Страница 12 из 16
Хисуи слегка затрясло, но не от холода или страха. Теперь это было возмущение, возникшее после всех переживаний этого дня.
Молодая леди в тёмно-зелёном, глядя на них очень невинными сонными серыми глазами, сидит напротив и молчит. Ксенион не торопится представлять её. В его словах ни радости, ни предвкушения. Только озабоченность:
– Солнце уже низко – скоро ночь. Я принесу тебе в спальню ужин и шубку, и…
– Ты не починил окно? – изумилась Хисуи. – Да как же!..
– Починил-починил. Я… имею честь пригласить тебя на крышу.
– А? – захлопала глазами Хисуи. – Зачем?
– Наблюдать наступление зимы вместе со мной. Тебе принесут горячий шоколад и грелку, а восседать ты будешь на самой толстой и пушистой шкуре тара. Согласна?
– Хм… у меня есть выбор?
– Есть. Но чем ты можешь заняться? Сразу ляжешь спать?
Хисуи промолчала.
– Я бы слезла с тебя… – вспомнив о приличиях, начала она.
– А я бы вернул тебя обратно, если бы ты слезла. Или я недостаточно тёплый?
– Ты… слишком тёплый, – солгала Хисуи.
– Тебе не повредит.
Спутница хихикнула. Поймав взгляд принцессы, она объяснила:
– Простите, ваше высочество. Я Гвендолин, подруга и родственница Ксениона. И та, кто слышал о его любви к вам слишком много и часто. Особенно в последнее время.
– Я же просил тебя молчать, – зашипел на "подругу и родственницу" Ксенион.
– Так ты действительно любишь меня? – спросила дракона Хисуи. – И как только это возможно? Нет, я совершенно точно не верю в такое. Безответно и так незаметно любить кого-то десятилетиями… нет, не верю.
Ксенион заговорил необычайно быстро, что выдало его беспокойство:
– Может быть, тебе поможет знание о том, что мы, драконы, умеем управлять чувствами? И пусть сложно избавиться от любви окончательно, мы в силах сделать так, чтобы не слишком мучиться безответностью чувства и невозможностью излить его.
– Вот как… – вздохнула Хисуи. – А как же тогда умершие твои… возлюбленные? Ты всё ещё что-то к ним испытываешь?
– Всё ещё да. Но если это и любовь, то она неплохо разбавлена в признательности за отлично проведённые периоды или даже недели.
– Вот она, судьба твоей невесты – радовать тебя несколько недель и подохнуть в мучениях.
– Не беспокойся, я тебе такую судьбу не предлагаю.
– Чего же ты хочешь от меня? – запуталась Хисуи.
– Могу любить тебя и не пытаться сделать тебе ребёнка при этом. Как тебе такая вероятность?
– Я бы могла с этим смириться, но как быть с тем, что я тебе не доверяю? Сегодня после подписания ты сказал мне кое-что, помнишь?
– Ах, это… Должен извиниться. Это было неуместно. Да и выразился я не верно. Я хотел сказать, что…
– Что же ты хотел сказать?
– Я тебе потом объясню.
– Нет, давай сейчас, – опять ощутила в себе сильное возмущение Хисуи.
– В армии мы, драконы, всё же немного общались с другими солдатами Севера. Так вот у них было принято говорить почти так же в адрес того, у кого-то было что-то восхищающее. Навык это был, умение быстро разводить костры, например, или богатство, красота или просто отличный характер. Так постоянно говорили о Роджере Кардифе и Колине Ханте.
– Как, например? Озвучь, пожалуйста.
– Например: "Я бы ****** Колина Ханта". Всё очень просто.
– Но ты сказал, что всё равно ******* меня. Всё равно!
– Я просто не выспался, потому и сказал именно так. Но я же не подразумевал, что хочу ********** тебя в самом деле?
– Что? Ты… в самом деле не хочешь ******** меня? Ни разу?
– Конечно, я хочу тебя ****** днём и ночью, и даже сейчас. Но в виду нашей несовместимости я отложу это на потом.
– Это как, позволь спросить?
– Я подожду, когда ты заболеешь неизлечимой болезнью и тогда…
– То есть мне нужно будет страдать от болезни, а ты добавишь мне мучений, так?
– Но сначала я подарю тебе счастье, – лучезарно улыбнулся Ксенион.
– Уверен? А если болезнь меня изуродует?
– Я готов ******* даже твой труп.
Хисуи вытаращила глаза, набрала воздуха, чтобы возмутиться и не смогла. Просто возразила:
– Ты не можешь быть таким.
– Ну, может, нет, – подумав немного, медленно проговорил Ксенион.
Гвендолин захихикала:
– Я столько непристойностей давно не слышала. Да ещё от членов расширенного собрания принсипата!..
– Отложила бы книжки ненадолго и вышла прогуляться по Ньону, – сощурил глаза Ксенион. – На улице ты и не такое услышишь, я в этом уверен.
Гвендолин и Ксенион принялись о чём-то спорить, но Хисуи их не слышала – она увидела проплывающие за окном каменные деревья. Совсем рядом. Они выглядели недолговечными – словно бы за мгновение сгорели дотла и серый пепел ещё удерживался на месте, готовый разлететься при малейшем дуновении ветерка. Но никакого оцепления вокруг. И на одном из деревьев кто-то даже умудрился нарисовать чёрной краской значки Лифордского предела.
– А… м… Ксенион, – рассеянно заговорила Хисуи. – Драконы Лифорда… они же приходятся родными дядями первофитам… так?
– Верно.
– Но по Рашингаве, помнится, слияние считается формой канонического брака, да?
– Ты спрашиваешь, считается ли слияние драконов Ли с первофитами инцестом? Да, считается. Канонически это ужасное преступление. По закону перевёртышей убивают либо нарушителей, либо их детей. Однако в той форме, которой они находятся сейчас… их сложновато убить, не так ли?
– Да и детей нет… – шумно выдохнула Хисуи.
– Да, это так невероятно и поразительно!.. – заговорила Гвендолин. – Я читала о таком в книгах. Но это было представлено как легенда…
– Это всё потому, что четыре наших вида почти никогда не жили вместе, на одной планете, – сказал Ксенион, глядя в окно. – Разница слишком велика. Раньше люди и фиты боялись перевёртышей, а перевёртыши не доверяли людям. Крылатые относились к людям как к удивительно умным животным, а фитов не уважали за трусость и их способ ведения боя. В войну так и считалось, что если ты фит, то обязательно невоздержан, труслив, но энергичен, хорош в механике, электронике и растениеводстве. Если крылатый – значит безгрешный, смелый, сильный и безотказный. Если человек – то слабый продажный приспособленец до мозга костей, а если перевёртыш, то наверняка вспыльчив и склонен убить кого-нибудь, что бы тут же, умиротворённо, с чистой совестью умиляться шуршанию опавших листьев.
– А драконы? Какими считали вас? – спросила Гвендолин.
– О нас старались не помнить. Нас считали слишком непредсказуемыми.
Экипаж остановился у Кер Гласса. У Хисуи на языке крутились резкие слова, и Ксенион должен был получить их, но едва все ступили на брусчатку, как примчалась очень красивая карета старого образца, да ещё запряжённая живыми лошадьми. Из неё вышел Сапфир Сильверстоун и помог выбраться Игрейне Пятой – лидеру клана Дан-на-Хэйвинов. Она мазанула взглядом по Хисуи, но осталась полностью спокойна. Скорее всего, она ничего не знала о том, каким именно способом Ксенион удерживает Хисуи подле себя. Сапфир? Он относился к тем древнейшим, которые, если очень нужно, могут рассказывать анекдоты, когда убивают их родственников, и это будет выглядеть естественно до идеального. Он никогда не допустит того, чтобы чужаки догадались о его настоящих мыслях и чувствах.
Тем не менее, что-то явно происходило перед глазами Хисуи, но она не могла понять, что именно: Игрейна Пятая двигалась немного скованно и придерживала свои чуть волнистые каштаново-русые волосы, готовые упасть тяжёлой волной на плечи и капюшон плаща.
– Ещё раз испортишь мою причёску!.. – шипела Игрейна на Сапфира.
– За твои причёски я бы кого-нибудь казнил. Тебе идут распущенные волосы, – отвечал принц-провидец.
– Они мешаются!.. Нет, я не позволю втянуть меня в обсуждение моих волос и занятий! Это касается только меня!
– Но то, что ты называешь причёсками, отравляет моё существование. Если мало волос на голове, то прикалывай шиньоны.