Страница 9 из 16
Ксенион говорил спокойно, но в его глазах возникло чувство такой боли и подавленности, что Хисуи отвела взгляд. Драконы-ящеры всегда держались вместе. Их было всего двадцать семь и воспроизводиться они не могли, потому что среди драконов не было женщин. Даймонд Лайт объяснял это так: код крови, определяющий признаки дракона, определяет также единственно возможный пол. То же самое и с первофитами – ни одной женщины среди них.
– Я вижу, я вижу!.. – подскочила Хисуи на своём месте, когда между домов промелькнули высокие серые деревья. – Это он? Дже Ючин?
Ксенион даже не посмотрел в ту сторону.
– Нет, это – Сэй Анли. Свидетели говорят, что у него случилась любовь с первого взгляда. Ну, с тем первофитом, с которым он… – Ксенион поморщился. – Это ничем не отличается от двойного самоубийства.
– Я вижу ещё одну нить, – тихо произнесла Хисуи.
– Это… это Сёрен.
– И он тоже?
– Да.
– А это? – Хисуи увидела ещё один каменный лес.
– Да. Вон там – гигантская металлическая чаша. Видишь?
– Да. Это?..
– Это Элтонар Адморский.
– С-сколько? Сколько вас?..
– Нас осталось шесть из двадцати семи. Я, Валоад и Десан, Кьёрен-Сэгерен, Виски и Бэлэй. Драконов Адмора и Ли больше нет.
"Стало быть драконы Ли не оказывали давление на Кантабриллин", – отметила про себя Хисуи и тут же устыдилась собственной чёрствости, а вслух переспросила: – Никого?
– Драконы Адмора обратились большими чашами, а сыновья Ли – камнем, горящим, парящим в воздухе или обросшим такими же неживыми деревьями. Когда это случилось с Яо, он взлетел в воздух и снёс верхние этажи и крыши шестидесяти пяти зданий. Погибло более тридцати разумных, и я уж не говорю о раненых. Он пролетает через Ньон каждые… пятьдесят три дня, если мне не изменяет память.
– А Сапфир?
– Он уверят, что не в его силах было это предвидеть. Да, он не знал, что Яо обратится летящим камнем на такой малой высоте. Но до того с первофитом слился Агней, и он… или они… стали пылающим астероидом. Скорость его была так высока, что камень снёс пик горы Тэхо. Так что Сапфир не мог не предвидеть, что это будет происходить со многими из нас. Он не предвидел жертвы среди горожан, но точно знал, что империя постепенно распрощается с драконами.
– А император?
– Он собрал расширенный принсипат и драконов, привёл свою дочь, Эссу Бесцейн, расспросил о том, что происходит… и сказал, что ничего сделать не может. Ну и члены принсипата немало удивили меня своей безынициативностью.
Хисуи внезапно прыснула со смеху. Это было так неуместно, что она тут же залилась краской:
– Прости, Ксенион. Я сама от себя не ожидала. Просто… как ты выговорил это слово… это удивительно.
– Какое слово?
– Безынициативностью. Раньше я от тебя такого услышать не могла.
– А, ну и хорошо, что это от слова. В моём клане нашлись дамочки, которые посмеялись надо мной, когда я вздумал показать своё горе по поводу случившегося с моими братьями.
– Ох, бессты-ыдницы, – протянула Хисуи.
– Сможешь сказать им это в лицо?
– Да.
Ксенион покачал головой, цокая языком. Драконы видят разумных если не насквозь, то довольно глубоко. Значит ли скептический вид Ксениона, что она, Хисуи Соно, даже будучи принцессой империи, не посмеет осудить вслух того, кто поступает неправильно? Да. А ещё она только что извинилась перед тем, кто похитил её волю и сознание почти на полгода. Перед преступником. Кошмар!
Но вот оно, озеро Линак, ещё по-летнему тёплое. В первые годы на Пенрине всем было трудно смириться с тем, что осени, в привычном её великолепии, никогда не будет. И сегодня можно купаться, а уже через неделю густых туманов здесь и на лодке не проплывёшь – корка льда и мокрого снега незаметно остановит волнение воды.
Как веселились подруги Хисуи тринадцать лет назад! Едва лёд стал достаточно толстым, Сапфирта и Кантабриллин устроили здесь свои игры. Перед внутренним взором Хисуи появилась картина скользящих по льду подруг – обе хохочут так заразительно, и так красиво развивается по ветру ажур и шёлк их платьев!..
Сапфирта стала эрцеллет-принцессой Классика через два года. И исчезла, будто бы и не было её на этом свете. Что, если Кантабриллин исчезнет точно так же?
Лодочник переправил их сразу к подножию первой из цепочки гор "Цветных сестёр". Гора уже сияла всеми возможными красками из-за разбитых на её склонах садов и покрывающих даже самый пик похожих на мятые бумажки ярких бутонов. В долинах здесь часто стоят сложные душистые запахи, которые вольный ветер сам составляет из ароматов разных видов цветов. Подходящее место для обитания Второй Красивейшей. Дворец Ли так же хранит немало удивительного, но, всё же, при взгляде на верхнюю часть предела тело пробирает лёгкая дрожь – будущий дом Кантабриллин похож на замок, сплошь состоящий из огромных шипов и острых копий, словно нацелившихся для удара по небу.
Будто в честь свадьбы все три луны собрались на юго-юго востоке радом с солнцем. Самую крупную, вторую, серебристо-серую луну император назвал в честь Второй Красивейшей империи – Кантабриллин. Но, что естественно, длинное имя народ урезал до "Канта", и то же сделал и с именем Первой Красивейшей. Так, голубоватая, будто ворохом белых кружев убранная луна Ора – единственная из всех лун, проходящая по краю диска солнца – изначально называлась Морганой. Меньшей же луне, бледно-жёлтой, на почтительном расстоянии медленно бредущей против общего небесного течения по южной части небосвода, Сапфир попросил не давать название, отказавшись сообщать народу имя Третьей Красивейшей империи, поскольку она ещё не родилась.
Рассказывали, что в древности ни одна по-настоящему красивая женщина не знала счастья. Мужчины шли на любые хитрости, чтобы получать их в своё полное распоряжение. Красавицам оставалось только смириться. Но в империи, возможно, всё будет не так. Первая Красивейшая замужем по любви, Вторая – отчаянно сопротивлялась браку с нелюбимым и… должна, должна продолжать!
Едва лодка причалила, как Хисуи подобрала юбки нарядного платья и побежала к парадному подъезду дворца, врезанного в гору. Ксенион даже не пытался догнать её.
Хисуи одна вошла в домашние покои Кантабриллин и села на подушки возле ажурной, шитой белой и золотой нитью, занавеси, отделяющей ваихех – место для игры на музыкальных инструментах в скромной комнате высокородной женщины.
Распущенные чёрные волосы Кантабриллин полностью закрыли лицо. Сама она не поднимала головы и не отрывала глаз от струн широкого и длинного хехмео-толь. Играла очень грустную современную мелодию в переложении и стилизации перевёртышей. Всегда любила музыку.
Хисуи некоторое время слушала, позволяя печали, выраженной в каждом извлечённом звуке и движении Кантабриллин, проникнуть глубоко в сердце.
Отзвучала последняя струна и будущая эрцеллет Лифорд заправила за ухо несколько крупных прядей. Выражение её лица, слишком сложное для понимания, для Хисуи отразило огромное напряжение мыслей и чувств. Впрочем, быть может, это занавеска, отделявшая девушек друг от друга, помешала всё понять в точности.
– Ты всё ещё ищешь выход? – осторожно и тихо спросила Хисуи.
– Нет, уже не ищу.
– Если хочешь поплакать, иди ко мне, – вырвалось у Хисуи.
И Кантабриллин, откинув золотистый ажур и сверкнув шёлком простого светло-зелёного платья, бросилась к подруге. Но Хисуи не услышала рыданий. Зато ощутила крепкое тёплое объятие.
– Нет, я плакать не хочу. Не сейчас, – призналась Кантабриллин и отодвинулась, чтобы заглянуть на мгновение в глаза подруги и вернуться к хехмео-толь. – Я не могу вылить слезами всё то, что во мне сейчас. Слишком много, не просто и не однозначно.
И Хисуи с удивлением опознала воодушевление, трепет и лёгкий восторг в полукровке, которая, подобрав волосы, снова пробежалась пальцами по струнам, но теперь – весело.
– Ты… его… влюблена в него? – на всякий случай спросила Хисуи, чувствуя себя дурой. В который раз за это утро.