Страница 13 из 15
Социалы – это основные хранители традиций, консерваторы, торговцы, мелкие бизнесмены. Больших возможностей к материальному обогащению у них, как правило, нет. Крупные цели материального характера, социальные идеи, способные их объединить, приходят к ним извне и тогда они становятся исключительно трудолюбивыми и даже фанатичными. Это обыватели в полном смысле этого слова, из которых формируется средний класс. При определённых обстоятельствах, дозволенной свободе действий может реализоваться их хищная составляющая, т. е. происходит то, что Б. Диденко [7] называет «охищением диффузной массы». В силу их многочисленности они часто формируют общественное мнение, но они легко управляемы с помощью политических технологий. Как магнитная жидкость, притягивающаяся к полюсу, масса SF способна резко сдвинуть равновесие в обществе в ту или другую сторону (например, во время предвыборной кампании или цветной революции). Колебания этого маятника SF (промежуточного слоя между хищниками и жертвами) в ту или другую сторону не трогают только полюсов.
К представительству этических сенсориков SF примыкает активная группа феминных (женоподобных) типов ESFP (политик) и ISFP (посредник). Как правило, они действуют на стыке гуманитарности и социальности (театральная среда, шоу-бизнес, реклама, пропаганда, политика) [10]. Именно в этой группе типов можно фиксировать определённую склонность мужского субъекта к отождествлению себя с женской половиной общества. В этом случае мужчины SF ощущают определённое несоответствие, противоречие собственного бытия. Такое противоречие, создающее в субъекте SF внутреннее беспокойство, несовершенство, обеспечивает им внутреннее самодвижение и повышает их деловую активность (часто они профессионально успешны, талантливы). Многие из них выбирают сугубо «женские» профессии (например, артиста) и довольно часто ощущают потребность к перемене пола. «Поскребите актёра, и вы найдёте актрису» (Дороти Паркер). «Актёр – нечто меньшее, чем мужчина, актриса – нечто большее, чем женщина» (Ричард Бартон).
Хищники и диффузники – это полярности (крайности), обречённые на вечное противоборство, борьбу за существование. В основе противоречивости общественных идей лежат противоречия интересов, ценностей, целей хищников и диффузников. Борьба хищников и диффузного вида (жертв) – это основная движущая сила развития капиталистического общества. Когда в одном виде совмещены хищники и жертвы, это образует сильнейшее противоречие, создаёт самый высокий потенциал для любого движения. Ни у одного другого вида животных этого нет. Мирное решение проблем всегда временно и не ликвидирует этих противоречий полностью никогда. Просто очередное решение поднимает их на более высокий уровень. Именно наличие хищников и жертв в одном «виде» резко ускорило интеллектуальное развитие человека в сравнении с другими животными на определённом историческом этапе. Это внутривидовое противоречие интересов является базисным, структурообразующим. Полная изоляция от хищников в обществе невозможна.
Хищность – самовоспроизводящийся процесс, фактор внутренний (враг, который не появляется извне). В этом её живучесть. Она непобедима в принципе (её можно только сдерживать, подавлять). И, наконец, потенциальная хищность в форме сенсорности живёт в каждом из нас. В каждом из нас соотношение сенсорности и интуитивности находится в соотношении, близком к числу золотого сечения.
Что же спасает нас в этой жизни от окончательной гибели? Что же не позволяет разногласиям S и N перерастать «вразнос»?
Держит хищность в допустимых, разумных пределах (на уровне быта) в форме идеологии только традиционное общество, государство, религия. Согласно принципу Макиавелли, государственная власть держится одновременно на силе и согласии, по крайней мере, части народа (макиавеллевский кентавр). Именно для этой цели, цели наведения порядка в отношении ограничения хищности, и нужно государство как инструмент. Государство в пределе, даже самое справедливое, способно сдерживать хищность (держать её на поводке) только до уровня бытовой, с которой уже приходится мириться. Бытовой диктат хищной сенсорности историчен и бороться за его полное искоренение бесполезно.
Динамичность развития, импульс движения, обеспечивает обществу имманентная активность (давление) сенсорности, а не хищности. Хищность только придаёт чрезмерную остроту этому давлению. Но всё хорошо в меру. Хищность призвана играть в обществе ту же роль, какую играет перец или соль в нашем обычном потреблении пищи. «Пороки входят в состав добродетели, как ядовитые снадобья – в состав целебных средств» (Козьма Прутков). Сенсорность связана с хищностью как наркоман с героином. «Всё зло в мире происходит от скуки» (Ф. Верфель). С уточнением А. Шопенгауэра, можно сказать, что «человечество обречено вечно метаться между нуждой (интуитивности) и скукой (сенсорности)». Победить Нужду интуитивности ещё можно, но Скуку сенсорности в принципе невозможно. Хищников просто надо держать на поводке.
В целом она не несёт угрозы существованию общества. До определённого предела бытовая хищность общественно безопасна и её детальное рассмотрение не входит в планы автора. Однако возможно и другое восприятие в отношении бытовой охищенности нашего общества. С точки зрения «семейных» отношений общества диктат сенсорности («женское начало») есть серьёзное нарушение семейного порядка. Такой дефект в «кристаллической решётке» общества можно уподобить живому организму, изначально поражённому раковой опухолью. Аналогия допустима и продуктивна для восприятия.
Хищники практически всегда более развиты, чем их жертвы-интуитивы. Преимущества в активности вызваны отсутствием у хищных сенсориков нравственных тормозов. Культура – система запретов только для интуитивов. Как говорил В. Шекспир: «Трусами нас (интуитивов) делает раздумье». Для вывода интуитива из равновесия, для борьбы, требуется значительно более высокий порог возбуждения.
Тезис № 1. Возникновение крупной, опасной для общества хищности связано с сенсорным перехватом законодательной власти в сфере деятельности «сильного звена» общества. При этом проявление крупной хищности во власти всегда сопровождается неявной подменой целей общества, какими бы изначально благородными они ни были, на личное хищное обогащение.
Это второе, уточнённое, определение «хищности».
Это тот водораздел, который отделяет бытовую хищность от её ускоренного (обвального), уже неуправляемого нарастания. Как только бытовая хищность приобретает административный ресурс законодательства в сфере сильного звена, общество «заболевает», хищность становится органически приверженной к экспансии, распространению по здоровой периферии как раковая опухоль. Канцероген необратимо захватывает весь организм и вместе с ним умирает, как только будет израсходован весь ресурсный материал организма. С определённого момента наступает срыв хищной агрессии. Она переходит с уровня повседневного быта на уровень (масштаб) всего общества. Таким образом, бытовую хищность следует рассматривать как естественный источник возможного формирования крупной хищности, её естественную питательную среду.
Типовые формы проявления крупной хищности следующие: коррупция, неравноправный обмен-торговля, внешняя агрессия. Типовые особенности: анонимность, опосредованность действий (средний класс как буфер, пространство), экспансия вовне. Крупная хищность – это в целом уже разрушители, никогда не забывающие о своём личном обогащении. При этом хищная власть и государство выступают как инструменты защиты хищности. Поскольку диктат крупной хищности в отношении общества исторически существует всегда, то человеческое общество всегда находится в состоянии вечной «холодной» гражданской войны, периодически переходящей в состояние горячей.
Антагонистичными противоречия становятся только между крупной хищностью (хищностью в масштабе государства) и обществом (союзом S и N). Именно крупная хищность ST выводит отношения между сенсорностью и интуитивностью на уровень непримиримости, вносит «ложку дёгтя» в «семейные» отношения общества. В пределе (в капиталистическом обществе) указанные противоречия при содействии хищной власти доходят до уровня несовместимости, уровня «хищник – жертва» (модель Вольтерра).