Весы Таэраны

А вот в ком не знал теперь бывший Грейпорт недостатка, так это в мародерах. Им, как поле битвы после боя, принадлежало теперь то, что осталось от города. И местные обитатели трущоб, и шайки пришлого отребья рыскали теперь по обезлюдевшим улицам. Да рылись в покинутых домах словно опарыши в трупе, надеясь чем-нибудь поживиться.

Мирный бездомный люд, пытавшийся согреться у костров на улицах, мародеры не трогали — видать, понимали, что взять с этих нечего. Не замечали… делали вид, что не замечают, и мирные горожане мародеров. Но те из них, кто еще шевелил мозгами, понимали: их пока не трогают и можно пока не замечать уличных хищников. Ровно до тех пор, пока не кончится съестное в уцелевших погребах. А дальше… дальше и охочих до чужого добра молодчиков не понадобится, чтобы покончить с более-менее мирной агонией остатков горожан. Те сами тогда вцепятся в глотки один другому. Могут и до людоедства докатиться.

Из того десятка человек, что окружали костер на бывшей рыночной площади, например, подобные мысли посещали разве что одного или двух. Остальные лишь тихо и вымученно радовались: прожили… точнее, протянули еще денек — и славно. Ну или лениво ковырялись в собственной памяти на предмет того, в каком городе у них остались родственники или знакомые, к которым можно было перебраться на первое время.

Но никому из этих десяти не пришло в их вяло соображающие головы, что ни голод, ни мародеры просто не успеют доконать их. Что день вообще-то еще не пережит… и ими пережит не будет. А даже и если есть, у кого найти приют за пределами останков Грейпорта, то к этим, добрым, еще дойти надо. А времени не осталось. Тьма, времени не осталось даже чтобы понять: дела вовсе не так плохи, как кажется. Но намного, намного хуже.

Сумерки сгущались, костер начал слабеть. И среди тех десяти человек, что пытались урвать от него немного тепла, снова лениво потек привычный уже спор: кому идти за дровами. Кто-то отнекивался — ходил, мол, недавно. Кто-то жаловался на болячки — все так же вяло, словно бы нехотя. Казалось, сырой морской ветер выдувал из людей не только тепло, но и душевные силы, волю к жизни.

Спор был в самом разгаре… если слово это было применимо к горсти осоловевших от безысходности бездомных, когда одна из женщин выкрикнула: «Смотрите… там!». И указала рукой в сторону близкого берега.

Зрелище и вправду заслуживало внимания. Не говоря уж о том, что вносило в постылое существование кучки бездомных какое ни на есть разнообразие. К берегу приближалась лодка… нет, корабль. Ветер гнал, подталкивал его, колыхая паруса.

— Кого это принесло, — проворчал седобородый толстяк тоном заспанного лентяя, разбуженного шумом в ранее утро, — кого Тьма…

— Тьма и есть, — перебил толстяка молодой парень; самый зоркий из десяти; он вглядывался в приближающееся судно, и увиденное нравилось ему с каждым мгновением меньше, — черный флаг видите?.. Его еще «Весельчаком» называют. Пираты с Беренала пожаловали!

— Пираты?! — выкрикнули сразу несколько голосов. О, это известие людей у костра всполошило… но несильно и ненадолго. Никто даже с места не сдвинулся. И уж тем более не дал деру.

— Пираты? — чисто риторически вопрошал стоявший рядом с остроглазым парнем невысокий мужичок и хмыкнул, — да что они здесь забыли? Только время терять…

Остальные более-менее успокоились. Некоторые даже отвернулись от берега и приближающегося корабля, снова тупо уставившись на слабеющий костер.

Простодушная правда их товарища по несчастью заключалась в том, что грозных островитян, ставших бичом морской торговли, едва ли стоило опасаться на суше. Во всяком случае не им — кучке бедолаг, не имевших почти ничего сверх того, что на них было надето. Чего с таких взять? Разве что две девушки поежились, опасаясь за свою добродетель и поплотнее запахнулись, как будто это могло их спасти.

А окончательно тревога покинула бездомных, когда корабль приблизился настолько, чтобы стать отчетливо видимым. И на борту его не обнаружилось ни суетящихся, хлопочущих матросов, ни капитана, его помощника или боцмана, криками отдающих команды.

Корабль шел пустым и выглядел несколько потрепанным: где трос свисал бестолково как сопля, где парус оборвало и он напоминал белье, сушащееся на веревке. И — ни одной живой души по другую сторону бортовых перил.

Что бы с судном ни случилось, оно оказалось «призраком». Одним из тех кораблей, что остались без команды, без управления. И теперь были обречены разбиться о ближайшую морскую скалу. Но этому кораблю, пофартило, не иначе — течение и попутный ветер дотянули его до какого ни на есть берега.

Мерно раскачиваясь на волнах, корабль приближался к суше. А бездомные у костра смотрели на него уже другими глазами. Не как на источник смертельной опасности. Но как на немалый запас древесины — пищи для костра. Да, от пребывания в море корабельные доски отсырели, гореть будут плохо. Но во-первых, нищим выбирать не приходится, а во-вторых, сырость — проходящий недостаток. Вдруг уже завтра выглянет солнце. Тогда будущие дрова обсохнут быстро.

До берега остался едва десяток футов, когда от лениво текущих мыслей вернувшихся в прежнюю колею, бездомных отвлекло какое-то движение на борту. Все снова встрепенулись… чтобы заметить: на перилах показалась человеческая фигурка… небольшая и щуплая. А главное — одна. То есть неопасная для целой группы людей.

«И кто это мог быть?» — успел подумать парень, давеча первым приметивший «Весельчака».

Одним ловким прыжком фигурка преодолела расстояние, оставшееся между кораблем и берегом. И приземлилась на булыжники мостовой… как видно, не почувствовав при этом даже малейшей боли. А затем побрела к костру, дав возможность себя рассмотреть.

Невысокое тощее тельце, длинные темные волосы, закрывавшие лицо — нежданная пассажирка корабля-призрака оказалась не то девушкой, не то девочкой, причем явно нищенкой. Одета она была в лохмотья, а по мостовой ступала так и вовсе босиком.

Остановившись в паре шагов от костра и окружавших его бездомных, странная нищенка остановилась и повернула голову туда-сюда, будто осматриваясь. Притом, что глаз ее не было видно из-за волос.

Ближайшие к ней бездомные посторонились, пропуская девчонку к костру. А остальные, поглядывая на огонь, вновь вполголоса принялись спорить о том, кому идти за дровами.

Несмотря на приглашение, даром, что не высказанное вслух, несмотря даже на то, что пассажирка с корабля-призрака наверняка промокла и продрогла как цуцик, приближаться к огню она не спешила. Напротив, держала расстояние, как готовое к битве, но еще не получившее команды войско перед вражеской ратью.

Постояв так с пару мгновений, словно задумавшись, странная девчонка, наконец, заговорила.

— Вы мне не поможете? — обратилась она сразу ко всем собравшимся. Из-под волос голос пришелицы звучал несколько приглушенно. Слышалась в нем сухая деловитость… и никаких чувств.

— Чем сможем, — пожал плечами стоявший близко к ней старик, умудрившийся даже в эти, полные лишений, дни сохранить заметное брюшко, — прошу к костру… согреешься хоть. А то в море небось…

— Мне нужен, — перебила странная девчонка, чуток возвысив голос, и снова на миг замолчала-задумалась, — этот… Даррен. Да! Рхаван по имени Даррен. Где я могу его найти?

— Рхаван, говоришь? — отозвался один из бездомных, узнавший типично эльфийское выражение, — ты сама-то… уж прости, на Перворожденную не очень-то тянешь. Так что не дури. Погрейся лучше… выпей.

Казалось, пришелица сделала всего шаг… но этим шагом сумела обогнуть нескольких бездомных и подойти вплотную к увещевавшему ее человеку. Резкое движение руки — и она ухватила бездомного за ворот куртки, рывком развернула к себе. Тот настолько оторопел, что даже не пробовал сопротивляться. Даром, что девчонка едва доходила ему до плеча.

— Я повторяю свой вопрос, — проговорила она и потянула к шее бездомного другую руку… оканчивавшуюся, как оказалось, огромными кривыми когтями, не хуже, чем у хищной птицы, — где Даррен? Ты — знаешь?