав это, Оливер остановился и посмотрел на свою жену, чтобы увидеть ее реакцию. Она скривилась и поджала губы от этих слов. Мужчина усмехнулся.

— Ты себя Рафаэлем назвал или меня проституткой? — спросила она требовательно. Оливер рассмеялся. — Вообще несмешно. Ни за что оскорбляешь меня.

— Почему ты сразу о плохом думаешь? Она была красива, и их любовь считали самой сильной.

— Не заговаривай мне зубы. Я тоже учила историю искусств и знаю, о ком речь. И либо у Рафаэля был плохой вкус на женщин, либо он не такой уж и выдающийся художник. Ни капли она не была красива, — в ее голосе слышалась обида.

— Симонетта Веспуччи? — предположил Оливер, продолжив работу. Он взглянул на Мию и на мгновение остановился — она казалась расстроенной от его слов. Слегка опустила глаза, прикусила губу. Сильная и независимая сейчас казалась такой незрелой и по-доброму глупой. Она всегда становилась такой, если какие-то вещи были слишком личными и могли ранить ее. И даже сейчас она оставалось красивой. — Миа? — он позвал ее, чтобы вытащить из неприятных раздумий. Она посмотрела на него. — Симонетта Веспуччи? Она до твоей красоты дотягивает? — улыбнулся ей. Поняв, что он только что сказал, Миа улыбнулась и кивнула. — Продолжаем? — снова кивнула, уже веселее. — Тогда рука, — быстрыми движениями пальцев он дал знак поднять руку выше. Подняла. — и ваше прелестное лицо, синьора Веспуччи, — Миа улыбнулась сильнее и повернулась в исходное положение. — Прекрасно.

Следующие пятнадцать минут тишину нарушала только негромкая музыка. Оливер торопливо делал наброски, постоянно переводя взгляд с Мии на холст и обратно. Женщина сидела неподвижно, слабо улыбаясь самой себе и опустив вниз глаза. Прикусила губу и тут же опомнилась, потому что Оливер зашипел на нее. Маэстро отвлекать нельзя, нужно его слушаться. Это Миа хорошо знала. Она позировала ему уже раз десять, не меньше, но все равно каждый раз это было волнительно, по-новому и для нее, и для него.