Примадонна

– Я забыл Ваш номер телефона, – улыбнулся Вадим, скопировав фирменную улыбку Бельмондо.

«Ослепительные зубы, голубые глаза, золотые кудри. Что ж, если он меня сегодня не разочарует, позвоню завтра Гарику, снимем его в клипе на песню «Облака и крылья», он просто вылитый ангел», – мысли Сони никогда не отходили далеко от работы, но вслух она ничего не сказала, только улыбнулась и захлопнула за Вадиком дверь.

6

В тот майский вечер Лариса никак не могла уснуть. Ходила на кухню курить, смотрела в окно, звонила каким-то подружкам и слушала их рассказы ни о чём, включала и выключала телевизор. Игорь ушел на службу, она осталась дома одна и вдруг, как никогда остро, почувствовала своё одиночество.

Муж всё больше и больше отдалялся. Уходил в веру, которая прямо на глазах неудержимо захватывала его душу, его мечты и мысли… Уходил не к другой, но от этого боль в её душе не становилась слабее.

Почти месяц он не прикасался к ней, ссылаясь то на пост, то на усталость, и в ней крепла уверенность, что это были не главные причины. Он просто не хочет больше быть её мужем.

Лариса металась по квартире как раненая тигрица. Что-то сегодня сложилось не так, может, звёзды не так встали? Лариса знала, что Игорь ведёт дневник. Он прятал его в ящик письменного стола, а ключ всегда носил с собой. Она вдруг подошла к письменному столу и попыталась открыть верхний ящик. Бесполезно.

И тут её осенило. Когда они купили этот письменный стол, к каждому ящику шёл комплект ключей. По три маленьких блестящих ключика к каждому ящику! По три! Где-то должны быть ещё два запасных! Лариса остановилась и попыталась сосредоточиться.

Через сорок минут ответ был найден, и Лариса открыла верхний ящик стола. Там лежал тонкий ежедневник в кожаном переплёте, и ещё не открывая его, Лариса поняла, что именно найдет под этой тонкой коричневой кожей. На какую-то секунду ей захотелось оставить всё как есть, но она отбросила эту мысль как малодушную и открыла ежедневник. И ей страница за страницей стала открываться душа незнакомого ей человека. Её мужа.

«Душа неподвластна смерти, – писал Игорь, – никто из отошедших от земной жизни людей не умер, они все живы, ибо душа человека бессмертна…»

«С чем приду к Тебе, Господи? Что я сделал на земле достойного оправдания и милости?»

«Аз есмь дверь, говорил Господь… Готов ли я войти в эту Дверь? Готов ли оставить этот мир?»

«От грехопадений моих бегу не в затвор, и не в пустыню, а в самоукорение и исповедание грехов моих…»

Лариса читала и не могла оторваться. Не всё было ей понятно в этой летописи душевного смятения и стремления к Богу. Но с каждой новой прочитанной строчкой ей становилось всё тяжелее на сердце. Как будто приближалось что-то неминуемое, что-то такое, после чего не будет обратной дороги к ещё теплящимся надеждам на счастливую семейную жизнь, на простое житейское счастье «как у всех».

Она перевернула последнюю страницу, испещрённую тонким летящим почерком мужа, и прочла: «Сегодня я решил уйти в монастырь. Мучает осознание вины перед Ларисой. Но и для неё это будет освобождение. Потому что пути наши расходятся. Милосердный Господи! Прошу у тебя милости! Приведи меня к покаянию и помоги сделать этот последний решающий шаг. Человек всю свою жизнь тем только и занимается, что наводит порядок. То в собственном доме, то на работе, то в огороде, а о душе своей небрежет. А душа ведь дороже всего мира. Надо навести сначала порядок внутренний, и полюбить Бога. Я немощен, но сердце моё жаждет монашеских подвигов. И я не могу больше быть одновременно и в миру, и с Тобою, Господи...»

Эти строки Игорь написал перед уходом на службу. За этим текстом шли только пустые ничем не заполненные строки. Лариса сидела за столом и не могла удержать слез. Солёные капли всё падали и падали на раскрытую тетрадку, и казалось, что никогда не иссякнет их источник.

Когда Игорь вернулся домой, до краёв полный благодатью и звоном церковных колоколов, его встретила пустая квартира и коротенькая записка на столе: "Ты свободен. Я подаю на развод".

7

В шикарном двухкомнатном номере лучшей провинциальной гостиницы «Люкс» раздался громкий хлопок. Вадик намеренно шумно открывал прихваченное с собой шампанское.

– Знаешь, я бы лучше виски выпила, – сказала, томно потягиваясь, Софи.

– От шампанского голова болит, а у меня завтра концерт. Вообще надо дать втык своему директору, чтобы лучше гастроли планировал. Приезжать в такую глушь почти на два дня ради одного концерта – непозволительная роскошь. Тем более, зимой, когда даже живописными окрестностями не полюбуешься.

– Ну, хотя бы один глоток выпейте со мной, – Вадик подошел к креслу, в которое с ногами забралась Софи, встал перед ней на колени и поцеловал её голую коленку, торчащую из-под халатика.

– Хорошо, – засмеялась София, – но только один. И говори мне ты. За что пьем?

– За тебя! За твою красоту. За твою юность! За блеск твоих глаз! За твою улыбку как у мадонны! За твои тонкие нежные пальцы! – Вадим всё ещё стоял перед ней на коленях и целовал то её голую коленку, то её руку.

– Слушай, мальчик, одного глотка за всё это явно будет мало! – продолжая смеяться,

София сделала несколько глубоких глотков.

Он нравился ей всё больше и больше, она просто физически ощущала, как в лучах его восторга как старую кожу скидывает с себя лишние годы.

– Расскажи мне о себе. Кто ты, откуда, чем занимаешься на своей радиостанции, есть ли у тебя девушка?

Вадим едва успел открыть рот, чтобы ответить на её вопросы, как в дверь постучали.

– Ну, кто там ещё? – недовольно выкрикнула Софи, не поднимаясь с места.

– Это я, Софочка, – раздался из-за двери низкий женский голос. – Олег спрашивает, ты пойдёшь с нами в ресторан? Местный мэр приглашает.

– Это моя костюмерша, сиди тихо, – прошептала София Вадиму. Она подошла к двери, приоткрыла её, о чём-то тихо переговорила с костюмершей и захлопнула дверь.

Вадим, всё ещё сидевший на полу, с тревогой в голосе спросил:

– Надеюсь, Вы не оставите меня?

– Я же сказала, говори мне ты, – слегка раздраженно ответила Софи и, подойдя к зеркалу, стала накручивать на пальцы свои длинные белые локоны. – Конечно, я никуда с ними не пойду, надоели они мне все. А уж как надоели все эти ваши губернаторы, мэры, депутаты и «предводители дворянства»! Я сказала, что устала и ложусь спать, чтобы больше не приходили и не стучали. Иди сюда.

Вадим встал с колен, подошел к Софии сзади, положил дрожащие от волнения руки на её соблазнительно полуоткрытую грудь и в долгом поцелуе прижался к её шее.

София снова засмеялась.

– Эй, Вадик, у меня кружится голова! Со мной давно такого не случалось. Это от шампанского или от твоих поцелуев?

– Ни от того, ни от другого, – прошептал Вадик, нехотя отрываясь от её шеи. – Ты поедешь со мной?

– Куда? – удивилась Софи, резко повернувшись к нему всем телом. – Я же сказала всем, что ложусь спать. Разве ты не хочешь ко мне присоединиться?

– Хочу, но чуть-чуть позже. Я думал, ты захочешь начать вечер с небольшого приключения.

– С приключения? – Софии казалось, что гостиничный номер качается, как кают-компания в плывущем лайнере, что у неё растут крылья и она вот-вот взлетит. Странное полузабытое ощущение. Нечто подобное с ней пару раз происходило. Пару раз вместе с приятелями они курили знаменитую голландскую травку в кофе-шопе в Амстердаме – и сердечко её немножко попрыгало. И ещё как то раз её любовник-испанец предложил ей «воспарить» при помощи какой-то сложной курительной смеси, на что она легкомысленно согласилась и потом два дня не могла придти в себя.

В голове всё затуманилось, она снова засмеялась, обхватила Вадика рукой за шею и весело зашептала прямо в его напряженное лицо:

– Да, я хочу приключение! У меня давно не было настоящего приключения! Помоги мне одеться, мой верный рыцарь!