Insomniac

Юуки насторожилась. Могла ли она сейчас уже говорить вслух о том, что тревожило её сердце тогда? Ведь теперь они не просто обручённые жених и невеста. Они уже перешли черту близости, знали каждый сантиметр тела друг друга. Разве пара откровенных тайн испортит их отношения?

— Ну же, Юуки, — ласково и в то же время властно просил Канаме. — Ничто в этом мире не способно испортить моё мнение о тебе. Тем более такие вещи.

Она выдохнула, собираясь с мыслями. Вдруг поняла, что хочет его крови. Но сглотнула слюну и едва слышно сказала:

— Не только в тот день. Я часто думала о тебе. Воображала много разного. Как ты звал меня на свидание, и мы ходили в кино. А потом ты угощал меня мороженым в той кафешке, куда часто наведывался Айдо-семпай. Мы возвращались в Академию рука об руку, и все оборачивались, завидуя, какой у меня красивый и высокий парень. А перед самым уходом ты целовал меня перед воротами общежития. Но только в тени деревьев, чтобы твои поклонницы не придушили меня ночью подушкой.

Канаме искренне рассмеялся.

— Даже в мечтах ты думаешь о безопасности.

— Она у меня в крови.

— И что же дальше? — Канаме был заинтригован и всем своим видом старался показать это Юуки. — Неужели… поцелуями и ограничивались твои мечты?

Юуки запнулась на мгновение, но вновь напомнив себе, что в реальности между ними всё уже произошло, уговорила себя продолжать.

— Иногда… Ну ладно, в старших классах это было довольно часто, я представляла, как ты пробираешься ко мне в окно в своей ослепительной форме Ночного класса.

— С красной розой в руке? — подсказал Канаме, и Юуки закивала.

— Да!

— Становится интересно. — Чистокровный расстегнул ещё одну пуговицу рубашки, так что Юуки увидела его острые ключицы, и у неё перехватило дыхание. — Продолжай.

— М-м… Бутоном этой розы ты проводил по моему лицу и губам. Опускался к шее и невесомо касался пальцами моей кожи. Твои глаза горели красным, но ты никогда не кусал. Наверное, потому что мне всегда нравилось смотреть в такие твои глаза. Неотрывно. Я стояла в лёгкой ночной сорочке на сквозняке, потому что ты не закрывал окно, и в него пробивался цветочный запах из сада. Ты клал моё озябшее тело на кровать и согревал поцелуями сначала стопы, затем бёдра… И всё такое.

Последнее Юуки промямлила себе в колени. По низу живота разлилось то самое приятное тепло, стоило ей вспомнить, какие картинки она представляла себе потом.

— А когда Йори уезжала домой на выходные и ты оставалась в комнате одна, — не унимался Канаме, — ты пыталась вообразить, что моя рука — твоя? И сделать себе легче?

— Да.

Скрывать что-либо и притворяться идеально невинной уже не было смысла. Она хотела его, хотела всегда. И пусть он это знает.

— Могу я на это посмотреть? Ты такая прекрасная, когда содрогаешься от любви ко мне.

Юуки чувствовала, как тело напрягается, требуя приятной разрядки. Наваждение ещё было терпимым, но даже одной капли было достаточно, чтобы что-то внутри начинало зудеть, жадно требуя удовольствия. И Канаме, судя по его решительному взгляду, помогать вовсе не собирался.

— Честно сказать, когда я представлял подобное, ты непременно была в форме Академии, а не сорочке, — ласковым, но слегка охрипшим от напряжения голосом говорил Канаме. — Эта короткая юбка, из-под которой проглядывали резинки тёмных чулок, не давала мне покоя. Особенно когда ты спрыгивала с деревьев, и она разлеталась во все стороны, открывая взору твои роскошно стройные ноги. Приятно было представлять себе, что мои ладони, что гладили твою кожу под юбкой и под одеждой, заставляли тебя дрожать и краснеть ещё сильнее. Приятно знать, что только я могу вызвать в тебе такие чувства.

Юуки что-то пискнула, как птенец, и сильнее сжала бёдра. Ей хотелось протянуть к нему руку и сказать: «Иди же ко мне, я твоя, только твоя!» Но по отстранённому взгляду короля поняла, что настроен он решительно. Он не подойдёт, даже если она начнёт на коленях умолять о прощении. Скорее, он просто уйдёт.

— Ты же тоже видела в своих мечтах, что ты гладишь руками мой живот. Видела, как в лихорадочном дыхании опускалась и поднималась моя грудь, и тебе доставляло удовольствие видеть меня таким под твоими руками. И когда твои нежные маленькие ладони расстёгивали ремень, а потом опускались ниже, и ты слышала мой вздох, ты содрогалась от восторга, что это всё из-за тебя?

Представленная картина ярким пятном стояла перед глазами Юуки, словно существовала на самом деле. И следуя повелительному и глубокому голосу Канаме, что засел где-то у неё в самом сердце, она потянула бельё вниз и, стыдливо и быстро спрятав его под диваном метким движением стопы, опустила руку между ног.

Теперь она успешно боролась с чувством стыда. Потому что когда стоял вопрос между удовольствием и грызением ногтей, выбор был очевиден. Ибо наваждение, как яд, разливалось по крови, захватывая тело и каждую мысль в мозгу, желая подчинить себе всё существо. И Юуки была уверена: Канаме был тем, кто лично направлял этот яд по её крови.

Она старалась выдыхать как можно более бесшумно, когда её пальцы сдавливали чувствительный комок внутри. Она давилась стонами, но неотрывно смотрела на своего самоуверенного короля, чьи глаза горели не то от жажды, не от страсти. Он наблюдал, как двигалась её рука — чуть вверх, немного вниз, глубже, затем слегка наружу. Юуки словно пыталась найти, нет, вспомнить, как она это делала раньше.

Раньше, когда чистокровный вампир ещё был ей недоступен.

Когда она верила, что в реальности такого никогда не будет.

И осознание того, что теперь между ними всё было, а она повторяет всё перед его глазами, по его просьбе, дико возбуждало.

Юуки тихо застонала, быстрее двигая рукой. Но ни разу не отвела взгляда с Канаме. Ни разу не встало перед ней изображение другого мужчины. Потому что другой мужчина не мог заставить её сделать это.

Когда Юуки начала всхлипывать громче и чаще, Канаме потерял терпение. В тот самый момент, когда по её телу разлилось долгожданное блаженство, чистокровный подорвался с кресла, на ходу стягивая ремень и бросая в сторону. Резкий толчок — и Канаме сладко выдыхает ей в шею, раздувая волосы. Юуки поняла, что он внутри неё, только после нескольких движений — так молниеносно всё произошло. Она начала задыхаться от того, как сильно и мощно он придавливал её к спинке дивана.

— Я… только тебя… — пыталась она что-то сказать на бессознательном уровне, но мысли путались, думать правильно и красиво не представлялось возможным. Канаме избавил её от этой ноши, закрыв ей рот поцелуем и громко, несдержанно застонав, когда всё кончилось.

— Не заставляй меня такое повторять… — устало и томно сказала Юуки, лёжа на диване. Её ослабшие пальцы ласково перебирали его волосы, пока голова Канаме покоилась на её груди — мягкой и нежной.

Чистокровный лишь усмехнулся.

— Ты же знаешь. Если я пообещаю, это будет ложь.

========== Phase VI. Stigma ==========

Нет женщины ни хорошей, ни дурной, которая не была бы способна во всякое время и на самые грязные, и на самые чистые, на дьявольские, как и на божественные, мысли, чувства и поступки.

(с) Л. Захер-Мазох

Принцесса Куран в полудрёме лежала на своей чересчур мягкой и поистине королевской постели. Волосы, напоминавшие шоколадный водопад, каскадом ниспадали с края кровати прямо на пол, кончиками легко задевая пушистый белый ковёр, словно подразнивая. Тяжёлые веки её огромных чайных глаз то опускались, то поднимались — Юуки хотела поспать хоть немного, но не никак не могла забыться спокойным сном. Канаме отлучился по делам из дома на пару дней, и оба эти дня были просто кошмаром — чистокровная не представляла, как теперь заснуть, когда рядом, под боком не было его тёплого тела, укутывающего её своей покровительственной нежностью.

Пусть перед отъездом всё было хорошо, и Канаме с жаром поцеловал её на прощание, Юуки всё же чувствовала себя не в своей тарелке. И чем дольше она думала об этом, тем больше понимала — дело было не в том, что Куран заставил её сделать. А в том, что заставило его попросить об этом.