Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 16

Известно, что один из преподавателей аль-Багдади в Университете исламских исследований Багдада был приспешником самого ад-Дури. Исследование Вайс и Хасана о высокопоставленных бывших баасистах, к которому я вновь обращаюсь, описывает это таким образом:

«Во времена Саддама, учитывая место, откуда произошел аль-Багдади, и особенности его семьи, можно было бы сказать, что он принадлежал к ядру режима. Он пошел в исламский университет в то же время, когда Саддам запустил свою Кампанию Веры, иными словами, когда „Баас“ контролировала все сферы жизни. Можно было и не мечтать о поступлении в тот момент без одобрения партии, не говоря уже о том, что нужны были семейных связи и контакты в ней. Если он сам не был баасистом, у него должны были быть многочисленные родственники, которые гарантировали бы доступ к обучению».

Главным пафосом антиамериканского восстания была жажда мести и суннитского реваншизма. Баасизм в его исторической перспективе – еще одно проявление власти суннитской политики. Во времена своего расцвета партия «Баас» соперничала с панарабским национализмом египетского президента Гамаля Абделя Насера, «Братьями-мусульманами» Сейида Кутба и салафитским джихадизмом Бен Ладена.

Кампания Веры Саддама неизбежно привела к тому, что салафисты узурпировали всю доступную власть в партии «Баас».

Амация Барам и Пейсах Маловани, два эксперта по современному Ираку, развивают этот тезис дальше и приводят один яркий пример, который говорит о том, что аль-Багдади не мог не стать преемником Саддама Хусейна. Для начала они говорят о том, что, хотя он из Самарры, он взял себе прозвище аль-Багдади, и это немедленно делает иракскую столицу центром тяжести для ИГИЛ, как это было во времена Аббасидского халифата. В самом деле, одно из имен, связанных с Саддамом, звучит как «Аль-Мансур», что означает «побеждающий по милости Бога», но также это имя самого важного Аббасидского халифа, основателя города. Саддам присвоил имена, взятые из истории Аббасидов, созданным им военным единицам, так что, если принимать во внимание центральную роль Багдада и Ирака, Абу Бакр аль-Багдади – прямой наследник Саддама Хусейна.

Также их очень сближает дикая жестокость, продемонстрированная на поле боя и в управлении государством. Оба ненавидят шиитов.

По приблизительным подсчетам, Саддам за 30 лет у власти убил более 150 000 шиитов, прежде всего во время мятежей в марте 1991 года, после первой Войны в Заливе. Когда танки Саддама вошли в наджар, они взяли на вооружение слоган Хусейна «Ни одного шиита к завтрашнему дню».

Но еще ИГИЛ аль-Багдади подпитывается всеуничтожающей ненавистью аз-Заркави и «Аль-Каиды».

Следует назвать еще двоих соратников эмира, которые прошли с ним от Тбилиси до Алеппо. Первый, Абу Абдурахман аль-Билави (настоящее имя Аднан Исмаил Наджм аль-Билави), был убит во время осады Мосула в 2014 году. Он был бывшим капитаном армии Саддама и членом элитного корпуса аз-Заркави. Второй, Абу Али аль-Анбари, выходец из Мосула, также ранее был чиновником армии Саддама и отвечал за множество операций в Сирии. Как многие другие, они нашли свое призвание в том, чтобы вернуться к власти на машине ислама.

Среди фаворитов аль-Багдади были также чеченцы, тренируемые в грузинской армии, например, Тархан Батирашвили, известный под именем Абу Умар аш-Шишани, который был уничтожен специальными североамериканскими боевыми группами весной 2016 года. Исламские боевики десятилетиями боролись против российских военных сил, в данный момент – президента Путина и главы Чеченской республики Рамзана Кадырова.

Возвращение во времена рабства





– В августе 2014 года нас привезли в Мосул, в один особняк по соседству с дворцом бывшего министра сельского хозяйства Ирака, Иззеддина ад-Даулы, – рассказывает езидская девушка, бывшая пленница. – Некий шейх Абдулла был ответственным за продажу и распределение девушек. В течение двух месяцев, пока меня держали там, я видела, как хозяин приходил и уходил из дома в сопровождении четырех телохранителей.

Я решила, что единственное, что я смогу сделать, это убить себя, однако жена шейха, которую звали Амира, успокаивала меня и намекнула, что поможет мне сбежать. Однажды на рассвете я увидела, как шейх прощается с ней. Она показала жестами, чтобы я убегала, открыв дверь дома. Ее глаза были полны грусти, и я заметила, что она заплакала и отправилась в свою комнату. Я схватила один из телефонов, которые лежали на столе, и выбежала на улицу. Пробежала две улицы и увидела, что в одном доме открыта дверь. Как только хозяин этого дома понял, что я сбежала от шейха, он наорал на меня и выгнал на улицу. Я бежала все дальше и дальше от дома шейха и, увидев еще одну открытую дверь, бросилась в ноги человеку, который сидел в саду, и попросила его о помощи. Он сказал мне, чтобы я не боялась. Я объяснила ему ситуацию. Сначала мужчина разволновался, но его жена убедила его приютить меня. Я пробыла у них неделю, а затем моя семья направила к ним посредника, который смог организовать мое возвращение. Я приехала, целая и невредимая, в одну из зон, которая находилась под контролем сил Пешмерга. Когда я увидела вдалеке ожидающих меня дядю и сестру, то расплакалась. После того как я приехала домой, узнала, что многие из наших близких все еще во власти Даиша. Я подумала, что лучше бы осталась в плену – так у меня была возможность что-нибудь о них разузнать.

Стратегия, придуманная ИГ для езидских женщин, заключалась в том, чтобы отправлять целые семьи в качестве рабов в поля и в химические лаборатории. Роль женщин сводилась не только к тому, чтобы быть сексуальными рабынями, их также использовали в качестве прислуги для работы по дому в семьях Даиша.

То, что террористическая группировка совместно с бывшими соседями делали с езидами в Талль-Афаре, Аль-Баадже и Мосуле, возвращает нас во времена рабства, которое даже из иракского словаря исчезло уже несколько веков назад.

Некоторые выжившие рассказывают по телефону, что мужчины, женщины, дети и старики работали на фермах, в полях и усадьбах, ухаживали за козами и крупным рогатым скотом. Трудились они в тяжелых условиях, с ними всегда обращались плохо.

– По сравнению с другими нам еще повезло. Один шейх, который приходил выбирать женщин, взял нас к себе в слуги. Мы работали на небольшой ферме, в поселке рядом с городом Синджар. Трудились по восемь-девять часов в день без остановки. Взамен нам давали лишь маленькие порции еды и постоянно обижали, упрекали, били, если надзирателю не нравился результат работы. Надзирателя звали Абу Садам. У него всегда было грязное лицо, и от него невыносимо воняло, он вел себя как очень плохой человек, – рассказывает парнишка четырнадцати лет, который вместе со своими родителями был пленником Даиша на протяжении полугода.

Первые месяцы после похищения военные ИГ использовали езидов в качестве дешевой, если не бесплатной рабочей силы. Какая удобная возможность!

– Мы пасли более тысячи домашних животных на одной из южных земель Талль-Афара. Мои маленькие дети и я заботились о стадах. Нас повсюду сопровождал боец Даиша с автоматом Калашникова в руках – на тот случай, если однажды нам в голову придет мысль сбежать или оставить скот хозяина. Мы не получали зарплаты. Нам едва позволяли иногда взять немного молока. На неделю нам выдавали немного денег. Это случилось один или два раза, однако их не хватило, даже чтобы купить цыпленка, – рассказывает Ибрагим, 60-летний мужчина, освобожденный в феврале 2015 года.

– День начинался с рассветом и заканчивался с приходом ночи. Нам давали только немного еды и поношенную одежду. Самым ужасным было то, что мы узнали эту одежду и поняли, что ее украли из наших домов в Синджаре. Они раздавали нам ее в пластиковых пакетах, – добавляет женщина лет пятидесяти, которая работала со своим мужем в одной из окрестностей Талль-Афара.