Страница 7 из 14
Обеим странам не чужд инструментальный подход к своим соседям, в частности к Украине. Для России последняя является частью истории великой империи, для Польши – частью истории I Речи Посполитой. Польша и Россия соревнуются между собой за сферы влияния, отличаясь только риторикой.
А. Влодковска-Баган, размышляя о природе конфликтности в польско-российских отношениях и оценивая таковую как «геополитический стигмат», отмечает, что «конфликтность» вовсе не равнозначна конфликтам, как некоему действу с применением силы, хотя конфликтность содержит в себе элементы недоверия, враждебности, соперничества. Именно такой, конфликтный характер носят польско-российские отношения на протяжении веков, являясь следствием геополитики. И в настоящее время отношения двух стран не лишены конфликтности, хотя и не являются враждебными. Автор полагает, что Польшу можно расценивать как демократическое государство, тогда как Россию – нет. Это обстоятельство влияет на характер двусторонних отношений. Польша является поборником демократии и пытается поддержать демократические ценности в постсоветских государствах, прежде всего в Украине и Беларуси, а Россия стремится сохранить в этих странах собственное влияние. Но соперничество не означает вражду, и отнюдь не исключает сотрудничества.
Конфликтность, имманентно присущая российско-польским отношениям, в разные исторические эпохи имеет разные формы. «Российское государство является наследником как Российской империи, так и СССР. РФ – его правопреемница. В свою очередь III Речь Посполитая – наследница польской государственности ушедших веков. Можно даже утверждать, что и объект соперничества в принципе остается тем же – борьба за влияние на общих соседей России и Польши» (62, с. 64).
Перемены, происшедшие в России и Польше в конце XX – начале XXI в., способствовали активизации польской общественной мысли в ее попытках осознания роли России в судьбах Польши. В этот период появился большой массив публикаций, посвященных России, как в научной литературе, так и в публицистике. Анализ этих публикаций свидетельствует о том, что в польской общественной мысли непросто идет процесс переосмысления облика России. Достаточно сильны опасения, что демократизация в России поверхностна и непоследовательна, а без демократии Россия – это тот же СССР или империя Романовых. Вместе с тем ряд авторов решительно выступают против отождествления России прежней и нынешней, усматривая в подобном отождествлении влияние исторически сложившихся стереотипов и предубеждений.
Вслед за польским исследователем А. Поморским представляется уместным отметить, что эта тема в польской литературе чаще всего рассматривается в контексте стереотипов о России и русских. Это настораживает, ибо «обращение к категории стереотипа… имеет характер стереотипа» (42, с. 13). Часто употребляемые термины «исторический опыт поляков», «Восток», «Запад» сами по себе носят характер стереотипов и не несут в себе реального и конкретного содержания. Как полагает профессор А. Белень, специалист по проблемам России и российско-польских отношений, русофобия в Польше – явление распространенное. В исторической памяти поляков укоренено представление о России как государстве репрессивном и агрессивном, враждебном. Для многих поляков русофобия превратилась в своеобразную «политическую карму», без которой они не мыслят своего существования в общественной жизни (11). По мнению Э. Левандовского (социолога, работающего в Лодзинском университете), Россия и русские заслуживают глубокого социологического и историко-философского осмысления. Прежде всего потому, что Россия – это не просто страна, а целый континент, обладающий огромными материальными и человеческими ресурсами. «Россия не принадлежала и не принадлежит Западу. Она разорвана между Западом и Востоком» (33, с. 186).
Из сформулированных С. Хантингтоном восьми черт западной цивилизации (наследие античности, католицизм и протестантизм, языковая множественность, отделение церкви от государства, главенство закона, плюрализм, наличие представительских органов, индивидуализм) для России характерно только присутствие наследия классической древности, но и его страна получила не из Рима, а из Константинополя. Уникальность западноевропейской культуры и цивилизации, однако, не означает универсальности: иные цивилизации обладают собственными ценностями и традициями, вполне сочетаемыми с требованиями технического и экономического прогресса.
Более того, полагает Левандовский, некоторые советские концепции могут быть применимы в современном мире с большим успехом, чем это удалось сделать в СССР. В качестве примера ученый приводит Японию, где используются централизованное планирование и в известном смысле «тоталитарная» система воспитания. «Таким образом, не исключено, что некоторые коммунистические идеи, которые не оправдали себя в России, будут более успешно реализованы в иной стране. Ведь необязательно марксизм должен легитимировать тоталитаризм» (33, с. 186).
История доказывает, что русский народ непредсказуем и нетерпелив. Подобно Дмитрию Карамазову, он хотел бы сразу быстро уничтожить зло и осчастливить человечество. Этот герой Достоевского был способен к любым крайностям, он вел себя как типичный русский и являет собой неразрешимую загадку российского сфинкса. Все же российскому сфинксу следовало бы иметь голову русской женщины. Лучше всего Настасьи Филипповны или Аглаи Епанчиной из «Идиота», но, возможно, и Катерины из «Братьев Карамазовых» или Лизы из «Бесов», или Ахмаковой из «Подростка», или Дуни из «Преступления и наказания». Реальным же прототипом всех этих женских персонажей была Аполлинария Суслова, воплощавшая в себе, по Достоевскому, черты типичной русской женщины. Искать же истоки следует за Уралом. Именно там 80% территории представляют собой вечную мерзлоту, которую русский ученый М. Самгин в 1927 г. и отождествлял с «российским сфинксом» (33 с. 189).
Русский человек, по мысли Левандовского, сочетает в себе противоречивые черты и быстро меняет настроение. В отличие от мужественных немцев и англичан, русские (а также и поляки) имеют женские черты. Но в отличие от поляков, наполовину сирот (без отца), русские имеют матушку-Россию и батюшку-царя. Польский католицизм и русское православие основаны на признании высших неземных ценностей более значимых, чем ценности «мира сего». Это в известной мере обусловливает сходство обоих народов и вместе с тем их отличие от народов протестантских.
Отношение поляков к России весьма ощутимо «отягощено» историей. Именно исторические стереотипы являются определяющим фактором. Каждый восьмой поляк отождествляет Россию с коммунизмом, СССР, тоталитаризмом и социализмом. Две трети поляков полагают, что в истории польско-российских отношений больше негативных, чем позитивных моментов. Причем жители деревень чаще отмечают позитивные моменты, чем жители городов, а молодежь (18–24 года) чаще настаивает на преобладании негативных моментов (49, с. 50). Как показывают исследования последних лет, больше половины поляков считают, что Россия должна ощущать чувство вины по отношению к Польше в связи с событиями Второй мировой войны, Катынью, а также социалистическим периодом, когда Польша зависела от СССР. Более 80% поляков уверены, что Польша, напротив, не должна иметь чувства вины по отношению к России в связи с историческим прошлым (27, с. 142; 49, с. 50).
Бесспорно, что общественное сознание во многом определяется СМИ. Нельзя сказать, что о России мало пишут в Польше. По количеству информации Россию опережает только Германия. Вместе с тем информация носит случайный, в некотором смысле «сенсационный» характер. Отношения России и Польши воспринимаются как отношения между государствами, а не между людьми. «Политизированность» отношений проявляется и в том, кого поляки называют наиболее известными россиянами. Чаще всего это Горбачев, Путин, Ленин, несколько реже – Сталин, Ельцин. Менее популярны имена, связанные с миром культуры. Однако 40% поляков знают хотя бы одно имя носителя русской культуры. Чаще всего это Пушкин, Толстой, Достоевский, Булгаков, Чехов, Чайковский, Высоцкий. В целом русская культура XIX – начала ХХ в. неплохо известна в Польше. Достаточно сказать, что «Мастер и Маргарита» была относительно недавно признана в Польше лучшей книгой, написанной в XX в. (27, с. 142).