Майя

Отряд с которым столкнулась Майя вполне подходил под описание. Не имея связи, бойцы пытались действовать на свой страх и риск, изредка выполняя небольшие диверсионные нападения из засады, что было малоэффективно, в основном же отсиживались в лесу, пытаясь выжить. Они то же были заложниками ситуации, за ними охотились и им ещё предстояло пережить суровую зиму в лесу, но, в отличии от беглянки, эти мужчины могли за себя постоять с оружием в руках, она же была одна и совершенно беззащитна. Люди ходили по лагерю злые, шептались между собой о каком-то Панченко, который вот уже третий день, как ушёл со своей группой в разведку и не вернулся, на незваную гостью смотрели недоброжелательно. В какой-то момент почувствовав себя лишней, поняла, что пришло время уйти и повесив на здоровое плечо котомку, поспешила за Остапчуком, сравнявшись с сидевшими на бревне и о чём-то между собой беседовавшими Коркуленко и комиссаром Павлюком, она поймала на себе неприятные взгляды обоих и подумала: « Если у них есть дети, они не бояться, что кто-то поступит с ними так же бессердечно, как это мужичьё обошлось с ней, не защитили, а прогнали, как бродячую собаку.«

Майя не догадывалась о содержании их разговора, а они говорили именно о ней. Собеседники были давними приятелями, ещё с Первой Конной и всегда выручали друг друга из разных жизненных неприятностей, опираясь на старую проверенную ими стратегию: комиссар - был идейным руководителем предполагаемого плана, Коркуленко – вдохновенным исполнителем, внедряющим эту идею в жизнь. Оба при этом не гнушались возвести напраслину на неугодного, писать доносы, физически расправиться с кем-то, ведь для завоевания места под солнцем все методы хороши. Вместе они были силой и понимая это, ценили свою дружбу, крепко держась один за другого .

-Слышь комиссар, давно я не видел Афанасьевича таким взбесившимся, он же меня из-за этого жидовского отродья, чтоб ей сдохнуть, чуть на месте не пристрелил.

-Не сцы, Коркуленко, мы с тобой и не такие рубежи брали, командир до завтрого остынет и мы с ним за бутылкой самогону это дело перетрём. Положение в отряде тяжёлое, сам знаешь, половина бойцов в лазарете лежит, каждый здоровый человек на вес золота, так, что не переживай. Он злится от того, что группы Панченко всё нет, ты же ему под горячую руку подвернулся, вот он на тебя весь ушат гнева и вылил. Меня другое волнует, эта девка жидяча, вот уж засранка живучая попалась, из яру сбежала и до нас дотопала, она ведь теперь дислокацию лагеря знает, если немцам попадётся, на раз нас выдаст за то, что мы ее отсюда в три шеи выгнали .

-Так может её того ?

-Так и я про-то.

- А, как же командир?

-Начнёт тут демагогию разводить, мы ему ничего не скажем. Вон Остапчук её повёл, иди за ними и, «чтоб ни сучка, ни задоринки», не мне тебя учить...

Выйдя за пределы лагеря, провожатый указал Майе на растущую вдали высокую сосну:

»Это дерево будет для тебя ориентиром, сразу за ним начинается спуск к дороге. Иди вдоль неё на север, она приведёт тебя к нужному месту. Ну, бывай. «

«Спасибо, вам, большое, будьте здоровы!»- с благодарностью отвечала девочка уходящему от неё человеку, ведь он единственный попытался ей помочь, подарив маленькую искорку надежды. Она шла, ковыляя по указанному ей направлению.

Неожиданно, выйдя из-за ствола осины, перед ней появился Коркуленко, словно выскочивший из-под земли чёрт, и направил на девочку наган. Майя бросилась бежать, в ужасе оглядываясь на преследователя, но куда ей было сбежать от здорового и сильного мужика? Он, догнав её в два счёта, силой толкнул на землю. Ударившись, она не смогла встать и стала в сидячем положении, упираясь ногами и руками, пятиться назад, отползая так быстро, как могла, пока не упёрлась спиной в какое-то дерево. От понимания того неизбежного, что должно произойти, сидела в оцепенении, не кричала и не рыдала, не просила пощады, не звала на помощь, никто всё равно не услышит и не поможет. Это смешанное чувство ужаса, страха и брезгливости захлестнувшее её, сковало всё тело и на какой-то миг совершенно обессилело. В мозгу пульсировала только одна мысль:» Нет, нет, это не может случиться со мной!» и уж совсем от безысходности промелькнуло:» За что мне это?!». Коркуленко сняв с плеча автомат, заботливо поставил его у ели, аккуратно сложил фуфайку на землю, расстегнул портупею, вложил в неё наган и повесил на сучок. Наслаждаясь моментом, стал медленно приближаться к сжавшейся в комок девочке, растёгивая на ходу брюки :

«Ты, что же, сволота, серьёзно думала вот так просто уйти? Это после того, как из-за тебя жидяры, меня чуть не грохнули? Мёртвой, ты вряд ли сможешь разболтать о местонахождении нашего лагеря. Я тебя двумя пальцами потихоньку придавлю и вот в этом овражке- заглянул он за дерево к которому прижалась Майя- закопаю и никто не узнает, где могилка твоя. Но вначале трахну. Больно ты мне напоминаешь одну бабу, точь в точь одна рожа, хоть сразу и не скажешь, что жидовка. Лет двадцать тому назад мы с хлопцами по жидовским посёлкам гуляли. В один дом заглянул, а там жид в очках и баба, на тебя похожая, сидят трясутся, а в доме одни книги и взять нечего. Всё золото попрятали гады и не признаются где. Ну я жиду в морду так врезал, что он юшкой кровавой захлебнулся, а бабу за патлы в кровать потащил, пока я её е..., не поверишь, жид- размазня на меня с кочергой напал. Вот видишь шрам на лбу – это мне от гамнюка этого на память осталось. Тут уж я рассвирепел и обоих на крыльце зарубил, потом подпалил пару книг, всё как полыхнёт, еле выскочить успел. Не родственники твои будут?»

Коркуленко навалился на девочку всем телом, схватив её одной рукой за горло, несчастная отбивалась с последних сил. В разгар этой отвратительной сцены, оба услышали совсем рядом немецкую речь. Прислушавшись, испуганный мерзавец бросился к своему оружию, но стреноженный спущенными штанами растянулся на земле во весь рост. Судорожно пытаясь натянуть брюки на голый зад он шипел: «Подожди, паскуда, я ещё к тебе доберусь.»

Майя воспользовавшись заминкой, вмиг сползла в овражек. Дерево у которого она ранее сидела, своими свободными корнями свисало в этот овражек, представляя собой причудливо сплетённую изгородь, под которой дожди вымыли небольшое углубление. Едва успев спрятаться в нём, девочка услышала шёпот искавшего её Коркуленко:» Куда эта ведьма подевалась, как сквозь землю провалилась?» и зло ударил ногой по валявшейся на земле котомке, падая в овраг, она зависла на корнях.

Оставив два пустых грузовика на дороге, десяток немцев с тремя собаками и несколько взводов полицаев поднимались по склону россыпью. Два полицая толкали впереди себя страшно избитого, в окровавленной рубашке человека. Притаившаяся в очередной норе Майя, вновь услышала своего преследователя, по-прежнему стоявшего у того самого дерева и наблюдавшего за происходящим: «Так это же Панченко, вот гнида, предатель, сдал отряд !»- воскликнул он и полоснул автоматной очередью по пленному и ведущим его полицаям, тут же петляя, бросился бежать. Ошарашенные немцы спустили на него собак, но Коркуленко двоих из них пристрелил, а третью ранил и она жалобно скулила, пока не затихла. Полицаи открыв по нему прицельный огонь, вскоре притащили мёртвого партизана к ногам немецких офицеров, те толкнув труп сапогами, сбросили его в овражек, где сидела дрожащая от страха беглянка.