Майя

Она смотрела на бездыханное тело Коркуленко и не верила своим глазам, ведь всего несколько минут тому назад, этот тип пытался её изнасиловать и убить, что лишь появление немцев спасло её от смерти, воистину: « не было счастья, да несчастье помогло ». У девочки до сих пор стояли волосы дыбом от его хладнокровного признания в убийстве дедушки и бабушки, ведь это именно тот Коркуленко из маминого рассказа, убивший её родителей. Наверное, вот такие, заплечных дел мастера, пытали её папу в 1938 году, а сейчас он лежит убитый в том же месте, где хотел закопать её. Она была поражена тем, как неожиданно и яростно он ринулся защищать товарищей по оружию и погиб. Каким всё таки хитроумным сплетением является человеческая душа, если даже в таком отпетом негодяе и убийце, наряду со всей похабной грязью, уживалось что-то чистое и положительное.

Хотя момент внезапности нападения на лагерь был упущен, каратели, зная о малочисленности отряда и его приблизительном местонахождении ринулись в лес. Майя в наступившем затишьи осмелилась затащить котомку внутрь своего убежища, сидела в нём тихо, словно мышь, всё не могла прийти в себя от произошедшего, её обида и даже гнев на бойцов отряда не принявших её в свои ряды, самопроизвольно перешли в чувство тревоги за них, ей так хотелось, что бы им удалось перебить напавших фашистов и их прихвостней и при этом остаться живыми.

Треск пулемётов и автоматных очередей разносился по всему лесу. Бой был сильный, но короткий. После череды гранатных взрывов наступила резкая тишина. А вскоре, столб чёрного дыма поднялся над местом бывшего партизанского пристанища.

Глава 11 Страшнее смерти.

Каратели, разгромив лагерь, возвращались довольные. Гнали с десяток взятых в плен партизан, Остапчука и командира отряда среди них не было, но выделялся комиссар Павлюк. Пленные несли убитых немцев, четверым из них, идущим без ноши, выдали лопаты и заставили копать яму, в которой они уложили мёртвых овчарок, а застреленного Панченка бросили в тот же овраг, где лежал убивший его Коркуленко. Майя услышала, как по обе стороны дерева, под корнями которого она пряталась, что-то льётся и содрогнулась, поняв, что гестаповцы стояли и мочились на трупы партизан, гогоча во всё горло.

«Господин офицер, - спросил старший полицай- от этих пленных, никакого толку, они все больные, кроме этого, указывая пальцем на Павлюка, завтра- послезавтра всё равно сдохнут, давайте застрелим их в этом овражке и делу конец.»

«Нет- нет, мы будет весить их показательный казнь, завтра на рыночной площадь с табличка «партизанен», собирайт всех житель»- отвечал ему фашист.

«Эй хлопцы, Василий, Никодим, давайте гоните это быдло к дороге»- приказал старший полицай своим подручным и вся эта свора, забрав с собой пленённых партизан, погрузилась в грузовики и укатила. Майя сидела в своём укрытии пока не затих звук моторов, а голова разрывалась от мыслей: наверное, чудом выжив, после расстрелов, побегов, домогательств, ей было в самый раз сойти с ума, ибо здоровая психика не воспринимала, творящийся вокруг разгул мракобесия, зверств, насилия, вседозволенности, скотства. Не поддавалось понимаю, как у фашистов было столько добровольных помощников, советских людей, которые тут же переметнулись на сторону врага. Не так возмущали те, кто пошли работать учителями, врачами, рабочими на завод, служа у немцев, они учили и лечили своих, в конечном счёте им тоже надо было, что- то кушать, чтобы выжить. Крайнее негодование вызывали всякого рода мерзавцы, повылезавшие из всех щелей человеконенавистники, вступившие в карательные отряды добросовестных убийц. Ведь сегодня, и, там в Бабьем яру, их было куда больше, чем фашистов и всей дружной компанией они издевались, били, глумились, вешали и стреляли: евреев, цыган, коммунистов, партизан, военнопленных и всех неугодных, верно служа своим хозяевам. Война повсюду сеет смерть, но не смерть самое ужасное в войне, страшнее всего - это власть выживших.

* * *

В подтверждение слов Майи , можно лишь добавить, что окончательным решением «еврейского вопроса» на Востоке занимались четыре айнзацгруппы: «A, B, C, D», в каждой из которой состояло от 600 – 900 сотрудников CD, около 3 тысяч. Из них 600 человек составляли обслуживающий персонал: связисты, шофера, переводчики. Им помогали батальоны немецкой полиции порядка и тысячи добровольцев. Количество коренных граждан в карательных отрядах: русских, украинцев, белорусов и других, превышало немецких карателей в восемь раз. Из их числа были организованы 170 полицейских батальонов местной вспомогательной полиции и крестьянских отрядов самообороны.

К примеру: 29.09.41 года командование украинской полиции в Киеве издало распоряжение № 5, в котором обязало всех комендантов домов в течении 24 часов сообщить о проживающих в них евреев, коммунистов и сотрудников НКВД. Этот документ был подписан комендантом украинской полиции ОУН в Киеве «Орликом». Прибывший вслед за немцами в город Буковинский курень, в котором насчитывалось 700- 800 человек, созданный из ОУН Мельника под командованием П. Войновского, стал хребтом Киевскому куреню – организованному в сентябре 1941 года подразделению украинской вспомогательной полиции во главе с мельниковцем Петром Захвалынским. В Бабьем Яру на них возлагалась самая грязная часть задания: полицаи раздевали несчастных, срывали с них украшения, отрывали детей отродителей, гнали палками к яру, добивали живых и составляли

70 % «штата».

В первые дни казни, часть киевлян стояло у выставленного немецкого кордона и, видя, огромные кучи сваленной одежды,ранее снятой с гонимых на расстрел евреев, клянчили у солдат то юбку, то жакет, и те, раз за разом, бросали в толпу охапки вещей. Следуя простому принципу: «зачем же добру пропадать», практичные людишки выхватывали их и дрались между собой, вырывая друг у друга. По-видимому, такое понятие, как «совесть» у этой части населения полностью отсутствовало. Вдобавок, исконные жители повсеместно трудились старостами, бургомистрами и членами местных управ. Многочисленное количество желающих сотрудничать с оккупантами, доносило на своих еврейских сограждан и воровало их имущество. Отступничество и содействие фашистам носило повальный характер. В рейхскомиссариате «Осланд» в полиции порядка служили 4428 немцев и 55562 местных уроженцев, а в рейхскомиссариате «Украина»- 10194 немцев и 70759 местных. Эти страшные цифры говорят сами за себя. Вместе с тем, многие люди сочувствовали евреям, иные хотели бы помочь, но боялись или не имели возможности.

* * *

Майю беспокоила судьба Остапчука и она вернулась в лагерь. Некогда ровная поляна от взорванных гранат превратилась в месиво рыхлой земли с частями человеческих тел. У разрушенной землянки лежали изрешечённые пулями тела командира и ещё троих партизан, с лёгким потрескиванием догорала повозка и собранная поленница дров. Поле брани стало для отряда братской могилой. Вдруг ухо девочки уловило глухой стонущий звук, за ним ещё один. Стонал лежащий на склоне мужчина, придавленный свалившимся на него молодым клёном, освободив его из-под завала, она с трудом узнала в этом закопчённом, припорошенном землёй человеке Остапчука. Отдышавшись и окончательно придя в себя, он стал рассказывать, как услышав выстрелы, все, включая больных, заняли круговую оборону и дрались до последнего патрона, как немцы вначале открыли сильный огонь, забросали лагерь гранатами, а потом пошли в атаку и о последнем, что запомнил, как ударной волной его отбросило в сторону и, как на него свалилось, сбитое гранатой дерево. Лежащего без движения бойца гитлеровцы сочли убитым. Майя в свою очередь рассказала о том, что с ней произошло, о захваченных в плен и о судьбе Панченко и Коркуленко.