Страница 34 из 38
Капитан Феб, прежде чем покинуть Бертольдо, указал на одну из комнат, в которой якобы должен был находиться судья. И чем ближе Джентиле приближался к ней, тем труднее давались ему шаги. Только захотел он приоткрыть дверь, как из неё вышел сам Клод:
— Если до конца дня не развяжете ему язык — отрубите руки.
Он произнёс это с таким безразличием, словно рассказывал одному из аристократов о блюде, которое ему подали к завтраку. В силу того, что голова одного из мужчин все ещё была повёрнута в сторону палача, а рассудок другого и вовсе помутнел — они врезались друг в друга. Брюнет поспешно схватился за чёрную сутану, пытаясь хоть как-то устоять на ногах и устремил свой взор на пленника, в коем узнал одного из ремесленников Парижа, который держался на плаву только благодаря своим умелым рукам.
— Господин посол, — Клод с отвращением оторвал крепкую ладонь мужчины с чёрного одеяния и несколько брезгливо отряхнул пыль со своего плеча, — Боюсь, что Вы ошиблись лестницей.
— Нет, Ваша честь. Я хотел с Вами поговорить.
— Поговорить? — брови его на мгновение нахмурились, а затем он направился вдоль по коридору, совершенно не демонстрирую какую-либо заинтересованность в разговоре, — Так говорите же.
— Ваша честь, — послу пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от собеседника, — Элисон…
— Я не знаю, где находится Ваша невеста, Бертольдо. И у меня совершенно нет времени, чтобы выяснять это. Если больше у Вас нет ко мне вопросов, то извольте удалиться.
— Я знаю, что Вы обручены, — слова юноши заставили судью остановиться, — Я хочу, чтобы Вы отказались от неё. Я смогу Вас убедить.
— Убедить? — на его тонких губах появилась ухмылка и он с неким сожалением взглянул на собеседника, — И всё же, Бертольдо, я не понимаю, как Вы можете быть настолько глупы, — Клод медленными шагами приблизился к брюнету, — Будьте добры, оглянитесь вокруг. Вы понимаете, где находитесь?
***
— Хайвэл, — подала голос юная девушка, — Кажется, я не очень хорошо себя чувствую.
— Конечно, дорогая, нужно было честно отвечать, а не пить через каждый вопрос… — мужчина чуть сильнее прижал сестру к себе и прикрыл глаза, — Но не бойся, это пройдёт. Все проходит.
— Хайвэл, я не хочу умирать… Я понимаю, что мы все когда-нибудь умрём, что смерть неизбежна и её следует принять, как что-то должное, но мне страшно.
— Боже, как подобная чушь посмела пробраться в твою светлую голову?
— Я знаю, как странно это прозвучит, но я предала Клода. Я вела праведную жизнь, мой милый брат, ты знаешь это, но одним предложением, одной чертовой фразой я обрекла себя на вечные муки в аду. Я тоже вмерзну в холодное озеро по самое горло?
— Элисон, одних слов недостаточно. Сложно представить, сколько люди наговорили друг другу сгоряча. Но всё можно исправить. Вину всегда можно искупить.
— Но Иуда выбросил монеты, что получил за предательство, он распрощался с собственной жизнью из-за вины, но… он так и не заслужил прощение. Разве есть ли шанс исправиться у меня?
— Ты сравниваешь себя с Иудой?
— Как думаешь, если человек, которого предала я, предаст меня, то заслужу я прощение?
— Боже, есть же на свете люди, которым нельзя пить!
— В нашей библиотеке есть книги о Бруте, Иуде или Кассией?
— Должны быть, — Девушка вдруг отстранилась от брата и попыталась подняться на ноги, — Ты куда?
— Я подумала, что мне следует узнать побольше о своих будущих соседях. А то как-то неловко получится.
— Элли, — Хайвэл стащил с кровати подушку и, приобняв её, прикрыл глаза, — У неё были золотые волосы.
========== Часть 24 ==========
Комментарий к
Прошу не бросаться тапками за POV, ибо я просто не мог его не включить.
С момента повествования 23 части прошло 17 лет, поэтому во-о-от…
POV Джентиле
Здесь холодно. Настолько мерзко находиться в этом городе, моя дорогая. Я не вспомню, чья была идея вернуться, но от одного вида столь милой твоему сердцу усадьбы мой разум теряется в апатии.
Порой мне кажется, что я веду диалог сам с собой. Мой голос в мгновение ударяется о стены каменного здания и раздаётся эхом в коридоре. Ответ никогда не следует.
Хочется поёжиться от сырости и холода, что беспорядочно завладел этим местом. Однако я могу отчётливо вспомнить совсем недавний блеск в твоих глазах, когда речь зашла о Париже. Сколько воспоминаний связано с этим городом? До сих пор храню в сердце нашу первую встречу. Ты была так юна и так красива в том светлом платье, серебряные нити которого очаровательно блестели подобно свету луны. Я был готов поклоняться Франции и навсегда остаться здесь, если только глаза твои блестели счастьем воспоминаний наших дней и наших встреч.
Осторожно поднимаюсь по лестнице, что уже издаёт неприятный скрип. Услышишь ли ты его? Ты всегда так тихо ступаешь на землю, словно у тебя за спиной крылья. О твоём появлении всегда узнаю лишь по тихой мелодии голоса, что ласкает мои уши. Ты не сказала мне ни слова за последние три дня, думаешь он настолько противен мне?
Мой ангел, я посмел упомянуть за обедом того, чьё имя поклялся забыть. Но как я смею стереть из памяти человека, которого ты вспоминаешь в тяжёлые дни своей болезни? Я безгранично люблю Марию, невозможно похожую на тебя. Но как могу я забыть его, когда смотрю в глаза нашей милой дочурки и вижу тот карий взгляд? Бог свидетель, что я люблю Марию, как родную дочь, но неужели я не достоин твоей любви? Ни один раз я слышал слова любви от тебя, но было ли то признанием, а не утешением?
Моя душа, во мне продолжает жить наше одно на двоих сердце. Ты обещала, что после того, как покинешь меня, оно продолжит биться за двоих, давая знать о твоей любви ко мне. Но почему когда блуждаешь ты между кустами сирени, ты вспоминаешь его?
Мой дорогой ангел осмеял мои чувства, разбил их и захотел вернуться. Я простил, родная, но тебе все ещё мало. Я всё тот же, Элли. Тот, кто взволновал тебя, кто бросил свою жизнь к твоим ногам ради нежных рук и желанных объятий.
Ты ни разу не произносила его имя, но я всегда видел его в твоих глазах, ты всегда искала его и даже сейчас, когда мы оба не молоды ты грустишь, потому что образ его окончательно покинул твою память.
Дорогая, я подслушал ваш с Марией разговор. Кажется, мне стало трудно дышать, когда она спросила о нём. Это немыслимо оскорбило меня, неужели он действительно беспокоит мою дочь? Я слышал, как сладострастно ты вещала, как грустила, вспоминая его письмо. Боже, солнце моё, неужели я не достоин любви? Неужели я обрёк тебя на вечную, не покидающую твои глаза, горечь? Ты несомненно бы бросилась в его объятия, если бы только он пришёл. Родная, насколько бы сильно ты возненавидела меня, если узнала, что я не позволил вашей встрече свершиться? Может, я был бы несказанно счастлив, если ты чувствовала ко мне хотя бы ненависть. Мой свет, иногда и смерть — милосердие. Спустя столько лет после смерти, цель его была исполнена, но оправдывает ли она средства?
Мне становится дурно и приходится балансировать, чтобы устоять на ногах. Твоя дверь приоткрыта, и я способен увидеть проворный лунный свет. Должно быть, мне стоило отдышаться прежде, чем навестить тебя, но я сглупил и дыхание моё замерло, когда мой взгляд не сразу обнаружил тебя. Тоска настолько сильно въелась в моё сердце, что кажется осталась там до скончания моих дней. Мне не помогают балы, не помогает вино и даже счастливое лицо нашего ангела не сможет мне помочь.
Моё солнце, иногда я и сам не знаю, кто я, но мне не нужно твое сочувствие. Ты несёшь с собой вину, прячешь своё милое лицо от меня. Тебе никогда не сбросить этот груз. Яд никогда не покинет твои вены. Но я простил.
Разве могу я винить человека, что полюбил тебя, когда смысл моей жизни уже много лет заключён лишь в тебе?
Меня не покидает чувство, что я ищу солнце ночью. Я столько хотел бы рассказать, дорогая, но ты бы даже не стала меня слушать. Родная, я всегда был твоей тенью, всегда был рядом, всегда оберегал тебя, но ты не веришь в это. В моей молитве всегда звучит твоё имя. Я хотел бы увидеть этот мир твоими глазами, лишь бы понять тебя. Когда я думаю о тебе, меня невольно берёт дрожь, клянусь, что уйду, как только ты попросишь меня об этом.