Владыка башни

— Она не молится, ваше высочество, — пояснил Иверн, с любопытством глядя на Давоку. — Она считает.

— До них примерно триста ярдов, как мне кажется, — произнёс Соллис, не сводивший глаз с сентаров внизу и не выпускавший из руки лук.

Склоны озарялись оранжевым сиянием, огненное дыхание горы испускало подсвеченные облака дыма. Соллис достал из колчана стрелу, наложил на тетиву и выстрелил, потратив на прицеливание какие-то мгновенья. Лирна проследила за полётом стрелы. Та попала в группу преследователей, не причинив им, судя по всему, особого вреда.

Иверн встал слева от него, и братья начали обстреливать сентаров. В их неторопливых движениях чувствовался немалый опыт: стрела, тетива, прицел, выстрел — и так раз за разом. Лирне показалось, что она заметила взметнувшийся клуб пыли: кто-то из сентаров упал, может быть, даже не один. Впрочем, это их не остановило.

— Живой я им не дамся, лорд-маршал, — заявила Лирна Смолену. Внезапно Давока прекратила свою считалку и вскочила на ноги.

— А ты им и не нужна живой, — сказала она, после чего обратилась к братьям: — Хватит, поберегите стрелы.

— Ну, и где же он? — устало спросила Лирна, у которой не осталось сил даже на то, чтобы злиться. — Где великий лонакский бог ог...

Гора вздрогнула с особенной силой, и они повалились с ног. Огромное облако чёрного дыма поднялось над котловиной, а в пятидесяти ярдах ниже того места, где находились путешественники, из множества трещин полилась раскалённая лава. её светящиеся потоки поползли вниз по склону, сливаясь в целую реку огня. Рёв горы заглушил вопли несчастных.

Давока поднялась, раскинула руки, принимая жар как благословение, и продекламировала на лонакском: «В третий день шестой луны, на счет двести и двадцать начиная от захода солнца Нишак вещает, осеняя своей дланью южный склон горы. Узнай же и запомни, ибо Нишак — самый великодушный из всех богов».

Спуск с северной стороны Пасти Нишака занял большую часть ночи. Пепла здесь было поменьше, идти было легче. Однако холод все нарастал по мере удаления от огненной горы, и Лирне не раз пришлось пожалеть о своём неудобном платье для верховой езды.

Они устроили привал на узком выступе у основания горы: каменный навес защитил их от начавшегося ливня. Давока в первый раз за много дней разрешила разжечь костёр из чахлого дрока, пробивавшегося здесь между камнями. Лирна как можно ближе подвинулась к огню: она так замёрзла, что не могла заснуть. Пока мужчины отдыхали, караул несла Давока. Братья спали как мёртвые, а Смолен все время ворочался. Воительница села на край выступа, болтая ногами над пропастью глубиной в добрых сто футов и держа копьё наготове.

— Я сожалею, что рассердилась тогда, — сказала Лирна, клацая зубами от холода. — Это было неразумно. Я вовсе не собиралась оскорбить твоего бога.

— А ты и не можешь оскорбить Нишака, — по-лонакски ответила Давока, пожав плечами. — Он там всегда был, есть и будет. Всякий раз, когда кому-то из лонакхим понадобится огонь.

— И ещё мне жаль тв-твою... — Лирну передёрнуло от озноба, — сестру. Такой смерти я не пожелала бы ни... никому.

Оглянувшись, Давока пристально взглянула на принцессу. Потом встала, подошла к Лирне и, опустившись перед ней на колени, взяла её за руку, затем потрогала лоб.

— Здесь слишком холодно, королева, — сказала она и, сняв свою меховую накидку, набросила Лирне на плечи. Прижала принцессу к себе, а у той не было сил протестовать. — Моя сестра жива, — прошептала Давока, — моя сестра, которая мне уже вовсе не сестра. Я чувствую это. Она злится где-то там, во мраке. Злится, что потеряла тебя, но она нас скоро отыщет. Что бы ею ни овладело, оно сделало хороший выбор: мастерство Кираль велико.

— А ч-что ею овладело?

— Она не всегда была такой. Охотницей — да, но не... воительницей. На древнем наречии Кираль означает «дикая кошка». Она так хорошо могла выслеживать добычу, и многие считали, что на ней благословение богов. Но она никогда не хотела воевать, даже против твоего народа. Случилось так, что однажды Кираль столкнулась с одной из тех больших обезьян, живущих на восточном склоне горы. У зверей как раз народилось потомство, а они всегда ревностно защищают детёнышей. Кираль сильно поранили. Несколько дней она провела на грани жизни и смерти, мы думали, что шаманское искусство уже бесполезно. Малесса отпустила меня, чтобы я смогла быть вместе с сестрой до конца. Я сидела и смотрела на неё, пока она не перестала дышать. Она умерла, Льерна, я своими глазами видела это. Мне стыдно признаться, но я плакала по моей сестре. Первый раз в жизни я проливала слёзы, так она была мне дорога. А потом она заговорила. Моя мёртвая сестра заговорила. «Слёзы не к лицу защитнице Малессы», — сказала она. Я посмотрела в её глаза — они были живые, но своей сестры я в них не нашла. И не нахожу до сих пор.

— Ты будешь... сражаться с ней?

— Придётся.

— И... убьёшь её? — Голова Лирны начала клониться на грудь, взгляд все больше туманился, по мере того как усталость брала своё.

— Нет! — Давока вздёрнула подбородок, издав жалобный стон. — Ты не должна засыпать. Заснёшь — больше не проснёшься!

«Заснёшь — больше не проснёшься...» А так ли уж это плохо? Кто она такая? Бесполезная сестра бестолкового короля. Ни мужа, ни детей. Отправилась разыскивать доказательства невозможного, согласившись на этот безумный поход. «Нирса умерла, брат Гервиль умер. Чем я лучше?»

— Льерна! — Давока сильно встряхнула её. — Не спи!

Она дёрнула головой, моргнула, от холода потекли слёзы.

— Ты любишь своих мужей?

— Люблю? — Лицо Давоки на миг смягчилось, и она рассмеялась. — Это не наше слово.

— А какое ваше?

— Ульмесса. Глубокая привязанность. Привязанность к тем, кто иной крови.

— И ты чувствуешь к ним привязанность?

— Временами. Когда они не делают глупостей, свойственных мужчинам.

— Много лет назад я тоже такое чувствовала, всё время. К мужчине, который посмотрел на меня и увидел что-то дурное.

— Значит, он сам был дурак, а ты молодец, что избавилась от него.

— Он не был дураком, он был героем, хотя этого и не знал. Мы могли бы вместе править Королевством, он и я, так решил мой отец. Тогда все было бы иначе!

— Твой отец был вождём мерим-гер, да?

— Да. Янус Аль-Ниэрен, лорд Азраэля и правитель Объединённого Королевства.

— Тогда почему ты его ослушалась? Почему не взяла мужчину, которого хотела, и вы не стали королём и королевой?

— Потому, что я не хотела убивать своего брата, как ты не хочешь убивать свою сестру.

Брат Соллис потянулся и встал, двигаясь практически бесшумно. И замер, увидев полураздетую Давоку, а в её объятиях принцессу Объединённого Королевства.

— Королева замёрзла, — сказала ему Давока. — Собери ещё дров.

К утру Лирна была в состоянии разве что с трудом ковылять за Давокой. Они спустились в долину и пошли дальше на север. Принцесса смущённо заметила, что Давока замедлила шаг и постоянно оглядывается, словно боится, что Лирна свалится замертво. Смолену и Иверну по очереди приходилось помогать принцессе перебираться через ручьи и чуть ли не тащить на себе, настолько ей было плохо. Да и останавливались они теперь куда чаще. Во время коротких, но таких желанных передышек Давока и Соллис пытались накормить её вяленой говядиной или хоть финиками, но Лирна совершенно потеряла аппетит.

— Она должна отдохнуть, желательно под крышей. Нельзя заставлять принцессу идти дальше, — сказал вечером Смолен. В его голосе отчётливо сквозила паника, глаза горели нехорошим огнём.

— Не надо решать за... — начала было Лирна, но приступ кашля заставил её замолчать.

Давока вопросительно посмотрела на Соллиса. Брат-командор неохотно кивнул.

— В двух-трёх милях отсюда, — Давока ткнула копьём на восток, — есть деревня. Укроемся там.

— А это безопасно? — прохрипела Лирна, но по настороженному взгляду Давоки, который она заметила прежде, чем та отвернулась, все стало ясно без слов.