Страница 8 из 22
Радио в машине переходит на «Runaway», и Андерсон с размаху бьет по панели кулаком. После чего прибавляет скорость. Ему нужно добраться до квартиры Шепард до того, как остатки его оптимизма падут под натиском непредвиденных обстоятельств.
*
Эшли Уильямс открывает глаза и испытывает чувство дежавю. И ладно бы это было просто чувство. Но она уже определенно просыпалась на этом диване — чужом диване! — с этим потолком перед глазами и с головной болью. Правда, лампы на потолке тогда были целее, а головная боль лишь деликатно скребла виски, а не ввинчивалась туда сверлом от дрели. Эшли свешивает руку к полу, пальцы натыкаются на холодное горлышко бутылки.
Очень кстати.
Несколько глотков оказывают на Эшли поистине живительный эффект, и она садится, хотя все ее тело решительно сопротивляется. Поскольку к ней быстро возвращается память, Эшли старается лишний раз не смотреть по сторонам. Нет, Шепард определенно заслужила все вокруг, но…
Но.
Чего Эшли надо, так это в душ. В душ, потом завернуться в уютное махровое полотенце, выпить водички, прилечь…
При мысли о том, что она снова приляжет на вот этот самый диван, на диван, из которого сейчас торчит пружина прямо между ее длинных ног, вызывая неоднозначные ассоциации, Эшли мгновенно приходит в ярость. С кристальной ясностью она понимает, что не хочет в квартире Шепард ни душа, ни полотенца, ни стакана воды. Поперхнется она этой водой! Захлебнется! Удавится этим проклятым полотенцем! Она хочет лишь одного: вырваться отсюда и больше не возвращаться никогда!
Силовое поле по-прежнему равнодушно к мольбам, попыткам взлома и тарану плечом. Тогда Эшли подскакивает к окну, распахивает створку и смотрит вниз сквозь красную пелену в глазах.
— Не так уж и высоко, — бормочет она, оценивающим взглядом скользя по водостокам и карнизам.
Мысль о том, что даже чокнутая Шепард с ее навыками биотика не пыталась сбежать через окно с тринадцатого этажа, отбрасывается как пораженческая. Эшли яростно втягивает ноздрями воздух, и, добавляя к выхлопным газам ванкуверской улицы собственные алкогольные пары, лезет спиной вперед в окно.
— Космодесантник не бутылка, космодесантник не сдается!
Эшли не зря долгие годы впахивала, как проклятая, на тренировках, терпела издевки наставников и бегала в тяжелой броне по негостеприимным планетам. Приходилось и лазать по отвесным скалам, потому что у Шепард оригинальные представления о том, где лучше парковать танк. Эшли удается проползти вниз метра четыре, прежде чем она предательски оскальзывается на мокром после ночного дождя карнизе. Вцепившись побелевшими пальцами в водосток, от страха она мгновенно и окончательно трезвеет. И в этом нет ничего хорошего, потому что трезвая Эшли не способна не только понять, как ей вообще в голову пришла такая эскапада, но и двинуться хоть вниз, хоть вверх. Медленно, очень медленно она разворачивается и умудряется примоститься на узком карнизе. При взгляде вниз, на улицу с пестрыми пятнами машин, Эшли настигает приступ тошноты, и выпитый виски тут не играет никакой роли.
Тем временем Джеймс Вега выходит на балкон и подставляет татуировки утреннему солнышку. Через плечо у Джеймса перекинуто белоснежное полотенчико, которое кажется на его могучем теле пластырем. В руке он держит зубную щетку и яростно ей орудует. Он выглядит как ожившая реклама зубной пасты или крема для бритья, или хотя бы кофе — словом, того, что у людей обычно ассоциируется с утром.
Слева раздается покашливание. Джеймс поворачивается на звук и замирает, едва не проткнув себе щеку щеткой изнутри. Вокруг его губ застывает пена от зубной пасты. Глаза округляются.
— Ку-ку, блядь, — мрачно говорит Эшли.
*
Адмирал Андерсон паркует машину у дома Шепард. Если он посмотрит вверх, то увидит увлекательное шоу с элементами акробатики, гимнастики на брусьях и альпинизма. Но у Андерсона слишком много забот, чтобы любоваться на небо, поэтому он поспешно захлопывает дверь машины и со спринтерской скоростью несется в подъезд.
Первое, что он видит, выйдя из лифта, — целое и невредимое силовое поле, которое все так же жизнерадостно мерцает у двери коммандера Шепард. От облегчения у Андерсона едва не воспаряет форменная фуражка над бритой наголо макушкой. Он снимает защиту и проходит за порог — только для того, чтобы схватиться на этом пороге за сердце.
Квартира Шепард выглядит так, словно за последние сутки здесь образовалась не отмеченная на тактических картах Альянса горячая точка. Причем бойцы в этой точке успели куда-то деть все огнестрельное оружие и сражались по старинке, на дубинах и кулаках, как первобытные люди. Насчет каменных топоров Андерсон не уверен, но не удивится, если были и они. Он скользит взглядом по обломкам пластика, осколкам стекла, обрывкам ткани, в числе которых нижнее белье… бывшее нижнее белье, пока не упирается в чудом уцелевший рисунок на стене: акула и откушенная нога купальщика. Парадоксальным образом это придает Андерсону сил, и он зовет:
— Коммандер! Шепард!
Тишина служит ему ответом. Под хруст и треск на каждом шаге Андерсон проходит в гостиную, всерьез опасаясь обнаружить на полу в эпицентре разрушения труп.
Трупа нет, и это хорошо. Никого живого тоже нет, и вот это уже не радует. Только сквозняк вяло колышет свисающее с потолочного светильника шелковое черное платье, которое Шепард надевает раз в пятилетку, напоминая в нем облепленный стразами «Мако». Андерсона посещает безумная мысль, что квартиру коммандера посетил сумасшедший фетишист. А пришел и ушел, видимо, через окно…
А кстати…
Андерсон подходит к окну и выглядывает наружу. Подсознательно он почти готов увидеть там коммандера Шепард, которая висит, вцепившись ногтями в карниз. Это в лучшем случае. А в худшем — труп коммандера, размазанный по асфальту. Но перед глазами Андерсона предстает только улица, серая лента дороги, пятна реклам и его собственная машина. У машины уже вертятся двое, примеряясь к зеркалам заднего вида.
— А ну сдристнули оттуда, мать вашу! — гаркает Андерсон во всю мощь своего командирского голоса, для которого высота тринадцати этажей — не расстояние. Парочка оказывается понятливой и отступает за ближайший билборд — спокойно, мужик, мы просто мимо проходили.
Билборд наводит Андерсона на мысль. Поскольку Шепард в квартире нет, ни живой, ни мертвой, нельзя сбрасывать со счетов версию с похищением. Получается, несколько вражеских агентов проникли к Шепард через окно… В том, что агентов несколько, Андерсон не сомневается. Шепард так просто не взять. Итак, несколько агентов проникли через окно, после ожесточенного сопротивления захватили в плен коммандера, затащили ее в челнок или, к примеру, летун, отчалили и… увезли ее в мастерскую для съемок в рекламе?!
Что-то тут не сходится. И Андерсон решает не бить тревогу до выяснения всех обстоятельств.
И ему лучше выяснить эти обстоятельства до того, как перезвонит недовольный Удина.
*
Несмотря на выходной, мастерскую Синего Кузнечика осаждают толпы жаждущих что-нибудь отремонтировать, склеить, запаять или хоть покрасить. Он не бьет в ладоши от радости только потому, что его руки постоянно заняты — заняты пока только приемкой заказов. После этого безумного воскресенья Джихе нужно будет не вылезать из мастерской месяц, чтобы выполнить всю работу.
— Не толпимся, не толпимся, чуваки, соблюдаем очередь! — покрикивает он иногда, и толпа покоряется его грозному окрику и приобретает некоторое подобие порядка. Джиха счастлив.
Над его головой светится экран, на котором шевелит губами коммандер Шепард. Сначала она говорила фразу про любимую мастерскую в Ванкувере, но на сорок девятом повторе Кузнечик не выдержал и вырубил звук. Достаточно и видео. Правда, ракурс не самый удачный, да и качество записи у камеры было так себе, но кого это волнует? Не Джиху уж точно. И не его заказчиков.
Он важно объясняет, что переделка вот этого наплечника, да, вот этого наикрутейшего, офигительного наплечника не может стоить меньше пятисот кредитов, когда в людском море намечаются новые течения. Кто-то упорно проталкивается вперед. Возгласы «Эй, куда прешь!» и «Охуел, что ли?!» мешаются с «Пардон», «Срочное дело Альянса», «Уберите руку, лейтенант, она вам еще пригодится, чтобы отдать честь старшему по званию». Последняя фраза сменяется чьим-то полузадушенным «ой», и толпа выплевывает навстречу Джихе незнакомого черного мужика в слегка помятой форме и съехавшей набок фуражке.