Страница 17 из 25
Компания проявила участие, подняла, заботливо отряхнула от сверкающего снега и потащила его домой – через всю деревню и Чертов мост, домой, где жена, видимо уже подготовила ему «теплую» встречу! Начальник предусмотрительно смылся – не царское, мол, это дело! Народ же этой встречи тоже не желал и вслух обсуждал, как бы и товарища прямо в дверь вставить, и под залпы береговой батареи не угодить. Ибо все жены в этом одинаковы – они всерьез считают, что муженька спаивают исключительно друзья-товарищи, а сам он – ни-ни, только чай пьет, ага! Проблему эту удалось решить с минимальными потерями…
А где-то на Красном Горне – есть такая улица, заинтригованная было дама, ожидавшая романтической встречи, вздохнув, сняла парадный халат, смыла боевую раскраску. Оглядев себя в большое зеркало, опять вздохнула и поклялась отомстить Пете страшной местью. И лишь затем отправилась спать.
Оглянувшись, Волынский никого за спиной уже не увидел. В его замутненном слегка сознании мелькнула мысль, что Грушников передумал устраивать его на ночлег и подло сбежал. Заинтриговавшая его встреча с дамой лопнула мыльным пузырем! Бывает! А жаль! Уже было настроился…
Его опять атаковали Долг и Ответственность. В одиночку он уже не смог от них отбиться! В хмельном мозгу они прочно заняли командные места, поднявшись прямо из-под сознания и запустили свои мотивы! Но Сэм-то этого не знал!
– Еду домой, раздери меня черти со всеми демонами и бесятами! – рявкнул он в темноту. От него сразу же шарахнулась бабка-дворничиха и быстро скрылась за углом дома.
Через минуту он уже скрылся за поворотом, целеустремленно мысленно пришпоривая себя и Боливара. «Меня ждет командир!» – твердил он сам себе, мобилизуясь на подвиг.
Куда делся Грушников, Сэм не волновался. Он обиделся и сразу же за поворотом напрочь забыл о капитане второго ранга!
Непонятно – как, но он беспрепятственно миновал выездное КПП, не вогнав в ужас дежурных гаишников своим свежим спиртосодержащим выхлопом. Ветер разбросал – развеял прочь с дороги предательские молекулы спирта, да так, что походя их и не учуешь!
Прячущиеся от хлестких ударов снежных зарядов, постовые милиционеры, с изумлением оглядев живого Снеговика, без слов открыли шлагбаум.
Волынский помчался по заснеженной дороге, проскакивая переметы, напряженно вглядываясь вперед.
Постепенно встречный ветер и снежные заряды выбили у него из головы большую часть хмеля. Километров через тридцать он замерз, внимание рассеивалось, ветер ощутимо сносил Боливара прочь с полотна дороги… Тогда он понял, что явно погорячился, но возвращаться было нелепо и даже стыдно. Засмеют, ко всем свиньям с именами «Начпо» и «Комбриг» на бортах! Волынский припомнил как-то виденных им на острове-базе, таких откормленных хряков с кривыми надписями кузбасслаком. Они бродили по свинарнику бербазы одной бригады, на отдельном продуваемом всеми ветрами, но свободном от визитов большого начальства острове. Разве иногда только… Остров был с не совсем удобным названием… А веселые аборигены водили случайных гостей туда, поглядеть на этих свинок, как на выставку достопримечательностей.
Подъехал к перекрестку с главной трассой. Тогда он почувствовал, что его как-то здорово мутит. Несчастный метаболизм Сэма требовал избавления от всякой ненужной гадости, бессовестно болтающейся по страдающему желудку, подпрыгивая по всему организму на каждой кочке-ухабине.
Остановив мотоцикл и спрыгнув на обочину, он согнулся от спазма. Волынского раза два буквально вывернуло наизнанку. Измученный желудок извергался, как проснувшийся вулкан. Было скверно и противно. Во рту стоял вкус железа, медной окиси… Сэм клялся искренне: – Все. в последний раз, придави меня всеми конями Большого театра и его колоннами!
Но через некоторое время стало легче. С глаз напрочь слетела пьяная пелена. Из-за кустов к нему бросилась какая-то фигура. Сэм резко достал из-под куртки пистолет и замерзшей рукой неловко передернул затвор.
Заснеженная фигура притормозила и заорала охрипшим голосом: – Стой, свои! Пушку-то опусти! Ну и народ пошел – чуть что – так сразу палить – лишь бы человек хороший попался!
Волынский опустил руку с пистолетом. К нему приближался живой пингвин, весело хлопая своими короткими ручками-крыльями.
Отогнав наваждение, капитан-лейтенант вгляделся – это был коренастый парень, в короткой меховой походной «канадке», которую носили офицеры с подплава. Он был весь снегу – поднятый капюшон, даже брови, даже усы были густо облеплены снежинками.
– Куда едешь? – спросил он, и, услышав ответ, обрадовался. – Слышь, а? Брат! Возьми меня до Лицевской развилки, я тебе заплачу!
– Не нужны мне твои деньги! Видишь, как я одет, но все равно замерз, как пингвин! Я же тебя вообще насмерть заморожу!
– Наплевать! – беспечно махнул рукой попутчик, – мы сегодня лодку в док пригнали в Полюсный, да еще с маленьким пожарником на переходе. Но напугаться успели! Не могу я там оставаться – стрессом меня шарахнуло, снимать надо, а то на старости лет инсульт, инфаркт…
– Ты еще доживи до старости на своей «трубе», попробуй! – ворчал Сэм.
– Ай, как ни будь! Кэп меня до вечера понедельника домой отпустил, сюда доехал, а дальше – ни одной попутной машины, представляешь?!. Пятница – что б ее трижды через нитку… Шансов – как во время подвигов в вендиспансере триппер себе на конец не поймать! На тебя одна надежда! – взмолился подводник на заснеженного Сэма, как на прицерковную статую.
– Черт с тобой! Но я тебя предупреждал! – плюнул Волынский, ставя «макарыча» на предохранитель и пряча пистолет в плечевую оперативную кобуру под курткой.
А подводник уже втискивался в тесное пространство коляски рядом с чемоданом.
– Что там у тебя? Тяжелый, как голова на первое января! – недовольно бурчал он.
– Да так, шмотки свои от другана забрал! – не стал светить служебную тайну Сэм.
Понеслись. Сначала было все хорошо, но становилось все темнее, и кромка дороги терялась во тьме. Ветер словно издевался, забрасывая кучи снега прямо под колеса, переметы змеились по полотну то здесь, то там. Черные ветви голых деревьев укоризненно качали им вслед.
Над головой не было ни звезд, ни Луны, не было и обычного светового зарева где-то над Мурманском. Фонари тоже давно кончились. Тьма да колючий снег в лицо. Свет фары утыкался в снежную пелену и безнадежно терялся в ней.
Сэм сбавил скорость, вглядываясь в обочины и выискивая вехи с флуоресцентными полосками. Они лишь тускло проблескивали, когда мотоцикл уже сближался с ними почти вплотную.
Дорога делала крутой вираж влево, полотно вдруг исчезло. Боливар вильнул раз, вильнул два, вдруг сорвался и… полетел с откоса. То есть, он так и шел по прямой, а вот земля ухнула куда-то вниз! Мотор в ужасе заорал, переходя на вой. Сэм механически, озадаченно продолжал давить газ. Но там, куда ехали, дороги не было! Совсем! Под ним исчез не только асфальт, но и просто земля. И только далеко внизу что-то темнело!!! Жать на тормоз поздно – время стало тормозить само… и пространство превратилось в какой-то вязкий гель.
Дальше – только медленный полет, деревья, хруст веток, грохот за спиной и жалобный вой мотора. Бац! Приземление, упал грамотно – на руки, с переворотом, не удержался и поехал на пузе. Грудь и плечи въехали в в сугробище и дальше он уже полз по инерции, раздвигая снег, старые листья, голые ветки кустарника, пока не остановился в центре пахучего можжевелового куста. Там его догнало Земное притяжение и на короткое время Волынский отключился.
Все стихло. Выплыв из темно-красной тьмы, Сэм прислушался к себе – пока ничего не болит, только рука саднит и кожа на лице немного горит. Вот так вот, своей рожей, Сэму еще ни разу не приходилось прокладывать себе путь!
Остро пахло хвоей. Приподнялся на локте – нет, ничего, попробовал встать, обнимая березу. Получилось – значит, ничего не сломал! Дорожная насыпь была далековато – метрах в семи. «Это как же я летел? Как пушечное ядро по настильной траектории, спасибо, что деревья тормозили. Ох, спасибо! Я им все ветки по курсу посшибал!» – изумлялся Сэм чуду своей везучести.