Синие слезы

А потом она вспомнила – он никогда ничего не делает просто так. Неуверенность поднялась в ней, словно волна, беззащитная перед камнями берега, ранящаяся о них.

Он ждал.

Спасибо, сказала она, зная, что этого будет мало – и этого было очевидно мало. Он нетерпеливо выдохнул, спиной облокачиваясь на ту самую стойку с книгами, из которой взял ту, что теперь держала в руках Джейн.

– Ну же, Джейн, – подталкивал он ее, – у нас не так много времени.

Она и так знала это (о нехватке времени, его ведь всегда не хватало), а поэтому нервно сжала губы, не решаясь прямо взглянуть прямо перед собой, туда, где скоплением непостижимости и неоднозначности, закованный в метал и зелень возвышался он. Она не знала, что он хотел услышать – о ее детстве, о ее работе, о Торе? Она не знала, с чего начать.

Она не удивилась, когда он снова легко определил направление ее мыслей, и снисходительная усмешка легла на его губы. Он сказал:

– Давай начнем с твоего самого страшного воспоминания.

Она побледнела, задетая и уязвленная, но не неверящая, ожидавшая чего-то подобного. Она могла бы солгать ему – она могла бы, по крайней мере, попытаться. Впрочем – Джейн знала об этом наверняка – любая попытка оказалась бы неудачной, он определил бы ложь еще до того, как она бы даже подумала об этом.

Он по-прежнему ждал, его ожидание было понимающим, терпеливым, осевшим в его ленивых жестах и окончательно затихшим.

И тогда она решила рассказать ему о том, как умер ее отец.

***

Иногда она думала, что он на самом деле уже знал ответ.

Возможно, он знал – то, чем будет ее испытание – с самого начала, и если она не была уверена в причине собственной злости, то причину раздражения отыскать не представляло особой сложности.

Формулировка – докажи, что достойна – оказалась довольно расплывчатой и подразумевать под собой могла что угодно. Джейн корпела над буквами, пытаясь отбрасывать то самое лишнее и ненужное, о чем Локи говорил, а он, на самом деле, говорил о многом – и не о том, что было ей нужно (сейчас). Об устройстве Вселенной. О придворном этикете. О том, как выиграть время, если ты потерялся в Свартальфхейме, и не быть съеденным одним из местных жителей.

Взамен на все это он просил еще что-то о ней.

Первый раз был самым страшным – она чувствовала себя выпотрошенной наизнанку и подавленной. Долгие годы она старалась не вспоминать о том, как потеряла единственного дорогого ей человека (ночь, они возвращаются от Эрика, авария, он умирает у нее на руках); и когда Локи, выслушав ее от начала до конца и не перебивая ни разу, ушел от нее – ровно за минуту до появления Тора на пороге их покоев, ее глаза были красными и влажными. Она бы хотела побыть одной, но Тора просить об этом не смела.

После стало немного легче.

Он мог бы просто подсказать, думала она, рассказывая, как осталась совершенно одна, пока Эрик не начал заботиться о ней. Рассказывая, как нашла в работе смысл своей жизни. Рассказывая все, что помнила, потому что это становилось все проще – раскрывать перед ним свою душу, проще и естественнее; но вместо этого он предпочитал смотреть, как она теряет время. Иногда она думала, что ему доставляет это удовольствие – играть с ней в игры, правила которых устанавливал и знал лишь он один.

И все же – и она признавала это, будучи в какой-то особой степени благодарной – пусть и в своей особой манере и, несмотря на то, что он требовал от нее неподъемное, неразумное, но он все же помогал ей.

Порой она задумывалась о причинах – без них не могло обойтись, и самой разумной, как ни странно, и она признавала это, оказался Один. Она редко видела их вместе, отца и сына, лишь порой в главной зале, но из того, что она видела и замечала, она понимала – их отношения едва ли можно было называть теплыми. И вот, Один принимал выбор Тора крайне недовольно – то недовольство она ощущала на себе каждый раз, встречаясь с ним взглядом, и Локи, возможно, просто хотел досадить отцу. Сделать что-то, что ему не пришлось бы по душе.

А, возможно, Локи просто было скучно.

Однако скукой она не могла объяснить тот одобрительный блеск, усиливший зелень его глаз, когда она, наконец, нашла то, что искала, нашла разгадку, заключенную в одном слове. Это был последний день перед самим испытанием, и она уже потеряла надежду – но вот она снова была перед ней, и Джейн устало и тихо улыбнулась.

Иллюзия, сказала она. Это будет иллюзия.

Она не была уверена, но ей показалось, будто бы Локи улыбнулся в ответ.

***

Какая она?

Золотая россыпь листвы омывает ее щиколотки сиянием – Джейн вспоминает осени на Земле, беззастенчиво сравнивая то, что еще помнила, то, во что верила, и эту новую, блестящую и переливающуюся. Он подходит к ней со спины – как когда-то подходил другой – и ей не нужно видеть его, чтобы знать – он здесь. Золотое шуршание выдает его присутствие, и он садится подле нее и смотрит на ее профиль, пока она смотрит вдаль, пока она вглядывается в застывшее на горизонте призрачное завтра.

Он мог бы переспросить, о ком она, но он понимает сразу.

Смертная, отвечает он, и она прерывает его взгляд резким поворотом головы. Она могла остаться смертной лишь при одном условии.

– Она не вышла замуж за Тора?

Ее голос что пустой сосуд, но на самом дне – жидкое недоверие, смешанное с растерянностью. Локи не отводит взгляда, и взгляд его безучастен.

– Нет. Вы расстались. Тебя это удивляет?

Она знает, что это должно удивить ее.

Здесь, в этом измерении, она последовала за ним, она покинула, оставила позади себя все, что знала, ради неизвестности. Она не может представить, как где-то из-за чьих-то принятых или не принятых решений она могла отказаться от него или он от нее. Она не может представить – но только поначалу.

Она решает больше не лгать, по крайней мере самой себе. Ему же, читающему чужие души, словно свою собственную, ему же, обманывающему слишком часто, чтобы не почувствовать обман в других, лгать просто бессмысленно.

Нет, отвечает она, отмечая про себя, что ее ответ не приводит его в замешательство, как будто он не ожидал ничего другого.

Нет, не удивляет.

Однако ничто не происходит из ничего, и она знает это едва ли не лучше всех. Все случившееся неминуемо оставляет свои последствия – в виде сожалений или, наоборот, чувства облегчения, что все закончилось именно так, а не иначе. В виде хоть чего-нибудь. Джейн трет глаза – сегодня дневной свет серый, почти серебристый – тучи забрали себе всю желтизну; одна мысль не дает ей покоя, растворяясь внутри ее сознания, обернутого пустотой, но исчезая не до конца.

А затем она вдруг понимает.

Все действительно оставляет свои последствия.

– Ты говорил, что никто просто так не проникает в чужие измерения.

Он смотрит на нее внимательно и немного нетерпеливо, будто уже знает, чувствует – она на правильном и единственном пути. Джейн едва ли не вскакивает на ноги, наконец возвышаясь над ним, перенимая у него его предвкушение, присваивая его себе.

– Последствия, Локи. Твое появление не могло не оставить последствий. Материя должна быть где-то нарушена.

Это было столь очевидно, что она, оглядываясь назад, не может поверить в то, что они не увидели лежащее столь призывно у самой поверхности. Лицо Локи кажется бледным и холодным, словно мрамор. И тогда он спрашивает ее:

– Где вы нашли меня?

========== .8. ==========

***

Все, что он сделал – это взял ее за запястье (левое), а затем, проведя по нему рукой, что-то негромко – неразборчиво – сказал.

В его прикосновении не было ничего теплого, ничего личного, и затем она почувствовала, как что-то больно и нетерпеливо обожгло ей кожу – она, не ожидая ничего подобного, дернулась в сторону, но Локи держал крепко (секунду, другую), а когда отпустил ее, она в смятении взглянула на свою руку – там, прямо на переплетении голубых вен, темнели руны (две). Она не могла их прочесть.

– Что это? – спросила она, не отводя от них взгляда, рассматривая, изучая. Локи отступил от нее на шаг назад – его костюм зловеще зашелестел, замерцал в свете рыжих факелов – и спросил ее в ответ: