Страница 11 из 14
Кроме того, даже явно этнический сепаратизм всегда содержит важный территориальный компонент, поскольку сецессия, по определению, относится одновременно и к группе людей, и к территории. Поэтому специалисты и расходятся в том, к какому типу, региональному или «этническому», отнести, например, шотландское, каталонское или квебекское движения.
В современном мире все крупные этнонациональные движения аналогично государствам формулируют свою доктрину нации не в этноцентристском ключе, а более открыто, охватывая все население территории, на которую они претендуют. Современный шотландский, квебекский, каталонский национализм носит подчеркнуто гражданско-территориальный характер. Но он вовсе не лишен этнического начала. Этнический (культурно-исторический) фундамент заложен в саму логику самоопределения этих регионов в качестве наций и требований о выходе из уже существующего национального государства.
Остановимся еще на одной линии дифференциации сепаратизма. Правда, она характеризует не столько различия внутри самого этого явления, сколько его восприятие. Но эта проблема актуальна как никогда. Речь идет о разделении сепаратизма на легитимный и нелегитимный.
Широко признано, в том числе в социальных науках, что политическая легитимность не совпадает с формально-юридической легальностью, а зиждется на преобладающем убеждении, рациональном либо традиционном, в законности явления. В случае с сепаратизмом степень даже формальной легальности, как уже показывалось выше, неочевидна. Что касается его легитимности, то споры и теоретические дискуссии по этому поводу в последние два десятилетия приобрели совершенно новое качество. Причем разногласия вызывают и само такое деление в принципе, и его критерии, и еще больше квалификация конкретных ситуаций.
Главное обоснование сепаратизм, как известно, черпает в праве на самоопределение. Сама по себе идея самоопределения (индивидуального и коллективного), неразрывно связанная с идеалами свободы и равенства, превратилась в широко принятую мировоззренческую аксиому. Однако у самоопределения, как и у свободы, есть свои пределы и свой парадокс. Так же как ничем не ограниченная свобода уничтожает сама себя, так и право на самоопределение, если возвести его в абсолют, рискует лишить самоопределения всех и вся, ибо в этом случае неминуема цепная реакция бесчисленных волеизъявлений, вступающих в конфликт друг с другом и ведущих к всеобщему коллапсу.
В политико-территориальной плоскости самоопределение наталкивается на рациональную необходимость установить, какие именно группы людей являются носителем этого права и в каком смысле, в каких содержательных пределах. Ответ на этот вопрос ограничивается потенциальной возможностью примирить сталкивающиеся волеизъявления.
Еще более уязвимой является апелляция к праву наций на самоопределение. В этой логике право на самоопределение, включая сецессию, отдается нациям в культурно-этническом понимании и отождествляется с правом на отдельную государственность и территорию. Но право на самоопределение относится лишь к группе людей, а не к территории. Сецессия, напротив, относится именно к территории – на это принципиальное противоречие обращал внимание Д. Горовиц (13). Приведение же государственных границ в соответствие с этническими заведомо неосуществимо. К тому же сами границы между этнокультурными и тем более этнонациональными группами являются предметом неразрешимых разногласий, к которым добавляются столь же неразрешимые споры об исторических правах на территорию. Во всем этом состоят фундаментальные пороки сепаратизма как модели реализации права на самоопределение.
Отделение воспроизводит проблемы этнокультурной неоднородности и права групп на самоопределение, воссоздавая и расширяя почву для сепаратизма, только теперь уже в рамках нового государства. С распадом СССР не только 25 миллионов русских остались за пределами России, но и прежде всего резко актуализировались многие внутренние межэтнические и региональные расколы в новых государствах. Именно таков был в главном алгоритм вооруженных конфликтов на постсоветском Кавказе и в Приднестровье. Подобное происходило и на Балканах, где в результате расчленения СФРЮ полтора миллиона сербов оказались на территории Боснии и Герцеговины и более 500 тыс. в Хорватии.
О намерении воспользоваться собственным правом на самоопределение в случае выхода Квебека из состава Канады давно уже заявляли проживающие в этой провинции англоканадцы, индейцы и эскимосы. С подобным предупреждением в адрес сторонников независимости Шотландии в свое время выступали и жители Шетландских островов, расположенных в центре нефтеносной зоны.
Большинство специалистов по этническим конфликтам более чем скептически относятся к возможности решить проблему этнических противоречий путем сецессии. «Отделение неизбежно обостряет межгрупповые различия», – пишет профессор Стокгольмской школы экономики Я. Тулберг (17, с. 240). «Сецессия почти никогда не решает этих проблем [этнического конфликта и насилия], но, напротив, может усугубить их, – убежден Д. Горовиц. – Иными словами, требования сецессии выдвигаются без серьезного понимания моделей этнического конфликта и политического поведения этнической группы» (2, с. 189).
Понимание того, что плохо регламентированное самоопределение «буквально начинено динамитом»11, никогда не было в состоянии погасить ни все внутренние импульсы к отделению, ни их поощрение заинтересованными внешними акторами и на нормативном уровне долгое время определяло общее сдержанно-негативное отношение к изменению сложившихся границ (вне контекста деколонизации).
Отход от этой позиции четко обозначился в 1990-е годы – как следствие капитальных идейных, ценностных и геополитических трансформаций конца ХХ столетия. Свою роль сыграл и многолетний опыт безуспешного национально-государственного строительства в постколониальных странах. Усилиями целого ряда политических философов и правоведов (Г. Беран, А. Бьюкенен, К. Уэлмен, Д. Филпотт и др.) в соционаучный оборот вошел теоретический концепт «права на сецессию» (см. об этом, в частн.: 1; 2; 13).
Так называемая нормативная теория (первичного) права на сецессию выводит это право из либерального примата личной свободы и признает его (в крайних вариантах) за любой свободно объединившейся группой индивидуумов. Сторонники более прагматичной плебисцитарной теории резервируют право на отделение за большинством населения любых административно-территориальных единиц, «способных» к созданию государственного образования».
Еще большее развитие получили теории избирательного (ограниченного) права на отделение, постулирующие легитимность даже вооруженной сецессии при наличии особых обстоятельств, по аналогии с внеконституционным правом на революцию. Среди таких условий разные авторы называют историческую несправедливость (теория «исправляющего права» А. Бьюкенена); дискриминацию и массовые нарушения базовых прав человека (12); гражданскую войну или неспособность государства обеспечить элементарный правопорядок; стремление к демократии в условиях недемократического режима; непреодолимое взаимное ожесточение групп («аргумент Чейма Кауфмана») и их «фундаментальную несовместимость» (17).
Эти теории положили начало интенсивным дискуссиям о допустимости изменения границ в разных социальных дисциплинах и среди экспертов-практиков. Основные их положения многократно подвергались аргументированной и жесткой критике – за внутренние противоречия и неясности, невозможность объективного применения; создание почвы для манипуляций; потенциально провокационное влияние на этнические отношения; оторванность от реального опыта. По словам Д. Горовица, «не случайно большинство исследователей этнической политики проявляют заметно меньший энтузиазм в отношении сецессии, нежели международные юристы и философы» (13, с. 200). Но у теорий права на сецессию появляются и новые сторонники, продолжающие их разработку.
11
Так оценил провозглашенный Вудро Вильсоном принцип самоопределения госсекретарь его администрации Р. Лансинг, пояснивший в секретном меморандуме, что «без четкого обозначения единицы, к которой он практически применим», реализация этого принципа «опасна для мира и стабильности» (16).