Страница 4 из 7
В конце июля начали облетать первые сухие листья, сорванные потерявшимся ветром - ветер обломал ветви деревьев. Утром пришлось убирать их с крыльца.
В конце июля Мэтт один ездил в город, чтобы купить шарф взамен давно потерянного - Ивейн смеялась, говоря о том, что у него их целая коллекция и все похожи друг на друга как один.
Он вернулся раньше, чем думал, и Ивейн не было дома.
Он - почти - не волновался, умывая руки, насыпая растворимого кофе в кружку, которую она ему подарила, открывая ноутбук и проверяя почту, он - почти - не беспокоился, когда минуты водой просачивались сквозь пальцы, когда Хэнк тревожно утыкался мордой ему в ладони, и это «почти» сжимало ему горло и не давало продохнуть.
Ивейн не взяла с собой телефон и пришлось звонить Анне - у Анны её не было, её не было и у подруг, и для Мэтта она будто исчезла, будто не существовала никогда.
Он надевал куртку и брал фонарь, когда она вернулась, снимая капюшон, стягивая прорезиненные сапоги и кидая сумку куда-то на пол. Она не смотрела на него.
Мэтт догадывался, знал, чувствовал, что она ходила до своего старого сожжённого дома, и эта мысль казалась ему инородной, неправильной и опасной. Ему захотелось хорошенько встряхнуть Ивейн.
Она понимала его настроение. Она пробормотала:
— Живёшь, словно медведь в своей берлоге. Я могу ходить куда угодно и когда угодно.
Он усмехнулся ей в ответ, он был слишком вымотанным, слишком уставшим, чтобы возразить ей или чтобы увидеть смутную, практически незаметную тень вины на её лице.
Они разошлись по комнатам, впервые не поужинав вместе, разочарованные, недовольные друг другом.
***
Он проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за руку и звал по имени.
Его футболка была липкой от пота и прилипла к спине, его ноги запутались в пододеяльнике, его дыхание было сбивчивым и хриплым, словно после бега. Вокруг него стояла темнота, и долго пришлось вглядываться в неё, чтобы увидеть Ивейн, склонившуюся над ним, чтобы почувствовать её тёплые руки на своих плечах.
Ты кричал.
Мэтт приподнялся на кровати, стараясь восстановить дыхание и зрение, пока Ивейн не обрела законченные, совершенные черты, и воздух, душный, тяжёлый воздух не перестал дрожать над ними. Он видел окоченевшее тело Майкла. Видел выжженную степь, что когда-то была чьим-то домом. Видел Ивейн, испуганную, одинокую, с кровью на лице, на одежде, в волосах, отчего те казались совсем красными, почти бордовыми, точно зарево неутихающего пожара.
Сны бывали дурными и прежде, но страшными - никогда.
Я могу остаться. Если захочешь.
Ивейн неуверенно убрала руки, будто сомневалась в своих словах и в том, что произнесла их. Мэтт поймал её запястье - оно показалось ему слишком тонким и хрупким. Она села рядом с ним - он положил голову к ней на колени и долго вглядывался в иссиня-чёрный потолок, засыпая, пока она гладила его тёмные спутанные волосы, пропуская жёсткие пряди сквозь тонкие пальцы.
Утром всё было как обычно.
Утром Ивейн, взлохмаченная и полусонная, лениво и сонно взобралась на стул за кухонным столом, явно выжидающе глядя на Мэтта и очевидно замерзая под холодным, влажным воздухом остывшего за ночь дома.
Мэтью принёс одеяло из гостиной и бережно укутал им Ивейн - та смотрела на него пристально, изучающе, и что-то теплилось в её взгляде, и загоралось, что-то, что он никак не мог разобрать.
Одеяло пахнет тобой.
Она сказала это так тихо и просто, что Мэтт замешкался - нечто странное промелькнуло: в её словах или в его голове - он уже не мог понять, разграничить.
Весь дом пахнет тобой.
Он прикрыл глаза - на мгновение. Ивейн протянула ладонь, чтобы прикоснуться к его лицу. Большим пальцем она случайно задела его губу.
Иви.
Она шумно, будто неверяще, выдохнула - в её глазах было понимание и узнавание; так много, что можно было задохнуться. В своих мыслях он всегда называл её так, но вслух - никогда.
Иви.
Она обняла его за шею и заплакала - впервые со дня её приезда, и Мэтт бы не удивился, если бы узнал, что впервые - за всю её жизнь. Одеяло соскользнуло с её плеч и скомкалось где-то у их ног. У двери громко, и заливисто, и так некстати залаял Хэнк.
Мэтт чувствовал слёзы Ивейн почти так же ярко и ясно, как и её прикосновение к губе, что потом ещё долго покалывало и жгло.
***
Он долго ворочался ночью - духота ослепляла его, темнота оглушала. Он лежал с закрытыми глазами, не надеясь уснуть, гоняя спутанные нити-мысли в своей голове, чувствуя, как тяжелеет его тело, как заполняется густой, вязкой, огрубевшей темнотой.
На часах прошло полчаса, в его сознании - вечность.
Мэтт почти не отговаривал себя, когда спустил ноги на холодный пол, вышел из комнаты, когда подходил к двери Иви. Он хотел убедиться, что с ней всё в порядке, он стучал в её дверь, звал её, но она не отвечала.
Иви не отвечала, потому что её не было в своей комнате.
Её не было и на кухне, и в гостиной - Мэтт зажёг свет по всему дому, и лампы ножом саданули по его глазам; Хэнк мирно спал под столом.
Секунда сплеталась с секундой; Мэттью звонил ей - она ответила лишь на третий звонок. Он с облегчением, потрясшим его, накрывшим его, услышал её извиняющейся-виноватый, тихий голос.
Мэтт, я скоро буду.
За окном светало - забрезжил рассвет; рассвет покрывал озябшую землю медью и ржавчиной. Ветви деревьев, скрюченных, провисших к дому, стучались в окна на поклон, царапая стёкла.
Иви вернулась, когда солнце уже налилось румянцем, и захмелело, и стало немного теплее. Мэтт, не позволяя ей снять куртку, схватил её за руку, заглядывая ей в глаза. Её рот округлился идеально-симметричной буквой «о».
Я думала, ты спишь.
Ты хоть знаешь, что могло случиться с тобой ночью?
Иви пахла травой, хвоей и выжженной опустошённостью. Она ходила туда, где было её место, место, по которому, не отдавая себе в этом отчёта, она скучала.
Я была дома.
Мэтт знал - и опасался за неё; Иви раздражала эта излишняя, непомерная забота, но для него она была необходима. Всё умолкло за последние дни, заголовки газет смиренно молчали, возвращая себе прежнюю, привычную желтизну, но он боялся, что это окажется всего лишь затишьем.
Долгие, изнурительные затишья бывают перед самыми страшными бурями.
Иви поражённо, согласно выдохнула.
Обещаю, что больше не буду ходить туда. Я не нарушу обещания.
Мэтт облокотился о дверной косяк, спрятав руки в карманы джинс, прикрыв уставшие от недосыпа глаза. Он верил ей.
Я знаю. Я знаю.
***
Ты ходишь во сне.
Мэтт не осознавал - спрашивала она или утверждала. Он обнаружил себя в футболке и шортах для сна, продрогшего, стоящего за дверью своей комнаты, беспомощно щурившегося. Ночь была тёмной и густой, и ему пришлось вглядываться в эту безлунную ночь, чтобы увидеть Иви – Иви испуганно-обеспокоенно стояла перед ним, переминаясь с ноги на ногу – её ноги были босы; её пижама смялась, её волосы спутались.
Она шептала, что всё в порядке.
Всё хорошо. Всё хорошо.
Она шептала, пока отводила его в комнату, пока закрывала окно, которое отчего-то было распахнуто. Она заставила его сменить одежду; пока Мэтт ополаскивал горящее лицо, пытаясь привести себя в порядок, Иви принесла из своей комнаты, в которой до сих пор не было воздуха, которая всё ещё была покинутой, подушку и плед.
Она легла рядом с ним.
Она прикоснулась к его лицу – его щетина кололась. Дыхание Иви было ровным и мерным; Мэтт чувствовал его своей кожей, как Иви чувствовала его. Темнота, оглохшая, оловянная темнота отступала от них и больше не казалась непроглядной, бездонной, а прирученной, усмирённой. Мэтт засыпал – часы на стене не умолкали, делясь чем-то громким и сокровенным.