Долгий сон статуи

Трусливый холодок побежал по позвоночнику. Темнеет... найдут нескоро... Осколки мрамора, разлетевшиеся, осыпавшие испуганно вздыбивших шерсть зверей... Лиса, лиса там самая подлая, надо бы и ее тоже... И он, думая теперь только о том, как бы ускользнать незамеченным – от лисы с ее стеклянным взглядом, от мраморных осколков, от строгих глаз Ольховской, смог медленно и вроде как равнодушно подойти к директору музея. А потом резко размахнулся и, крякнув, как дровосек за работой, ударил пожилую женщину ломиком по голове...

Комментарий к 2. Адгезия бетона к мрамору (1) Мельница “Далеко” http://pleer.com/tracks/5770046etMY

(2) – Э.По, “Улялюм” (пер. В. Топорова)

====== 3. Имя твое – “воинам скорбь несущий” ======

Вдруг кованого гипса нагота

была крапивой зажжена, и слово

всю облегло ее, и чернота

в ней расступилась и сомкнулась снова.

(И. Бродский)

- Ну что там? – шепотом спросил Женя. Она стояла у окна, спрятавшись так, чтоб ее не было видно снаружи, и внимательно наблюдала за участком улицы перед домом Фетисова. Пат же рылся в бумагах скульптора с энтузиазмом Шерлока Холмса в доме негодяя Милвертона.

- Пат, а ты заметил, что у него в ру... – в голосе ее было беспокойство.

- Смотри, это он своего мертвого бойца копировал.

Женя взглянула на набросок углем и снова отвернулась.

- Все равно у него не получилось, – пробормотала она. И вдруг опрометью кинулась к выходу. Пат, ничего не понимая, схватил перевязанную бечевкой старую папку и пачку последних набросков и побежал за ней. Они проскочили темнеющий сад, полный неподвижных изваяний, Женя осторожно выглянула из калитки. Улочка была пуста – дом скульптора стоял последним, дальше начиналась территория, которая раньше была зоной отдыха, а когда вода отступила и ушла, превратилось просто в пустырь.

- Ты куда?

Пат решился окликнуть Женю только когда они отбежали достаточно. Женя бежала легко, ритмично взлетали ее длинные ноги.

- Куда ты? – повторил Пат, едва поспевая за ней. Женя не отвечала, но на бегу свернула в проулок – самая короткая дорога к музею. Дорога, которую он же ей и показал.

- У него не получалось. И у него был лом... – бросила Женя.

Мимо них неслись темные вечерние глухие заборы, а потом тыл особняка Ольховских выпрыгнул из-за большой шелковицы. Музей в свете заходящего солнца казался настороженным, и Пат невольно замедлил шаг – вход в подвал, в запасник, зиял черным отвором.

- Нет!.. – простонала Женя, прибавляя ходу. Бегала она быстрее, чем все, кого знал Пат – длинное тонкое тело ее было словно создано для бега, легкое и стремительное. Она молнией метнулась в подвал, но замерла на пороге.

- Где тут чертов свет? – оглянулась она

Тусклые трубки замигали, зажужжали, устанавливая зыбкую власть света над тьмой, и Женя кинулась вперед, но споткнулась о попавшийся под ноги кусок бетона. Пат опередил ее, обогнул большую коробку – и замер, услышав слабый шорох.

- Дяденька Фетисов! – тонким срывающимся голоском позвала Женя. Но вместо ответа они услышали тихий, но несомненный звук – так скрежещет камень о дерево.

- Он разбил ее... – созерцая ошметки бетона, пробормотал Пат. Женя подняла то, что было когда-то куском гимнастерки – даже в тусклом свете газовых трубок можно было различить пуговицы застежки. Внутренняя поверхность была на удивление гладкой – бетонный кусок словно облегал нечто, как обычная одежда. Пат попробовал пальцем.

- А бабушка говорила об адгезии, – вспомнил он. – Если бы бетон намазывали на мрамор, была бы адгезия, бетон нельзя оторвать так гладко.

Что-то шевельнулось в углу,и оба резко обернулись туда. За сваленными как попало коробками и чучелом лисы стоял человек. Пат схватил бетонный кусок из Жениных рук и с усилием поднял, готовясь защищаться, – неизвестный в неверной полутьме показался ему просто огромным. Придурок, мысленно обругал он себя, чувствуя, как подгибаются ноги, – по городу бродит убийца, а ты на ночь глядя полез с девчонкой в подвал... Пат почти не соображал от страха – человек, оттолкнув ногой коробки, сделал шаг к ним. Он был весь в бетонной пыли, плечи и грудь покрыты кровоточащими ссадинами, и на ногах он держался не очень твердо. А еще – он был голый. Полностью.

Пат едва сдерживался, чтобы не заорать, завизжать – позорно, во весь голос, но тут из-за спины его послышался сдавленный, севший голос Жени. Она сказала какое-то слово, которое Пат не разобрал, но которое, очевидно, понял неизвестный. Он остановился, в упор разглядывая их. И вдруг, зашатавшись, начал оседать на пол, словно ему подрубили ноги.

Весь испуг Пата куда-то пропал. “У него был лом”, сказала Женя. У Фетисова... Но главное – Пат теперь твердо был уверен, что знает... то есть знал этого парня. Когда-то давно, очень давно. Так давно, что это теплое, родное и чуть снисходительное чувство, которое припомнилось сейчас, почти стерлось. И он, отбросив свое бетонное “оружие”, кинулся вперед и подхватил падающего.

Пат ощупывал ребра неизвестного на предмет переломов. На голове крови нет, а ссадины выглядят так, словно он вылезал из какого-то узкого тоннеля и ободрал кожу.

- Женька, да помогай же! – Но Женя словно оцепенела и продолжала смотреть на неизвестного расширившимися от ужаса и изумления глазами. И снова она произнесла, вернее, прошептала слово, из которого Пат разобрал только кончик – что-то вроде “-айос”.

- Да блин, ну помогай! – сидеть вот так с незнакомым мужиком на руках в планы Пата не входило. – Позвони куда-нибудь!..

Он запоздало понял, что “где-нибудь” на сообщение о найденном в подвале музея голом полумертвом парне могут отреагировать очень предсказуемо, и эта предсказуемость им с Женькой не понравится. Но, видно, Женя и сама что-то такое сообразила – во всяком случае она вышла из ступора и нерешительно присела рядом с Патом. Провела рукой по лбу парня, по длинным волосам, которые казались сейчас седыми от бетонной пыли.

- Не надо никуда звонить... – а потом позвала, явно обращаясь к лежащему. Она произнесла несколько слов все на том же незнакомом Пату певучем языке. Веки неизвестного дрогнули, он открыл глаза.

- ...гения, – одними губами прошептал он. Пат даже не успел удивиться, что этот мистер Некто, шатающийся голым по подвалам, знает Женьку да еще величает ее полным именем, как коротко мякнул ее мобильный.

- Проклятье, здесь почти не ловит, – пробормотала Женя, попытавшись ответить на вызов. И словно проснулась, тут же развив бурную деятельность. – Есть какие-то шмотки?

Пат вспомнил про рабочую одежду, которую запасливая бабушка хранила тут в шкафу, на случай больших весенних авралов по уборке музея, когда старшеклассники приходили отрабатывать практику.

- Есть в шкафу, за вон тем ящиком.

Женя метнулась в угол и, едва не оторвав ветхую дверцу шкафа, завозилась там. “Не знаю... что из этого налезет...” – слышался ее голос. Наконец она вынырнула из недр шкафа с какой-то старой олимпийкой и растянутыми спортивными штанами.

Общими усилиями они напялили это на неизвестного, причем Женя все время щебетала что-то успокоительное все на том же птичьем пришепетывающем языке. Подвальный нудист, как показалось Пату, смотрел на одежду если не с опаской, то, во всяком случае, как на диво невиданное. Но слова Женьки примирили его с необходимостью надеть штаны и олимпийку, которую едва удалось натянуть на его плечи.

- Я думала, она получше тянется, – бормотала Женька, с женской тщательностью разглаживая и оправляя олимпийку и стараясь придать вылинявшим, с пузырями на коленях спортивкам хоть какое-то подобие приличного вида.

- Отведем его к тебе, – неожиданно сказала она. Пат изумленно моргнул – Женя еще ни разу не пыталась напроситься к нему в гости, да и к себе не приглашала.

- Нельзя же его тут оставить, а у меня мама... нервничать будет, сам понимаешь. Твоя бабушка вроде более спокойная.

Пату ничего не оставалось, как кивнуть, подчиняясь Жениному напору – его бабушка была мировой бабушкой, и он поспешил уверить себя, что в том, что он притащит домой неизвестного парня в компании со слабо знакомой бабушке девчонкой, нет ничего такого.