Милосердие в тебе

И они сидели с опущенными головами в комнате, в доме, в котором уже никогда не раздастся смех, никогда не мелькнёт улыбка, никогда не упадёт слеза. И брошенный щенок больше не сможет счастливо вилять хвостиком.

— Как тебе Париж?

Вопрос мужчины заставил девушку вопросительно поднять глаза. Она не знает, как долго они сидели в этом помещении, но за окном уже всходило солнце. Они так долго молчали, что она почти уже позабыла, что умеет говорит, что слова нужны для чего-то.

— Прелестные узкие, грязные, сырые улицы, — она поджала губы, пытаясь вспомнить хоть одно приятное воспоминание, но все, что когда-то казалось ей приятным стало в один миг противным, — Притоны разврата, оскверняющие величественные соборы, и гнусная вонь, оскорбляющие лицо города, подобно язвам.

— Очаровательно, правда?

Хайвэл продолжал настороженно смотреть на сестру, пытаясь уловить на её лице хотя бы единую эмоцию, но та даже не нахмурилась.

— Пожалуй, не следовало нам покидать Англию.

Наконец с её губ сорвался прерывистый вздох. Она ранее не решалась произнести даже слова, опасаясь, что брат утопит её в безграничном количестве вопросов. Хайвэл никогда не подходил к волнующей его теме сразу. Всегда начинал издалека.

— Я предлагаю тебе поиграть в одну игру. Насколько я знаю, ты любишь игры.

Девушка внимательно наблюдала за мужчиной, что впервые за несколько часов решил подняться с кресла. Ловкими, но в тоже время величественными шагами он приблизился к стеллажу с алкоголем. Элисон невольно вспомнила отца. Хоть и все говорили, что Айзек был больше похож на Виктора, девушка всегда убеждалась в обратном. Если младший брат и походил на отца, то только внешними данными. Хайвэл же говорил, двигался, вполне вероятно, что он даже думал, как отец.

Тем временем мужчина уже успел взять в руки два серебряных стакана и последнюю бутылку виски, которой к слову очень дорожил и хранил на крайний случай. Но по его недовольному выражению лица можно было понять, что мера эта вынужденная. Он боролся с желанием поставить бутылку на место и взять какое-нибудь французское вино, но оно бы полностью нарушило его планы.

— Правила очень просто, — Хайвэл присел напротив сестры и, положив бокалы на пол, наполнил их алкоголем, — Либо отвечаешь на вопрос, либо пьёшь.

— Ты думаешь, что я никогда не пила? — Элисон посмотрела на брата, оценивающим взглядом.

— Значит, будем считать, что ты согласна. Итак, — юноша пододвинул стакан к сестре, — Где ты была всё это время?

Мужчина знал ответ на вопрос, но почему-то ему хотелось услышать подтверждение тому из уст сестры. На губах её появилась самодовольная ухмылка и, взяв стакан, она залпом иссушила его, о чём тут же пожалела: девичье лицо побагровело и она закашляла.

— Что это?

Девушка явно надеялась, что в бокале её будет вино, более того — она действительно была уверена в этом. А такую мерзость — иначе она не могла назвать этот прекрасный алкоголь — пить настоящая мука.

— Напиток Богов, — он все также невозмутимо подлил сестре в бокал очередную порцию алкоголя, — Твоя очередь.

— Тебе не кажется, что это немного нечестно? Учитывая твое телосложение и моё, пьянеть я начну гораздо быстрее, — мужчина лишь довольно кивнул, — Что же… я не смогла найти письмо судьи Фролло в своих покоях. Ты как-то причастен к этому?

— Я сделал с ним то, что посчитал должным: отдал письмо господину Джентиле. Я думаю, что ему следовало знать о неверности будущей супруги, — мужчина на самом деле предпочёл бы выпить содержимое сосуда, нежели сказать что-то подобное сестре. Однако он хотел выдавить из неё хотя бы единую эмоцию, но она лишь в очередной раз поджала губы и взяла в руки бокал, — Хорошо, где ты была вчера?

— Нельзя задавать один и тот же вопрос.

— Хорошо, я переформулирую его: ты была с пэром Фролло?

— Да.

— И всё?

— И всё. — ещё более утвердительно заявила юная девушка, — Моя очередь… Почему ты скрывал от меня правду о смерти отца? — Не задумываясь даже на мгновение, мужчина выпил виски, — Если ты думаешь, что оберегаешь меня таким способом от…

— Только один вопрос за раз, Элли, — возразил Хайвэл, слегка наклонив голову, — Мне интересно, проснулась ли в тебе совесть, сжалилась ли ты над чувствами брата или по иной причине вернулась в усадьбу?

— Ты думаешь, что после того, как ты лгал мне, я действительно сжалюсь над твоими чувствами? Сколько же иронии в твоих словах, мой братец, — девушка облокотилась спиной о деревянный комод и поежилась от не покидающего её горло привкуса какой-то соломы, — Дело в том, что я наговорила лишнего и… ушла по своей воле.

— То есть он прогнал тебя?

— То есть я ушла по своей воле.

Элисон на самом деле уже стало раздражать подобное поведение брата. Он спрашивал её о совершенно личных вещах, о которых она не то, чтобы говорить, даже думать не смела. Она продолжала строить из себя статую без каких-либо чувств, но сейчас её сердце кажется ещё сильнее забилось. Аристократка захотела придумать вопрос, который поставит её брата в тупик. И она решила провести контрнаступление.

— Ты любил когда-нибудь по-настоящему?

— Разве можно любить иначе? — он на время нахмурился, а затем вновь опустошил стакан, — Ты хочешь вернуться в Англию?

***

Бертольдо уже более часа скитался по величественным коридорам Дворца Правосудия, пытаясь найти судью Фролло. Посол сам не верил в то, что он действительно тратит своё время на поиски какого-то высокомерного индюка, но другого пути он не видел. Мужчина должен был найти Клода, чтобы узнать хоть что-то о своей невесте. Со дня её пропажи он не ел, почти не пил, да и сон его совсем покинул. На него в действительности было страшно смотреть: на худом, изнеможённом лице выделялись лихорадочно блестящие глаза, на щеках играл несколько болезненный румянец, а губы покрылись сухими корками.

Ситуацию ещё более усугубляли аристократы, приглашённые на свадьбу, каждый из которых считал должным спросить о здоровье невесты и не забыть о болезненном виде самого жениха.

Молитвы посла были услышаны: в конце коридора он заметил мужчину в золотых доспехах, что прежде видел в сопровождении судьи.

— Капитан Феб де Шатопер, — сам того не ожидая, воскликнул Джентиле, а затем тут же ужаснулся от собственного голоса. Настолько хриплым и ломающимся он стал.

К счастью, военный обладал довольно хорошим слухом и, несмотря на достаточно болезненную речь мужчины, он смог расслышать своё имя.

— Господин посол?

— Я так рад видеть Вас, — Бертольдо с огромнейшим трудом подошёл к капитану. Он никогда не думал, что держаться на собственных ногах может быть настолько сложной задачей, — Я ищу пэра Фролло.

— Пэра Фролло? — повторил мужчина, как бы невзначай.

Феб руководил не только отрядом, но и теперь лично отвечал за охрану судьи и его супруги. Главным условием было то, что к мадам Элисон не при каких обстоятельствах нельзя было подпускать господина Джентиле и сложившаяся ситуация заставила его довольно серьезно задуматься. Первая мысль, посетившая его золотую голову, гласила, что он должен сейчас же достать свой меч и угрозами или другим иным путём выпроводить посла из здания, но в тоже время он вспомнил, что есть люди, которые стоят гораздо выше судьи и такое неподобающее поведение в сторону иноземного дипломата ему точно не сойдёт с рук.

— Господин посол, а я то как рад Вас видеть! — радушно произнёс капитан, похлопав беднягу по плечу, — Вот только незадача… я отправлен по важному поручению, о котором мне даже не следовало говорить Вам. Я не смогу сопроводить Вашу милость, но скажу, где искать судью Фролло.

— Сам Бог послал мне Вас!

— Да что же Вы? У нас не так много времени, я покажу Вам дорогу.

Помещение, в котором оказался посол вовсе не радовало его взор. Он находился в тёмной, еле освещённой комнате: длинный тюремный коридор со множеством грузных дверей, за каждой из них — пыточная. За стеной раздавались несуразные крики, мольба о помощи, стоны — всё сливалось воедино в этом тёмной помещении, и кажется, что в этом месте невольно становишься больным клаустрофобией. Затхлый запах, представляющий смесь из гниющего мяса, палёное кожи и вони испражнений, вынудил Джентиле поморщиться и он тут же ощутил рвотные позывы, но к счастью его желудок был абсолютно пустым.