Майя

«Марк Александрович, немцы!»- вдруг ошарашенно вскрикнула Даша. Обернувшись, доктор увидел немецкого офицера, направившего на него автомат и, в этот же момент, раздался резкий свист падающей бомбы, накрывшей их всех...

Глава 5 Смена власти.

Наконец, пришла весточка от Марка Александровича, его короткое письмо читалось сызнова по многу раз, каждой из трёх женщин и каждая шептала: « Слава Богу, он жив!» В письме Марк писал:

« Здравствуйте, мои дорогие, мама, Эмма и Майечка!

У меня всё хорошо, я жив и здоров. Идут сильные бои, очень много раненых, часами не выхожу из операционной. Зная, как вы волнуетесь, отлучился на минутку написать вам несколько слов. Как вы, мои дорогие? Вы не представляете, как я за вами скучаю. Думаю вам надо постараться и уехать из города. Поезжайте к Семёну в Москву. Берегите себя.

Простите за краткость письма, меня уже зовут к вновь поступившим бойцам.

Обнимаю вас крепко и целую!

15.07.41 Ваш Марк.»

Эта почти записка Марка несколько успокоила всех, но тревогу не сняла, ведь она была написана больше месяца назад.

В конце августа 1-й танковой группе вермахта удалось захватить крупный плацдарм на левом берегу Днепра у Кременчуга. 25 августа немцы начали наступление в сторону Нежина и Конотопа. Не смотря на кровопролитные бои, Войска Красной Армии не смогли остановить движение танков Гудериана и Конотоп, крупный железнодорожный узел связывающий Киев с Москвой, пал. Драгоценное время для вывода войск из наметившегося окружения было безвозвратно упущено.

Школьные занятия в этом году, в связи с обстановкой, начинались не с первого сентября, а с восьмого. Ида Соломоновна, проводив Эмму и Майю из дома, уселась у окна в гостиной и чтобы не сидеть без дела, занялась починкой вещей: то оторвавшуюся пуговицу на блузке пришить, то дырочку на носке заштопать, но сбежать от своих горьких мыслей не смогла и от стоявшего в горле кома тоски по сыну разрыдалась. Утирая платочком слёзы, Ида заметил идущую по дорожке почтальоншу Клаву с увесистой сумкой наперевес. Странно, подумала Ида, почему она не положила почту в ящик, как обычно, а идёт к дому и, почувствовав сильное беспокойство, направилась к входной двери. Клава вручила Иде свёрнутый треугольником конверт, где в скупых казённых словах сообщалось:

«Ваш сын, Молтарновский Марк Александрович, военврач lll ранга в боях за город Киев 14.08.41 года, пал смертью храбрых с честью выполняя свою гуманитарную миссию врача, защитника своей Родины...»

Не издав ни единого звука, Ида грохнулась со стула на пол. Клава не впервые приносила извещение о смерти, наученная горьким опытом, она носила нашатырный спирт с собой в сумке и подсунув открытый пузырёк под нос лежащей в обмороке женщине, пыталась привести её в чувство. Вернувшиеся домой Эмма и Майя, застали Иду сидящей на том же стуле у окна, крайне бледной, с совершенно отсутствующим видом и одновременно воскликнули : «Что случилось?», но увидя лежащую на столе похоронку, обе осеклись на последнем слове: « мам...»; «бабул...»

Невозможно постичь глубину отчаяния от сознания того, что ничего изменить нельзя и ту, такую нестерпимую, рвущую сердце на куски, боль души от свалившегося на них горя. Это слово «горе», столько раз повторяющееся в этом рассказе, было каким-то ненасытным, всё пожирающим, самодовольным чудовищем, которое, как зараза, кочуя с места на место, поражало всё большую территорию и вскоре, не было дома, где бы оно не поселилось.

В эти сентябрьские дни на улицах было по особенному тревожно и напряжённо. По городу сновали в основном отряды военных, шли и шли войска в сторону Дарницы, а люди шептались, что немцы совсем близко. После эвакуации опустели не только отдельные дома, а целые кварталы, например в Липках, где жили только сотрудники НКВД, не было живой души. Частые бомбёжки и грохот отдалённой канонады тяжёлых орудий не прекращался. Но не смотря на бои, и, не спрашивая у войны разрешения, в Киев пришла осень, окрасив в золотисто –багряные цвета парки, скверы, сады, аллеи, улицы, покрыв их жёлтым шуршащим ковром опадающих листьев, и весь город, одетый в эти жёлто-красные тона представлял собой прекрасный пейзаж кисти великого мастера природы. Майя любила бродить с родителями в листопад по парку, теперь, гуляя сама, она собрала букет из кленовых листьев и поставила их в кабинете отца. От упавшего неподалёку снаряда весь дом задрожал, звеня посудой в серванте, керамический горшок с листьями опрокинулся и разбился вдребезги.

Немцы, в попытке создать очередной «котёл,» 10 сентября выдвинули из района Кременчуга на север, навстречу Гудериану мощную группировку. На всеобщую беду, ей удалось сломить отчаянное сопротивление советских войск и 16 сентября у Лохвицы на Полтавщине, окончательно сомкнуть кольцо окружения.

В сложившейся ситуации удерживать далее оборону Киева не имело смысла и Сталин дал приказ войскам оставить город, уничтожив при отходе все мосты.

Бездарность руководства, ставившего престиж Ставки выше судеб миллионов людей привело к тому, что в этом, одном из самых крупных «котлов», в немецком плену оказались 665 тыс. солдат и офицеров, захвачено: 3718 орудий и 884 танков.

17.09.41 года, на 78 день обороны Киева, советские войска покинули город, взорвав перед уходом электростанцию и водонапорную башню, при этом полностью разрушив водопровод и канализацию. Были взорваны два моста, мост имени Евгении Бош и Русановский. Наблюдавшие отход красноармейцев киевляне видели, как наводницкий мост был подожжён, а затем подорван, когда на нём ещё находились отступавшие ополченцы.

400 тысяч киевлян были отданы на милость врага без воды, без электричества, без продуктов питания, из которых всё, что солдаты не смогли унести с собой, было утоплено в Днепре. Сталинская тактика «выжженной земли» не включала в себя заботу о людях, брошенные в наказанье за чужие ошибки горожане, теперь могли надеяться только на себя. Охваченные паникой они бросились грабить, разбивая витрины магазинов, вскрывая склады и, не зная, что их ждёт, тащили в первую очередь продукты, одежду, разбирали подряд всё, что может пригодиться в хозяйстве от иголок, до громоздкой мебели, в надежде в дальнейшем обменять взятое на еду.

Городской транспорт не работал, Зина и Майя, идя пешком мимо Сенного Базара, были шокированы увиденным: мародёры в остервенении очищали все магазинчики и лавки на рынке, дрались, вырывая друг у друга награбленное. Две толстые, одуревшие бабы, ухватившись за меховую шубу, тянули его пыхтя каждая к себе, не уступая сопернице и при этом злобно шипели между собой:» отдай, гнида, я её первая взяла»-«нет, я.», пока не разорвали пополам и попадали в грязь, держа в руках по своей половине. Майя и Зина от греха подальше побежали по домам.

19 сентября с Подола, по улице Кирова, в город входили германские части. На площади Калинина толпа киевлян в несколько сот человек встречала их с цветами, девушки одетые в национальные костюмы с венками на головах, подносили на вышитых рушниках хлеб с солью, звенели колокола Печерской Лавры. Немцы зашли в Киев тихо, мирно, без стрельбы, грабежей и насилия, словно вернулись к себе домой.