Страница 3 из 7
Мэттью сказал, что ему тридцать три. Он предложил съездить в город вместе с ним. Он никогда не думал о том, что ему нужен телевизор, или что-то, что бы отвлекало его от работы - когда он хотел отдохнуть, он гулял с Хэнком, или читал, или рыбачил, но Ивейн этого было очевидно недостаточно.
— Почему он сжигает дома?
Мэтт замер на мгновение и обернулся - Ивейн выглядела спокойной и сосредоточенной, уверенной, будто и не спрашивала ни о чём, будто ни о чём не раздумывала. Мэтью стряхнул с рук крошки от хлеба; смутная, неясная взволнованность, как лишняя, предчувствующая тревогу мысль, промелькнула в его сознании, но он, не придав ей значения, отмахнулся.
— Возможно, тем самым он заметает следы.
Он помолчал, прислушиваясь к тиканью часов - оно больше не казалось ему стройным, ровным, а скорее сбивчивым, несмелым, как чужое дыхание незваного незнакомца. Он добавил:
— Есть мнение, что некоторые так проявляют свою власть.
— Власть?
— Он сжёг дом. Он отобрал у людей то, чем они владели, что они любили, и до сих пор остался безнаказанным. Что это, если не проявление власти?
Ивейн как-то неловко отодвинула от себя тарелку с яичницей, так и не притронувшись к ней. Она не двигалась, пока он наливал чай; на её лбу пролегла задумчивая складка. Она сказала, что хочет съездить в город.
Мэтт покачал головой - Мэтт был уверен, что она хотела сказать что-то другое.
========== Тот, кто не хотел верить ==========
Sometimes I hear you calling
From some lost and distant shore.
I hear you crying softly for the way it was before.
***
Иногда я слышу, как ты зовешь
С затерянного и далекого берега.
Я слышу, как ты тихо плачешь о том, что было раньше. (с)
Она по-прежнему порой замыкалась в себе.
Недовольно и раздражённо скидывала со своего плеча руку Мэтта, когда он хотел успокоить её или поддержать, когда он просто хотел быть рядом.
Запиралась в своей комнате, беспрерывно слушая музыку в новеньком плеере, который они купили во время последней вылазки в город. Игнорировала Анну. Проходила мимо Хэнка, словно не замечая, хотя всегда была ласкова и любила с ним играть.
Не отвечая на вопросы Мэтта. Не обращая внимания на него.
Он всегда чувствовал себя особенно одиноко в такие дни, как когда-то давно, до приезда Ивейн, точно ничего и не менялось, точно всё было таким же посредственным, постоянным, неизменным, как прежде. Он стучался к ней в комнату - она не отвечала. Она могла дремать в этот момент, читать или просто не желать видеть его - а Мэттью не желал быть в её жизни чем-то, что Ивейн выносила бы с трудом. Он не желал быть в её жизни самозванцем.
Иногда он находил её забытые книги у себя на диване - он убирал их на свой стол, чтобы потом отдать. Иногда он находил пустые банки из под колы в холодильнике - он со вздохом выкидывал их.
Это могло продолжаться несколько дней - после Ивейн сама приходила в гостиную, садилась рядом с ним - она подолгу могла сидеть рядом с ним не произнося ни слова. Иногда она приносила плед - она часто зябла, и это было что-то вроде их общего, неоговоренного немого знака - Мэтт разжигал огонь в камине, смотрел, как он доверчиво ластится к серым, закопчённым камням. Возвращался к Ивейн, обнимал её поверх пледа.
Иногда она засыпала у него на плече.
***
Я хочу найти того, кто сделал это с ним. С нами.
Дождь шумел особенно сильно; пахло мокрой травой, землёй, ветхой сыростью и отчуждённой прохладой; небо не было выгравировано тучами, небо было серым, однотонным, продрогшим, затянутым туманной поволокой - такое не давит, а слепит.
Они вернулись с прогулки - дождь застал их врасплох; у Ивейн были мокрые волосы и испачканные джинсы. Мэтт наливал Хэнку воду, пока не услышал размеренный голос Ивейн.
Мэтт попросил её повторить то, что она сказала.
Она повторила. Она выглядела решительно, словно действительно верила в собственные слова.
Мэттью отодвинул миску ногой, чуть не расплескав воду, сдёрнул с вешалки полосатое полотенце и подал его Ивейн. Пока она вытирала волосы, он задумчиво разглядывал её, облокотившись на деревянную столешницу, сложив руки на груди. Он часто делал так - защитный, недоверчивый жест.
Всё, что захочешь.
Всё, что угодно.
Всё, кроме этого.
Его грудь сдавливало чем-то тяжёлым, неотступным, когда он думал о том, что она полезет в это дело, - дело расследовали медленно и лениво, пока не появлялись новые жертвы, но Майкл пока был последним. Мэтт боялся, что она захочет разобраться, не остановится ни перед чем. Он чувствовал себя виноватым, когда Ивейн смотрела на него так - призывно, смело, осуждающе. Когда в её взгляде, в её жестах, даже в положении её тела это навязчивое, неотступное, обвиняющее - я сделаю это, с тобой или без тебя, и не имеет значения, будешь ли ты рядом.
Он хотел бы рассказать ей об опасности. Он хотел бы, чтобы она поверила ему.
Ивейн вернула ему полотенце, молчаливо и надменно - полотенце было влажным и пахло чем-то цветочным, родным; она соскользнула со стула - Хэнк метнулся к ней, признавая в Ивейн своего друга, и последовал за ней, не оборачиваясь.
Мэттью в растерянности глядел им вслед.
***
Она была не по годам умной. Она была расчётливой. Она была практичной.
Он не мог не признавать этого, когда она ловко управлялась с домашними делами, или отвечала на его звонки, или делала ещё что-то, чего он не мог ожидать от неё и что он сам обычно - всегда - оставлял на долгосрочное неопределённое потом. Иногда она говорила с ним так, словно была старше его и знала намного больше. Тогда он подшучивал над ней, наблюдая за тем, как вспыхивают её глаза синевой - она дразнила Мэтта в ответ, и он, стараясь не вестись, упрямо сохранял равнодушие и бесстрастность. Получалось не всегда, а чаще - откровенно плохо, но это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме неё.
Они брали Хэнка, гуляли до реки и обратно; Мэтт мог бесцельно держать её за руку, или же они могли идти в метре друг от друга. Ивейн шутливо толкала его в бок, пока пёс кружил вокруг них, попутно заливисто лая. Когда она шутила, или смеялась, или просто - всего лишь - улыбалась ему, то Мэтту всегда казалось, что она знает его - вечность или немного дольше.
Они купили телевизор, но Ивейн не казалась впечатлённой, а вскоре, посмотрев пару телепередач и так и не найдя на пульте, где регулировать громкость, и вовсе забыла о нём.
Ещё через несколько дней она выпросила у него гитару.
Ты умеешь играть?
Он действительно был удивлён и не мог скрыть полусаркастической, полулукавой улыбки. Ивейн лишь поджала губы и чуть приподняла брови - это было высшим знаком недоумения. Она сказала, что на самом деле нет, не умеет, но хотела бы научиться. Она училась быстро и прилежно, и Мэтту нравилось слушать, как она поёт.
Она помогала ему готовить обед, когда должна была прийти Анна, и выглядела отчего-то недовольной. Не разговаривала с ним после визитов психолога и долго, на удивление невыносимо долго оттаивала. Мэтт ни о чём никогда не спрашивал её - это было их основным правилом: не задавать лишних личных вопросов. Захочет - расскажет.
Она была красивой.
У неё была своя, особенная красота, тонкая, элегантная, по-спокойному взрослая, как тихое море, но не холодная, не безучастная, и от этого становилось лишь хуже. Он смотрел на то, как она готовит, как убирает за столом, как перебирает журналы, он смотрел на неё слишком долго, даже тогда, когда он считал это непозволительным. Он ничего не мог поделать с собой.